Ярчуки (Дети Гамельна-2)

[Иркуйем]

...Камни стен возносились до самых туч, упираясь зубцами в их серые подбрюшья. Откуда-то сверху слышалась ругань, летели камни, изредка доносились хлопки выстрелов - враги сидело в осаде не первую неделю, и порох берегли, стреляя лишь наверняка. Ну или когда страх до последних костей пробирал.
Хлюпала под ногами болотная жижа, так и норовила перелиться в сапог. Вода и грязь были повсюду, тяжелый бердыш ощутимо бил по загривку, пищаль оттягивала руки. Оставалась дюжина, не больше, шагов, когда ударило в плечо, будто тараном, опрокинуло на спину...
Светлые, будто тот, кто писал образ, без меры развел краску, глаза смотрели прямо в душу. А губы, яркие, чуть припухшие - будто искусанные-зацелованные, шептали:
-Я тут...
Над ухом точно бомбарда разорвалась. А после такая канонада разразилась, что хоть святых выноси. Мирослав сбросил попону, которой прикрывал мерзнущие ноги, выдернул из кобуры-напузника “утиную лапу”. Трехствольный пистолет хоть и плевался пулями куда меньшими, чем могли изрыгнуть его старшие рейтарские братья, но зато был куда удобнее в тесноте свалки.
Капитан с прихваткой ущипнул себя за плечо, взвыл от боли, зато проснулся окончательно. Ему доводилось бывать в борделях. Один раз даже в борделе горящем. Но то, что творилось здесь - было хуже. Полковые фрау разбегались с визгом, но хоть без стрельбы.
Мирослав прочистил глотку, набрал полную грудь воздуху и взревел так, что, наверное, в самом Стамбуле султан икнул. Вроде подействовало – мельтешения стало меньше.
Первым явился лейтенант. Испанец был без своего роскошного пояса, зато с двумя пистолетами в руках.
-Что случилось?
-Дозорный что-то увидел, начал стрелять. Остальные спросонок - поддержали. Ну и я с дуру, - повинился Удальге и смахнул кровь с рассеченного лба – видать, со стеной встретился. Древний саман выдержал, а старая голова не особо.
Капитан выругался затейливо и длинно. Помянул и папу лейтенантова, и Папу Римского, всех «посланных» с их «благими вестями», и всех виновных в том, что он, не сидит в кабаке с пивом и девками, а мучается посреди степи с дюжиной кретинов!
- Все сказал? – Удальге дождался, пока у командира кончится дыхание.
Мирослав добавил еще пару витков к узлу ругани, глотнул из протянутой лейтенантом фляги.
- Никого не пристрелили с перепугу?
- Да вроде нет, но еще не проверяли, - признался заместитель и, помянув Мадонну, умелся собирать бойцов
- Там, там, женщина была! – трясся дозорный, поднявший тревогу. Все свои четыре пистолета он разрядил в куст, что рос в десятке шагов от границы, очерченной пламенем костра, - Она за кустом стояла! И на вас всех смотрела, будто сожрать хотела!
- С сиськами? – хмуро спросил Мирослав.
- Что? – не понял трус.
- Баба была с сиськами?
- Нет…
- И в руках у нее ничего не было?
- Да вроде ничего…
- И зачем же ты стрелял? Может, это и вовсе мирная селянка была?
Дозорный посерел лицом точь-в-точь как небеленое полотно, но лишь замотал головой.
Впрочем, то, что наемников навестила вовсе не селянка, стало и так понятно. Пропала одна из запасных лошадей. Не растаяла в ночи – в реденьком ивняке остался след, будто турки пушку к Константинополю волокли…

[Цоккер]

враги сидело в осаде не первую неделю

сидели

Ну и я с дуру, - повинился Удальге

сдуру (слитно)

умелся собирать бойцов

Слово известное (умёлся = убежал), но воспринимается неоднозначно по смыслу из-за созвучия со словом "уметь, умение". Предлагаю заменить на "умчался".

