Ярчуки (Дети Гамельна-2)

[Иркуйем]

Никто никуда деваться и не собирался. Занесли полуобезглавленного товарища в пустой по летнему времени, дровник, где только малые щепочки по углам остались. Туда Магнусса и положили. До утра оставили. Среди ночи могилу копать – последняя забава. Оно и лопату хрен найдешь, да и ошибешься на чуток, а там снова обиженный покойник из домовины полезет. Не, лучше обождать.
Благо и выпить осталось, и закусить. Выпили молча, чуть ли не по пол кружки выплеснув. Немедля повторили, память лихого кавалериста помянув. Товарищей терять для наемника дело привычное. Без такого поворота, бывалый боец и жизнь свою помыслить не может. Сам живой, так и пей, пока пьется! Давешнего веселья, конечно уже не вернуть было – все же хороший человек погиб. Хоть и сугубо по глупости.
Ну а, выпив по третьей, песню затянули, к которой и селянки присоединились. Слов-то не знали, конечно, но о чем поется, и так понятно…
Мирослав осоловело посмотрел на причудливый узор, украшавший глиняный бок кружки. В голове шумело, мысли спотыкались, оттаптывая друг другу лапы. А завтра еще хоронить Магнусса и как-то переправляться на другой берег… Капитан обвел взглядом сарай. Пьянка сходила на нет - парни расползались по углам, чаще не в одиночку
Теплая ладонь коснулась щеки. Мирослав вздрогнул дернулся от неожиданности. Оказывается, пока он глубокомысленно разглядывал кружки, к нему подсела одна из селянок, стройная, черноволосая, до боли похожая…
- Да шо ж ты такой смурный, осавул? Сыдышь, будто жаб объелся...
- Ну вас, - буркнул капитан и вышел во двор. Оно и продышаться полезно, и до конюшни пройтись, глянуть, не пирует ли там какой вовкулак.
Выяснилось, что лошади находятся под надежной охраной. Даже удвоенной. Капитан, приблизившись к кривому навесу, изображавшему здесь конюшню, расслышал тихий разговор – собеседников, притулившихся в сухом месте у столба, видно не было, но догадаться, кто там таится, труда не составляло. На этакой чудовищной смеси языков даже в этом приречном вавилоне, мало кто общался. Испанские, русские, польские, греческие словечки…
— Ежели по доброму, так отчего же нет? А то лапами да вовсе походя, — сетовал бархатный, дивно приятный женский голос. – Вроде ж благовоспитанный пан, не чумак какой-то. А лезет как к гулящей. Обидно же мне. И сметану жалко.
— Жалко, очень жалко, — соглашался лейтенант.
— Так отчистился хоть? Несуразно вышло. Жупан-то хороший, ворот с кружавчиками. Надо бы постирать.
— Дорога, сеньорита. Долгая дорога, — печально оправдывался Угальде.
— Вот то печаль, что дорога, — вздыхала неведомая красавица. – Ездите, ездите, нелегкой смерти ищите.
— Судьба солдата, сеньорита.
— Да какая там синь-рита. Простые мы, хуторские. На той стороне, у Новой Магдаленовки хутор. Живем потихоньку, батюшка уж не тот стал, братов у Пилявцев ляхи порубали, пришлось мне хозяйствовать. Ничего, восемь дворов, а слухают. А отчего ж не слухать, я женщина добросердечная, но ежели что… вот они у меня где!
— Дивная ручка у вас, душистая, а уж чистая как…
— Ой… — сказала хуторянка, которой, видимо, не так часто целовали руку.
— Так как же ваше имя, прекрасная пейзанка? – продолжил осаду лейтенант.
— Та шо ж за сквернословство? Горпына я.
— О! Древний род шкифских гарпий? Я так и думал – эти точеные, дерзкие черты лица, этот носик, эти маленькие летучие ушки…
— Ой… Экий вы неугомонный лыцарь… — промурлыкала млеющая хуторянка.
Видимо, собеседники на что-то слегка отвлеклись, ибо речи их пошли окончательно невпопад.
— Святым Христофором клянусь – вы истинное сокровище здешних краем. Гарпин, я потрясен всем сердцем и душой…
— Божешьтымой, отчего чернявенькие непременно этакие подходчивые…
— Гарпин, если я осмелюсь предложить, не оскорбит ли сеньориту…
— Ой, да шо ж он не по-людски бормочет? Да поняла, поняла… Шо ж с тобою, таким усатеньким, делать? Пойдем, там сено и укромно, спят уж все…
Шаги удалились, взволнованно хлюпнув по лужам. Мирослав усмехнулся. Одни ждут погребенья, другие жить спешат . Запомнит Диего это ожидание переправы – здешние крылатые Горпыны так легко не забываются.
Постояв еще немного, капитан вернулся в сарай. Где его всё ж дождалась стройная и черноволосая…

