Замочить Того. Стирать без отжима.(О наболевшем).

[Инодин Николай]

Саша, заголовки европейских газет. Албания географически тоже Европа. Про войны я тоже знаю, но в этом тексте себя не сдерживаю, плету, что в башку придёт.

[Краском]

Принято. Понято.
Для большинства европейцев тогда С-А Штаты - что-то очень далёкое, где пампасы на вигвамах охотятся за койотами... До рузвельтовского "скачка" - у-у-у-у сколько... Так что вполне, вполне могут и написать...
P.S.:
Албания в описываемый временной период на карте Европы отсутствует как государство... Впрочем, Оттоманская Порта - тоже Евразия... Эти тоже могут брякнуть.

[Инодин Николай]

Василий Основин aka Bespredel

Брать форт отправились без местных. Нет, если кто соберётся устроить шоу с криками, воплями, форсированием водной преграды под обстрелом и горящими статистами для создания нужной автору атмосферы – клава ему в руки, уроду. После такого задела ему останется только секасу в коктейль добавить – правильного с грязной и не нашего с чистой (естественно, когда это наши с чистой-то спали, а? Автор-то патриот, ему грязную подавай). Поубивал бы.
Нам нужно было сделать янки, а зрелищность она враг эффективности. На кой чёрт нам переправа? У противника абсолютное превосходство на море. Их лоханки последнюю неделю к занятому нами берегу плавают, как на работу, и меньше трёх-четырёх десятков снарядов не выпускают. Ничего пока не натворили, но если им эту борзость спускать с рук, обязательно куда-нибудь не туда попадут. Оно нам нужно?
После фестиваля, который вчера устроил Свояк, наша кавалькада большую часть пути проделала по обезлюдевшим местам. Местные убрались от греха подальше – приучены уже избегать людей в камуфляже. В чём-чём, а в отсутствии смекалки аборигенов не упрекнуть. Ближе к окраинам города верхом ехать не рискнули – отдали лошадей Мигуэлю (или это был Алехандро?), разобрались по группам и пошли, аккуратно осматривая окрестности.
Крестовский и напросившийся к нему в корректировщики Свояк свернули в неприметный проулок и растворились в темноте. За ними, выдерживая дистанцию, почти бесшумно перемещаясь от стены к стене, поводя по сторонам трубами навёрнутых на стволы глушителей, двинулась группа прикрытия.
Рыхлый и его Чинганчгуки скользнули к смутно темнеющей впереди массе форта. Он тут совсем новенький можно сказать, дитя войны Севера и Юга. Ещё и пятидесяти нет. В ночной прицел видно, что часовые на ближней стене собрались в кучку и травят байки. Сейчас прилетит им за нарушение правил несения караульной службы. Индейцы вскидывают левые руки и утыканные стрелами охраннички кулями валятся со стены. Надо же, а мы смеялись над Рыхлым и его страстью! Нашёл-таки общий язык с обитателями резерваций, нашёл!
Наша очередь.
Трясется под ногами хлипкая лесенка – хорошо, стена невысокая. Переваливаюсь через парапет, отпрыгиваю в сторону, вскидываю свой «Хеклер» – целей нет. Веник и Виталя принимают влево. А ББ хакает, и ствол в руках ходуном ходит. Перед ним лучше не становиться, учту.
Лестница со стены внутрь форта широкая, кирпич не расшатан - спасибо неизвестным строителям. Из-за моего плеча раздаётся короткий лязг, часового у входа в арсенал отбрасывает на стену, он роняет винтовку и медленно сползает на землю.
Теперь штаб и казарма. Надо спешить – за нами через стену уже ломятся индейцы Рыхлого.
Выпрыгиваю из-за угла и бью ножом в шею часового у штаба. Уворачиваюсь от хлынувшей крови. Дверь. Закрыта. Разделяемся, ББ и Серебряков бегут через плац к казарме, я выдёргиваю из креплений «Итаку». Будем шуметь.
Тук-тук! Выстрел из дробовика выносит дверной замок, вышибаю дверь ударом ноги и бросаю в тёмный проём ребристую тушку гранаты. Отпрыгиваю в сторону. Бах!
Дверь услужливо распахивается – спасибо взрывной волне. Влетаю внутрь. Длинный коридор, рядом со столом стонет кто-то, прижимающий руки к животу. Контроль, пробегаю мимо. Из боковой двери выпрыгивает серая фигура с револьвером в руке, стреляю в голову. Патроны в дробовике с картечью, хорошо, что убирать здесь мы не собираемся. Прыгаю в небольшую нишу, поднимаю ствол – как знал. Следующий ковбой в коридор вылетает в прыжке. Надо же, какой прыткий, успел два раза бахнуть из револьвера в сторону входа. Хорошо, что меня там уже нет. Трачу третий патрон. Перезаряжать некогда, дробовик в зажимы, подхватываю болтающийся на ремне автомат. Двое на лестнице, бегут со второго этажа. Отличный у Хеклера глушитель – вспышка не засвечивает ночной прицел, лязг затвора громче звука выстрелов.
Ещё два минус. На дворе крики и стоны – выбегающих из казармы солдат отстреливают в два ствола. Мы специально дали понять, что нападём сегодня – весь гарнизон должен был собраться в форте, некогда нам их по городу вылавливать.
Кажется, здесь всё. Боком, приставными шагами подбираюсь к лестнице. Поднимаюсь, не сводя глаз и ствола с верхней из видимых ступенек. Похоже два охламона, валяющиеся на первом пролёте были единственными обитателями второго этажа. Расслабляюсь, опускаю «Хеклер» к ноге удерживая компактную машинку за пистолетную рукоять. Делаю два шага вперёд и чувствую, как волосы на затылке начинают шевелиться от предчувствия опасности. Падаю назад, собираясь кувырком уйти под прикрытие каменной колонны.
Поздно. Именно из-за колонны высовывается прятавшийся там хмырь, очки которого блестят даже в полумраке неосвещённого коридора. Выстрел из револьвера обжигает правое плечо, автомат выворачивается из разжавшихся пальцев. Сцепив зубы и не обращая внимания на цветные круги в глазах заканчиваю кувырок и левой всаживаю нож в живот очкарику. Он пытается ещё раз нажать на спуск своего «Смит-Вессона», но рука не слушается. Я чувствую, как жизнь из его тела вливается в мой клинок, нагревая рукоять. Толкаю хватающего воздух распахнутым ртом хитрого ботана в сторону. Он сползает на пол, обутой в тяжёлый ботинок ногой выбиваю из его руки револьвер.
Тля, как больно! Правая рука болтается как плеть, пуля наверняка зацепила кость, хоть и прошла навылет.
Чёрт, как я этого не люблю! Здоровой рукой лезу в подсумок, достаю оттуда флакон с экстрактом почки Бархатника. Задерживаю дыхание, срываю пробку и залпом заглатываю содержимое. По телу прокатывается огненная волна, поднимая дыбом каждый волосок и сокращая все мышцы по очереди. Даже те, о существовании которых ты до того не подозревал. Боль не то чтобы проходит совсем, но становится терпимой, рука начинает двигаться, кровь из раны больше не течёт. А больше и не надо, и так весь коридор захлестал, будто барана тут зарезали. Терпеть не могу вид собственной крови. И запах. Подбираю автомат, куском срезанной с очкарика сорочки стираю с него кровь и спускаюсь на второй этаж. Рука уже почти не болит. Как говаривал девочке Элли её дядюшка, много повидавший моряк Чарли Блэк:
– Если готовить с любовью, девочка моя, даже в самая вздорная тёща может доставить человеку радость, – при этом одноногий путешественник всегда поглаживал татуировки, сделанные лучшими умельцами острова Куру-Кусу.
Вот ведь никчемным человеком при жизни был Моня Бархатник, а сумел принести пользу человечеству.
Если бы ещё зелье не так сильно отдавало мочой…