[Иркуйем]

- Капитан, - тронул за плечо Збых, - сходишь со мной?
Литвин выглядел на удивление серьезным – будто и не он вовсе.
Мирослав перемену оценил.
- Сам не справишься, княжич?
- Мы и с тобой вместе не справимся. Но попробовать надо.
- Ну надо, так надо, - криво усмехнулся капитан, и махнул испанцу, который словно ненароком оказался рядом, - Диего, мы с паном Збыхом отлучимся. Хочет он кое-что мне показать завлекательное. К рассвету вернемся. Если что…
- Я остаюсь за старшего, знаю, - Удальге щелкнул ногтем по рукояти даги, - эль команданте, принести твой любимый мешок?
Капитан оглянулся на Збышека. Тот качнул головой:
-Твои колокольцы не помогут.
Лейтенант исчез, будто и не было его. Мирослав поперхнулся от удивления. Литвин одними губами произнес: «Потом!»
Шли долго. Лагерная возня затихла где-то по правую руку. Збышек ломился кабаном сквозь кусты – Мирослав едва поспевал. После был крутейший подъем на холм, больше похожий на одиночную скалу. Сыпались вниз глыбы, крошился под пальцами выветренный камень …
Литвин походил по вершинке, присел перед плоским камнем, выщербленным посредине, вскинул ладонь к глазам, высматривая что-то на горизонте:
- Пришли, - и тут же продолжил, - Мой прадед знал Йожина-Трансильванца. Хорошо знал.
Капитан молча кивнул. На один вопрос ответ получен. Что же до прочих – так все будет… Сомнения, что парень сбрехал вербовщику улетучились окончательно. Можно знать о колокольцах, на чей звук любая нечисть несется, как акула к пролитой крови. Можно слышать о Йожине. Но обо всем сразу знает лишь тот, кому это знать положено.
- Серебряные голоса хороши, если звать Ночных. Нас же навещала гадина из Тварного мира. И ее надо звать иначе.
- Уверен, что сможешь?
- Нет, не уверен, - Литвин закусил губу, по подбородку текла кровь, черная в полумраке, - я лишь видел, как зовут, но я не жрец гивойтов, и даже не ублюдок тех, кто звал.
Мирослав снова промолчал. Получится – щеголять парню в шелковых портянках. Не выйдет – тоже не беда. Есть и другие пути.

[Иркуйем]

Мелкие камешки Збышек выложил кругом. Не сказать что ровным, но не особо кривым. Разделся, аккуратно сложив одежду возле тропки, что привела солдат на вершину. Придавил пистолетом – чтобы порывом ветра не унесло. Дернул подбородком, мол, стой здесь. Мирослав кивнул, понял, не дурак чтобы через оградку переступать.
Оставшийся в одних нижних портках Литвин зябко поежился. Протер лицо, плесканув из фляги. Выплюнул на ладонь медяк, вложил ребром в выщерблинку. Хлопнул себя по лбу, кинулся к вещам. Капитан хмыкнул – давненько подобный нож на глаза не попадался. Как раз со времен светлых глаз…
Кремень вспарывал кожу литвина легко, не хуже инструмента цирюльника. И кровь брызгала так же охотно. Глубокие порезы закручивались спиралью, обвивая руки и торс, пересекались...
“Я, Збых-литвин, кровушку свою проливаю, ужика призываю. Ужик - буде, порядок - буде..."
Странное дело, Мирослав всю свою долгую жизнь думал, что с ползучими гадами разговаривают шипящим, змеючим языком. Но закрыть глаза – огромный кот рядом. Мурлычет песенку – глаза сами закрываются. Лишь бы в сон не провалиться.
Збых кружился долго – пока кровь не схватилась корочкой. Потом Литвин крестом упал напротив щербленного камня:
- Гивойте мушу дево! Гивойте! – Взмахнул руками – словно плыл. Засохшая кровь плесканула снова. Обильно, точно из шейных жил порванных…
… Збых, спешно натягивая рубаху, выстукивал зубами так, что куда там скелетам из Тотентанза! Кровь, по прежнему выступающая из многочисленных порезов, пачкала и без того грязную ткань. Парня пошатывало, и Мирослав с тревогой подумал о будущем спуске со скалы. Тут бы веревка пригодилась, да пара крючников поздоровее и сноровистее.
Не получилось. Бывает. Ну что, пора идти другим путем.

[Цоккер]

После был крутейший подъем на холм, больше похожий на одиночную скалу.

Здесь лучше просто "крутой". "Крутейший" ближе к второму, современному значению этого слова, что в данном случае неуместно.

Оставшийся в одних нижних портках

ПМСМ по стилю лучше будет "в исподних".

Кровь, по прежнему выступающая

По-прежнему (через дефис).

Ну что, пора идти другим путем.