[Иркуйем]

Переодетый в единственную чистую и целую рубаху, найденную в его мешке , Магнусс лежал на рядне в тени кустов – дожидался, пока могилу отроют и домовину принесут. сколотят. Готовых заранее не было.
И лопаты, и домовина – все нашлось, даже особых денег платить не пришлось. Наконец, Йозеф со Збыхом вывалили из ямы последние комья, выбрались наружу. Могильщики отдувались, оценивали подготовленный товарищу последний приют, и жадно пили холодный квас. Земля тут была пополам с камнями, копалась тяжело. Но не к его же убийцам жертву подселять?..
Что за могилы на том заброшенном погосте, где финна убили, Мирослав так и не допытался. Местные сразу замолкали испуганно, а вчерашний запорожец, что с раннего утра приперся за похоронами приглядеть, только хмыкнул многозначно, мол, надо оно тебе? Кого надо, того там и прикопали, да и давно то было. Ты отсюда сгинешь скоро, а нам тут жить. Капитан намек понял, и больше вопросами никого не тревожил.
Финна втиснули в домовину, прикрыли разодранную глотку куском чистого полотнища. Котодрал хотел было рукоять палаша в мертвые ладони вложить, но Мирослав не позволил, перехватив недобрый взгляд запорожца, что тенью слонялся вокруг...
Когда могилу засыпали, и в изголовье встал крест, сколоченный чуть кривовато, но надежно, запорожец, попыхивая трубкой, подошел поближе. Испуганно расступились посполитые, что поприходили, в расчете на дармовое поминальное угощение. Казак молча сунул Мирославу в руки плотницкий топор и длинный, тщательно обструганный кол. Кивнул на свежий холм, с которого еще ссыпались комочки. Капитан, так же ни слова не произнеся, подошел к могиле, воткнул в рыхлую землю острый конец, надавил посильнее, почувствовал как заточенная осина уперлась в доски. Запорожец размашисто перекрестил могильный холм, обильно плесканул из вынутой из-за пазухи фляжки чем-то зеленоватым, но на запах больше схожим с горилкой. Видать, настойка какая-то.
- Что стал? Бей!
Мирослав с силой ударил обухом по колу. Странное дело, но как лопнула доска, услышали все, несмотря на то, что порядочной глубины могила отрыта. Кто-то громко ойкнул в стороне. Капитан врезал еще раз, кол провалившись, достиг мягкогое. Громко выругавшись, Мирослав бил и бил, вкладывая всю свою злость. Из-под кола, вколоченного чуть ли не под срез, брызнула струйка крови. Тоненькая, будто змейка только-только из яйца вылупившаяся…

Конец главы

[Цоккер]

Ездите, ездите, нелегкой смерти ищите.

ищете
===========================================================================

пока могилу отроют и домовину принесут. сколотят.

Опять выбор наиболее подходящего слова

кол провалившись, достиг мягкогое.

