Тропой мужества

[Валентинович]

- Накуролесили… - вздохнул Маргелов, нарушая тишину. – Я вот одно не понимаю – у меня отец в алкаша превратился. Тряпка тряпкой. У Сергея… э-э-э…
- Подлецом стал, - буркнул Жуков. - Прав дед, чего уж…
- А твой отец, Паша? - спросил Вася.
- Погиб пять лет назад. Автокатастрофа. – Свешников вздохнул и начал говорить быстро, взволновано:
- Да у нас и машины никогда не было, отец прав не имел и получать не собирался. А тут вдруг…
Он замолчал. Вновь тяжело вздохнул.
- Мама через три года замуж вышла. За коллегу по работе. Мол, первая любовь была… - Паша нервно сглотнул. – Я всю ночь не спал. Думал. Обо всем. И ничего не придумал…
- Почему изменения так сильно коснулись именно тебя?
Паша кивнул.
- Возможно мои и Васины послания просто недошли, - сказал Сергей, подумав. - Или все дошли, но сразу не поверили. Приняли за дэзу. А вот твоё смогли проверить. Тем более что занимался этим капитан, как его, Перепелкин? Вот! Он смог проверить и командование среагировало. На записи твоей тетради. Потом, возможно, среагировало и на наши. Однако толку больше было от твоей.
Вновь молчаливая пауза.
- Что будем делать?
- Что будем делать? – переспросил Паша. - Есть два варианта. Первый – продолжать выходы в прошлое, второй - оставить все как есть.
- Да ну нафиг! – почти одновременно возмутились Сергей и Вася.
Друзья пояснили, что их нынешнее положение не устраивает. И вообще, хорошо бы вернуть все как было. И почему только два варианта, а не три? Озвучивать третий вариант ни Сергей, ни Вася не стал, но Свешников их прекрасно понял.
- Есть несколько проблем, - пояснил он. – Первая – канал в личность уже открыт и в тот момент работает. Вряд ли мы сможем влезть в личность параллельно. Но даже если удастся, то возникает вторая проблема - выдержит ли абориген сразу два чужих сознания в голове. Тут сказать трудно что произойдет – или исторгнет обоих, или сам сразу погибнет.
- Второе предпочтительней, так как вопрос снимется сам, - вздохнул Сергей, - но это не точный прогноз. Еще?
- Третья проблема аналогична почти, - продолжил Павел, - выдержат ли обо чужих сознания соседство друг с другом. Ведь изначально они имеют разные цели и будут сопротивляться друг другу. Но считаю первое чужое сознание будет иметь приоритет и второе просто погибнет. Так что в любом случае попытка остановить нас в прошлом не вариант.
- А если внедриться в того же человека раньше по времени?
- Те же яйца, только в профиль. Через включенный канал не прыгнешь, - ответил Паша. - И почему ты решил, что если мы не допустим попадание наших сообщений по адресу, то тут все станет прежним?
Друзья задумались.
- А если остановить нас перед выходом? - спросил Сергей, и тут же смутился.
- Тоже не выйдет. Я уже обдумывал этот вариант, и вспомнил один момент! - сказал Паша. – Когда Сергей сделал последний выход в прошлое, в того бедолагу в госпитале, я просматривал инфу по войне, и хорошо помню, что видел дату Победы – 9 мая. А как Сергей вернулся, то просто выключил комп. А потом вдруг обнаружилось, что дата Победы изменилась.
- Не понял… - сказал Маргелов.
- Это ты к чему? – одновременно спросил Жуков.
- К тому, что изменения в настоящем произошли только после отключения аппарата.
- И что? – вновь спросил Жуков. – Пока не понимаю – к чему это?