Ну что ж, пора

[Иркуйем]

К месту ночевки подошли с небольшим опозданием – литвин от кровопотери еле перебирал ногами. С парня содрали рубаху, швырнули окровавленную тряпку в кусты. Уложили на расстеленный плащ, сунув под голову сумку.
- Стигматы на язычнике! – ругался Удальге, пока перевязывал, - О, Мадонна, отведи свой взор от такого непотребства!
Но мотал тщательно, как хирург с многолетним опытом. И корпии, и чистого полотна имелось по переметным сумам в достатке – знали, что не на карнавал собрались. Хотя и там всякое бывает, что уж тут.
Но подробностями не интересовался, не дурак. Капитан сам расскажет, если нужным сочтет. Явно не по бабам ходили – от тех одна спина рваная бывает. Ну и кусты поливать, тоже порой, больно, если баба совсем неудачной попадется...
Мирослав смотрел на бойцов, тянул трубку. Ночной переполох, кроме потери лошади, сотворил еще одну поганую вещь. Солдаты боялись. Трусливый неумеха куда вреднее для любого дела. Какой толк от солдата, когда он каждый миг обмирает с перепугу? Ветер листок шевельнет, он и обосрался. Так еще и греком станет, упаси Господь!
Испанец, топорща усы, подошел с тем же вопросом. Командиры переглянулись, достали трубки – Мирослав коротенькую носогрейку, Диего - кукурузную, с длинным чубуком…
Сборы не затянулись. Каждый хотел уехать от опасного места. И как можно дальше!
- Так, мои любезные! – гаркнул капитан, когда все сборы закончились, и банда оказалась в седлах. Литвина, правда, пришлось дополнительно привязывать – так и норовил об землю грянутся. Добрый молодец хренов…
Наемники поподнимали снулые морды на командира. Глазами не забывали постреливать по сторонам, не скакнет ли оттуда змея с распахнутой пастью! А то как набросится, как заглотит живьем! И будешь аки Иов, пока не задохнешься в гнилом нутре…
- Мы с лейтенантом подумали, и я решил! – Бойцы встрепенулись, затаращились оживленнее, - Киев никуда не денется! - И не дождавшись, пока удивление на ошарашенных мордах перерастет в непонимание, продолжил, - Да и Збых сейчас не ездок!
Литвин попытался было что-то промямлить, но получил незаметный тычок локтем. Надо же, а Йозеф-то, не так глуп! Вон как скалится, видать, понял, что к чему.
Но к чему ведет капитан, сообразил не только Котодрал. Молчаливый обычно Руперт, взмахнул рукой, привлекая внимание.
- Эй, капитан! Мы на такое не подписывались! В контракте и слова нет, что мы должны гоняться за гадюками-переростками.
- Красавчик, ты дурней трех валахов! Нас навещала не гадюка-переросток, а отожравшийся уж. Ты боишься ужей? – ехидно спросил Мирослав.
- Уж - гадюка, какая разница, если про них нет уговора?! – прыщавая харя англичанина пошла пятнами, - я не нанимался ловить в долбанной степи долбанных змей!
- Раз нет уговора, то можешь посидеть в сторонке, - презрительно хмыкнул испанец, - А мы ее поймаем и отрежем ей башку.
- И продадим циркачам, - добавил капитан, - возьмем серебром по весу. Ну или золотом, если у них не хватит серебра! А теперь, когда все пошутили и посмеялись, то пусть слушают внимательно. И не говорят, что не слышали. Кто боится – свободен. Моей банде не нужны трусы, не способные даже поймать червяка!
Наемники начали переглядываться. Мирослав деланно хмурился, оглаживая рукоять пистолета. Нехитрые мысли молодежи читались влет. На одной чаше - змея, в которой двадцать пять-тридцать шагов злобности, и которая может влегкую утащить лошадь. На другой – кругом степь. Выжить одному трудно – мало ли, вдруг да змея не одна? Или татары какие? Или вообще страшные запорожцы, с которыми многие хорошо знакомы по скоротечным, но кровавым стычкам среди лесов и дорог Германии, а кто не сталкивался лично, тот преизрядно наслышался всяческих ужасов. Вообще, страшные тут люди! Одно слово – шкифы!..

[Римма]

Так, мои любезные! – гаркнул капитан, когда все сборы закончились, и банда в седлах

Не очень удачно получилось. Как будто банда в седлах тоже закончилась.

[Иркуйем]

Эт у меня кривой вариянт прокрался. Щас мы его...

[Цоккер]

Но мотал тщательно, как хирург с многолетним опытом.

"Мотал" подходит плохо. Мотают бинт, снятый с раны. Может быть, "бинтовал" или "перевязывал" (в данном случае повторение вполне уместно)?

Литвина, правда, пришлось дополнительно привязывать – так и норовил об землю грянутся.

грянуться

я не нанимался ловить в долбанной степи долбанных змей!

Одно Н в обоих случаях.

тот преизрядно наслышался всяческих ужасов

Наслушался

[Иркуйем]

Спасибо! В рабочем поправлю