[Цоккер]

Местные убрались от греха подальше – приучены уже от людей в камуфляже держаться подальше.

Близкий повтор.

пуля наверняка зацепила кость, хоть и прошла на вылет.

Навылет (слитно)

[HoKoNi]

Терпеть не могу вид собственной крови.

Я в сомнениях, но вроде бы в таком контексте говорят "вида".

[Цоккер]

Терпеть не могу вид собственной крови.

Я в сомнениях, но вроде бы в таком контексте говорят "вида".

Сомнения вполне обоснованны.
Терпеть не могу (кого? что? - винительный падеж) вид собственной крови.

[Инодин Николай]

Поправил маленько.

[Инодин Николай]

Михаил Крестовский aka Korpus Kristi

Разворачиваю принесённый с собой коврик. Лежать на каменистой площадке без пенки то ещё удовольствие. Набрасываю на себя «лохматку», сменяю бейсболку на чёрную бандану – ночью наличие козырька неактуально. В поле ночного прицела холодные силуэты мониторов на фоне тёплой ещё воды. Днём было бы наоборот, но днём я тепловизор на винтовку ставить не люблю. Старая школа, ортодокс, можно сказать.
В прицельной сетке привольно расположился вахтенный матрос. Не спит, что в принципе, характерно для американского флота – служба у них поставлена хорошо. Я бы сейчас предпочёл иметь дело с испанцами или их производными, те высокой дисциплинированностью не грешат. Но имеем то, что имеем.
– Четыреста тридцать ярдов два дюйма до мостика правого монитора, – это Свояк, разобрался, наконец, с лазерным дальномером.
– Принял.
П

[Цоккер]

Снимаю вахтенный на мониторах

вахтенных

для того забраться на палубу не нужно быть Стивеном Сигалом.

для того, чтобы забраться

А вообще - феерично.

[Инодин Николай]

Цоккер, спасибо!