мягкого

[Иркуйем]

Переправа и Мынкивка

Истинное наслаждение глянуть с середины Днепра на его роскошнейшие берега, обвести вольным взглядом те зеленые горы, что сложены из густо поросших лесом обрывов, и те необъятные луга, что смыкаются с небесами, выше и пронзительнее коих не бывает на земле. Неспешно и величаво влечет свои воды мудрый седой Днепр, и так же медлительно и царственно лениво проистекают дни того жаркого и изобильного месяца, что в иных местах зовется именем полузабытого древнего императора, так славно сыгравшего комедию своей жизни, а в здешних краях, простодушных и добродетельных, наивно и чистосердечно наречен – серпнем.
Нагревало высокое солнце брусья и бревна настила, пахло дегтем и рыбою, гулял над водой мягкий речной ветерок, утешающе журчала, искрилась вода под длинными веслами гребцов. Ни о чем дурном в этот летний час людям не думалось, и думаться не могло.

[Иркуйем]

Навалившись животом на брус, что предохранял неосторожных от падения в воду, Мирослав потягивал трубку, смотрел на удаляющийся берег. Капитану хотелось ругаться. Из-за всех похоронных хлопот, отчалили Охотники уже хорошо после полудня. И глядя, как медленно ворочают тяжелые весла паромщики, было понятно, что приставать доведется в полутемках. Если не в темноте…
На пароме, что представлял собою прямоугольный плот, примерно шагов тридцать в длину и десять в ширину, с чуть нарощенными бортами, было тесно. Банда, хоть и осталось всего восемь человек, заняли большую часть. Лошади же, вьюки…
Одно радовало – паромщики о двух дукатах и не заикнулись. И вообще от платы отказались, указав только куда коней лучше поставить. Да и грозный «атамано-гетьман» со своими реестровыми к отплытию так и не явился. Видать, хмурый запорог, что так своего имени и не назвал, намекнул, что лучше не лезть к хлопцам понапрасну.
Мирослав выбил пепел в реку, повернулся, прислонившись к брусу теперь уже спиной. Прислушался к беседе, что на пароме неспешно текла.
Кроме охотников, на пароме было еще с десяток посполитых с маслаками, да четверо реестровых с повозкой. Посполитые оглядывались тревожно, «алебарды» свои в тряпье кутали. Оружья, сделанного из того, что под руку подвернется, Мирослав видел много. Сам пару раз колья на костре обжигал. Но вот чтобы челюсти конские да коровьи к древку вязать, и всерьез думать, что супротив крылачей такая придумка сгодится. Шибко в Бога верить надо!
Казаки же, сперва на шумную и похмельную банду посматривали с недоверием, руки от пистолей не убирая. Но потом раззнакомились, разговорились, дорога-то долгая, скучная – гляди себе, как волны о борт плюхают, да впереди берег близится еле-еле…
Попутчики оказались Лисянского полка, того, где наказным гетманом Кривонос был, что, оказывается, помер два года как. А Мирослав, наслышанный от пары знакомых о полковнике, все его живым считал. И Хмелю в подручные прикидывал. Ну не первое в жизни разочарование, и не последнее. В следующий раз надо будет по-четче обстановку прикинуть, а то мало ли что как повернется...
Везли хлопцы всякий огневой припас. Куда и кому, прямо не сказали. Зато бочонок пороху «утеряли» с удовольствием. Добавив свинца и полсотни пыжей.
Менялись на «змеесултана», которого Мирослав выкинуть хотел, снеся вонючейший мешок на помойку, на поживу бродячим собакам. Один хрен, ни продать, ни к чему доброму приспособить не выходило. Была у коварного Литвина мысля: выкрасть хама-«атамана», да вложив его змеиной башке промеж зубов, сверху пристукнуть. В жирнючего наглеца клыки как в масло войдут. То-то шуму и крику будет! Мол, коварные ляхи чернокнижным колдунством справного казака погубили, лыцаря степового жизни лишили!
Неожиданный обмен провернул Угальде, в котором после вчерашней ночи пробудился не только знаток местного наречья, но и торгаш. Помогло, конечно, еще и то, что двое из реестровых в свое время вдоволь по Европам пошатались, и испанца неплохо разумели. Ну и понимали, что такой трохфей заохотить – большой редкости везенье. А за черепушку такую любой шляхтич серебром по весу отсыпет. У них-то, гонор поперек разума бежит…
Паром подошел к причалу, ткнулся носом. Дрогнула палуба под ногами. Четверо передних паромщиков, оставив весла, перекинули дощатые сходни. Простучали копыта по сходням, проскрипели доски под тяжестью казачьего возка…
С реестровыми расставались чуть ли не друзьями. Котодрал с одним даже ножами обменялись на память.
Мирослав дождался пока банда по окрестным кустам сбегает – неудобно ведь с борта гадить, можно и окунуться ненароком, да и щука на блесну броситься может. Завелись недавно тут щуки такие. Лапы у них с перепонками, ликом с людьми схожи. Спор о происхождении подобного негодяйства в реке ни к чему не привел. Реестровые на подлость ляхов грешили, специально из Сарацинии привезших и запустивших грызучих тварей. Паромщики ворчали, мол, где-то за Киевом характерники зелье колдовское расплескали по пьяному делу. Докапываться до истины было некогда, да и не зачем. Пусть новоявленных речных обитателей запороги выслеживают и вываживают. У нас свои дела имеются!
Наконец, все оказалась в сборе, и в седлах. Махнув на прощание реестровым, что ехали на Чигирин, банда двинулась своей дорогой. Впереди было еще верст десять, а то и больше.