- Вот слушайте, - начал объяснять Павел. - Мы начинаем выходы в прошлое, с целью его поменять. При этом мы помним, что и как происходило, даты, события и прочее. Потом решаем сделать перерыв на отдых. Выключаем аппарат. А перед выключением я обратил внимание на планшет – так у меня висело окно по войне и была дата Победы – 9 мая. Браузер, кстати, постоянно обновлял окно, обратите на это внимание. Я выключаю планшет. Выключаем аппарат. И в этот момент происходит изменение настоящего. Как мы выяснили позже, дата Победы поменялась. Поменялось еще многое, но эти изменения надо еще найти, так же изменились судьбы и поведение наших родителей. Причем для всех произошедшее в прошлом, и нынешний порядок естественен. Но не для нас. Мы ведь все помним. Это все значит, что мы и наша память как бы законсервированы во времени. Это правильно для нас сейчас, и сейчас в приоритете. Не поняли? Поясняю – если кто-то из нас отправиться в точку времени, перед отправлением Васи, когда он в Резеду попал, то есть когда состоялась первая полная передача информации, и убедил прервать сеанс, то я уверен, что история с той точки потекла бы иначе, и мы из сейчас просто бы исчезли. Не было бы выхода в Мишу Маевского, в Иванцова… парадокс кончился бы исчезновением куска реальности, прожитой нами с первой передачи, по сей момент.
- Жуть какая! – передернуло Вася. – Ну нафиг!
- Но это не главное! Продолжил Паша. - Есть еще одно очевидное препятствие.
- Мы не сможем настроить аппарат? – догадался Вася.
- Именно! – кивнул Павел. - И сразу скажу, что расшифровать значения символов в координатах сейчас не выйдет, нужно больше примеров, а их мало. Значит надо продолжать выходы. Но только вместе, то есть быть втроем у аппарата, иначе тот, кто из нас будет отсутствовать в лаборатории, может забыть, что знал перед первым выходом в прошлое. А то вообще нас не узнать.
- Вот вам и эффект бабочки, – протянул задумчиво Сергей. – А ты Паша говорил, что ничего такого не будет.
- Я не говорил, что не будет, - возразил Свешников, - а что это только теория.
- Которую мы чудесно проверили, - хмыкнул Вася.
- И так, - сказал Свешников. - Я готов продолжать передавать информацию в прошлом. Считаю это будет самый лучший выход.
- А если будет еще хуже? В смысле станет хуже для нас?
- Буду продолжать, - сказал Свешников. – Упрямо продолжать.

[Валентинович]

Минуту друзья молчали. Потом Вася поднялся и подошел к аппарату.
- Тогда не будем тянуть, - сказал он и лег. – Включай, моя очередь.
Сергей потянулся к кнопке.
- Стой! - крикнул Паша.
- Ты чего? – удивленно спросил Жуков.
- Запустим аппарат только после того как выясним все изменения, - сказал Свешников. – Мы к выходу не готовы. Наши знания возможно уже не годятся и надо покопаться в сети, чтобы удостовериться в актуальности данных. Я, к примеру, только по верхам проскочил, и особых изменений не заметил. Еще надо подвести итоги всех выходов и выработать стратегию дальнейших действий. Помните, все изменилось только после отключения аппарата? Так что включать пока рано.
- Согласен, - кивнул Сергей.
- Тогда придется корректировать данные каждый раз, - сказал Вася.
- Именно! - Свешников взял блокнот, раскрыл. – Сначала подведем итоги. Я тут набросал вопросов по пунктам. Итак, что мы выяснили на данный момент?
- Пункт первый - физика процесса. Как и почему происходит перенос? Мы не знаем. Только причины - это ошибки в программе и неправильная сборка изделия. Вопрос изучения физики переноса актуален, но исходных данных маловато. Пока отложим?
Друзья согласно кивнули.
- Пункт второй - попадание в личность. Как происходит выбор? Случаен он или нет. Мысли есть?
Жуков и Маргелов отрицательно мотают головой.
- Пункт третий – дата попадания. И сразу вопрос – почему в эту дату? Почему именно двадцать седьмое июня сорок первого года?
- Этот вопрос нужно задавать не нам, а тебе, - усмехнулся Сергей. - Это ты первый запуск делал. Вспоминай, как настраивал?
- Не помню, - буркнул Паша, после недолгой паузы. – Отложим пока. Пункт… э-э-э четвертый – координаты попадания. Тут вопрос не в физике, даже не в том, по какому принципу определяется их выбор, а в том, как их вычислить. У нас имеется файл с координатами каждого выхода, кроме моего первого. При анализе удалось выделить три группы символов. Первая группа - это координата во времени, она имеет девятнадцать символов. Вторая группа - координата в пространстве, имеет двадцать пять символов. Третья группа - это сама личность. Тут вообще семьдесят два символа. Надо искать ключ к расшифровке всех позиций.