[Римма]

Ну и понимали, что такой трохфей заохотить – большой редкости везенье. А за черепушку такую любой шляхтич серебром по весу отсыпет. У них-то, гонор поперек разума бежит…

"такой-такую" - близкий повтор получается. М. б. "за громадную черепушку"?

[Цоккер]

Банда, хоть и осталось всего восемь человек, заняли большую часть.

Банда, хоть и осталось их всего восемь человек, заняла большую часть.

всерьез думать, что супротив крылачей такая придумка сгодится. Шибко в Бога верить надо!

всерьез думать, что супротив крылачей такая придумка сгодится - то шибко в Бога верить надо!

надо будет по-четче обстановку прикинуть

почётче (слитно)

На пароме, что представлял собою прямоугольный плот, примерно шагов тридцать в длину и десять в ширину
...
Паром подошел к причалу, ткнулся носом.

Откуда нос у прямоугольного плота?

перекинули дощатые сходни. Простучали копыта по сходням

Близкий повтор. Его можно сделать "намеренным", чуть переформулировав фразу:
перекинули дощатые сходни. Простучали по сходням копыта

специально из Сарацинии привезших

Как вариант - "из сарацинской земли привезших".

некогда, да и не зачем

незачем (слитно).

[Иркуйем]

Откуда нос у прямоугольного плота?

Ну не боком же, и не кормовой частью))

По всему остальному согласен и благодарен)

[Иркуйем]

Банда подъехала к цели ближе к полуночи. Дорога бежала дальше, теряясь меж дубрав и полей. Мирослав поднял руку, приказав остановиться. Спешить не станем, присмотримся.
Ночь удалась такая лунная, звёздная, ясная, всё видно, хоть иголки собирай.
Полсотни низеньких, вросших в землю домиков, по здешним обычаям тщательно выбеленных и крытых соломой.. Сараи Клуни, садочки, огороды, торчащие там и сям жерди колодцев-журавлей сеновалы, неровные латки огородов, Невысокая церквушка на холме.
Капитан потер переносицу. Когда-то, в Южной Польше, в такое же село вошел десяток орденских и чуть ли не сотня наемников. Вышло пятеро. Из которых, сейчас живо два человека. Он сам да Отокар из Соколовок, что нынче тоже капитанствует. Ну и Гавела вряд ли смогло убить даже то огненное кольцо, в которое упрямого чеха швырнул кровосос - недобиток. Ходит, наверное, сержант по тамошним местам, горюет, что потерял свой любимый фальшион и давит упырей голыми руками…
Хотя нет, вряд ли за саманными стенами хаток затаилась целая армия нечисти и нежити. Вон, и дымки тянутся из труб, и собаки перегавкиваются. Когда Ночные рядом, песье племя молчит. Скулит разве что от страху. Ну и борщ вряд ли кто из нечисти готовить станет. Тянет-то, ух!
Рядом шумно потянул носом Диего. Видно, тоже запах почуял. Ишь, выпятил грудь наш испанец. Ну то понятно. Впереди у него десяток драконов, а за спиною – прелестная Горпина. Мирослав скрипнул зубами. Лейтенант всегда может повернуть назад? Нет, именно вернуться к Горпине. Мир-то к Артемиде уже нет вернуться…
Капитан спрыгнул на землю, расстегнул завязки вьюка. Банда наблюдала, вполголоса переговариваясь. Мирослав в треп бойцов не вслушивался. Вынув сверток, запеленатый так, будто внутри был наследник тронов одновременно и Франции, и Испании, и Англии, начал осторожно разворачиваясь, ругаясь сквозь зубы на затянувшиеся завязки.
Наконец, под лунный свет явилось сокрытое. Кто-то разочаровано фыркнул. После серебряных колокольцев удивительно изящной работы, извлеченный сосуд не впечатлял. Старая, позеленевшая бронза, два уродливых «барашка», держащих крышку. Да и вообще, потертый какой-то, побитый. И зачем было в десяток чехлов заматывать?
Мирослав оглянулся, выбирая подходящее место. Но ни пеньков, ни больших камней рядом не было.
- Збых, слазь и давай сюда, - рыкнул капитан.
Литвин тотчас же покинул седло и встал рядом с командиром.
- Так, - сунул Мирослав сосуд Збыху в руки, - Держи крепко. Надо открутить. И не дергайся, а то разольем нахрен.
Побледневший Литвин не стал уточнять, чего же ему не следует бояться. Не страдавшая глухотой банда отъехала чуть подальше. Вряд ли, конечно, предусмотрительный капитан таскает с собой какого-нибудь арабского демона, заточенного древним колдуном. Но мало ли?
Гайки с трудом проворачивались по грубой резьбе. Капитан ругался, Литвин молча терпел, стараясь не уронить сосуд от особо резких рывков. Наконец, оба «барашка» оказались у Мирослава в руках. Он сунул их во внутренний карман колета, хлопнул по груди, проверяя, не провалились ли корявые изделия неизвестных мастеров прямиком сразу в штаны, найдя новообразовавшуюся от сложностей жизни дырку.
- Ну че, змеиный вождь, готов?
Литвин жалобно посмотрел на капитана. На всякий случай поерзал ногами, занимая позицию поустойчивее. А вдруг рванет что? Или как выскользнет вырвется, да как врежет ядовитым хвостатым жалом!
Мирослав улыбнулся. Мысли Литвина отлично читались по закушенной губе и мелким бисеринкам пота. Не рванет и не выскочит. Капитан снял чуть заевшую крышку, небрежно кинул рядом с собой. Наклонился над открытым сосудом, в котором лежала отрубленная человеческая кисть. Вино оставалось на самом донышке. Кожа, на которой виднелись черные линии татуировки, уже пересохла, и кое-где потрескалась до мяса.
- Гребанная аршлабина! Какой дырявый протестант копался у меня в сумке!? И поперек горла ему не встали эти шмурдяки?! Вот же безмозглый придурок, чтоб ему кишки поперек глотки встали!
- Капитан, - осторожно сказал Литвин, - они ему и так встали.
- Руперт?! – рявкнул Мирослав, жалея, что рыжему англичанишке оказали милосердие, а не оставили подыхать рядом с обугленной и обезглавленной змеей.
- Не уверен, но он пару раз терся, любознателен был покойник и красное любил, - пожал плечами Збых.
- Вот как не попадется на пути англичанин, так обязательно нагадит… - обреченно выдохнул Мирослав, и скомандовал, - ставь на землю. Указующий, похоже, помер. Хотя, - задумался капитан, - я, конечно, не Христос, но попробовать-то можно.
Как ни странно, но залитое в сосуд дешевое вино, что нашлось во фляге запасливого Котодрала, положение спасло. Через пару минут, по руке прошла мелкая дрожь. Пальцы зашевелились, складываясь в разные хитрые позиции. То щепотью, то «козою», отгоняющей злых духов, и, под конец, видать под влиянием долгого путешествия – ткнуло склонившимся над нею наемникам дулю.
- Это нам за что? – спросил Угальде, - И как эта чуда, это создание нам поможет?
- Укажет нам путь, - задумчиво протянул капитан, прикидывая, как бы поудобнее разместить Указующего, чтобы тот ткнул пальцем в нужную сторону, а не послал Охотников в какую-нибудь задницу, что было вполне ожидаемо от оскорбленной столь долгой жаждой и иссушенностью части тела. Ладно, подождем пока вино подействует окончательно, и Указующий вернется в спокойное расположение духа.
- Первый раз вижу руку славы в таком хитром хранилище, - прошептал лейтенант, разглядывая кисть, что после показа дули расправилась и лежала тихо . Чуть заметно подергивали обрывки сухожилий…
- А это и не повешенного на куски рубили. Эти Указующие гораздо сложнее, и умнее. С нашим я даже в карты на щелбаны играл, - хмыкнул Мирослав, - Они-то, не из мелких преступников получились, а из святых. Правда, судя по тому, сколько этих дланей на свете, рубленные кисти отрастали как хвосты у ящериц.
- Много таких видел? – Котодрал уважительно взглянул на кисть, что снова начала неодобрительно перебирать пальцами.
- Порядочно. Если знать, где искать. Некоторые подвалы хранят в себе много тайн.
Наконец, после долгого ожидания, что было мучительнее обычного из-за незнания, чего же собственно ждут, Указующий внезапно подпрыгнул в своей купели, зацепился мизинцем за край сосуда, и ткнул пальцем в сторону дубравы, что росла чуть правее села, по-над крутым берегом.
- Выдвигаемся осторожно, - скомандовал Мирослав, - Йозеф и Марек впереди. Диего – замыкающим. Доходим до первых кустов, останавливаемся. Там приглядываемся, прислушиваемся.
- Понятно, - слажено кивнули бойцы.
- И оружие готовим, - добавил капитан, вытащив из седельной кобуры пистолет, - Что-то мне это все не нравится.
К дубраве подъехали не торопясь, на каждом шагу прислушиваясь. Не шелохнется ли какой листок, не засопит ли нетерпеливый стрелок, ждущий, пока всадник не окажется на дистанции уверенного попадания…
Но никто не стрелял, не выпрыгивал ни с саблей, ни с клыками. Банда спешилась. С лошадьми, шагах в сорока от дубравы, оставили Марека. Огней не зажигали – луна светила ярко, видно было все отлично. Да и не любил капитан с факелами по лесу бродить - воспоминания просыпались нехорошие…
Пока раздавал последние команды, раздалось несколько тихих всплесков – рыба играла. Не иначе, сомы.
Мирослав оглядел бойцов. Вроде никто труса не празднует, оружие крепко держат. Ну что, вперед!..

[Римма]

Сараи Клуни

Снова два варианта.