- Время и место нам известно, тут определиться можно, - сказал Сергей. – Примерно хотя бы…
- Примерно не совсем подходит, - перебил Паша. – Мы не знаем метод счисления. Не зря программа символы вместо привычных поставила. Как определяется буквенный или числовой ряд? По дате – год-месяц-число-время суток, или наоборот? По координатам места – широта-долгота, или еще как? Или что-то еще? Ладно, тут хоть какие-то наметки имеются, вот с кодом личности полная засада. Даже мыслей нет.
- Может по генетическому коду? – предположил Жуков.
- Возможно, - кивнул Паша. - Тут необходимо понять именно метод счисления. Почему программа записала координаты набором символов, а не привычным числовым рядом.
- Другие методы измерения?
Паша пожал плечами.
- А ты, чего молчишь? – толкнул Васю Сергей.
- Молчу, потому что думал, - ответил тот.
- И что надумал?
- Не о том говорим.
- Как так?
- А так. Я не такой большой знаток физики и прочих наук как вы, но вижу, что мы не в ту степь пошли. У нас первая задача – обеспечить важной информацией советское руководство. Важно попасть в ответственное лицо, которое быстрее доведет до командования переданные разведданные. От этого и надо плясать. Попутно пытаться решить остальные задачи. Те же координаты вычислять. Хотя это частично пустое дело.
- Почему?
- Смотрите, - начал объяснять Маргелов. – Сколько будет толку от одних координат места? Будем их знать и что? А рядом подходящей личности не окажется. Даже если окажется, а вдруг мы не во всех подряд внедриться можем? Мало ли какие препятствия на внедрение у них имеются? По времени тоже вопрос хороший. Будет ли подходящая личность в выбранной точке пространства и времени? Сомневаюсь. Ключевая координата – личность. Да, расшифровать её сейчас нереально, но вдруг? Однако возникает вопрос – а что это нам даст? Да, будем знать координату конкретной личности. А дальше что? Какой толк от этого? Вот если бы узнать координату командующего полком-дивизией-армией, а лучше самого главнокомандующего… чего ржете?
- Да так, - смеясь, ответил Сергей. – На самого Сталина замахнулся…
- Да-а-а, - подхватил Паша, - это самый желанный вариант. Заодно реализовать закон попаданца, как ты сам рассказывал - башенка и патрон, который в промежутке.
- Ага, и песни Высоцкого! – разозлился Вася. – А серьезнее можно?
Друзья стерли улыбки.
- Продолжай.
- По личностям, - продолжил Маргелов, - тоже важные вопросы имеется. Как на них воздействовать? Как убедить, чтобы у личности от раздвоения крыша не съехала? Еще много таких «как» и не только. Например – стоит ли сразу объявляться, или подождать, наблюдая. Это у вас внедрение получилось незаметно, а я в Резеду как ПЗРК влетел, что чуть из родного тела душу не вышиб.
- А что, как десантник ты нагрянул, нормально… – хмыкнул Сергей, и тут же поднял ладони, - все-все, извини. Продолжай.
- Продолжаю, - раздраженно глянув на друга, сказал Вася. - Можно ли перехватить управление телом? Если необходимо, конечно. С Резедой мне повезло, мне удалось его волю подавить, а если наоборот? Люди с сильной волей, просто задвинут нас в глубину. Разве что в стрессовой ситуации выйдет вмешаться. Это как у Паши с Маевским получилось.
- Да, так и было, - подтвердил Свешников. – Как только я сунусь некстати, Миша меня бац, и в глубину задвинет. Вот когда он растеряется, тогда получалось с телом работать мне.
- Вот! – веско сказал Маргелов. – И убедить личность с сильной волей будет трудно. Будет ли он прислушиваться к вяканью из глубин сознания приблудшей души? А если воли нет или не дай бог личность сойдет с ума? Сможем ли мы удержать её, чтобы самим сделать все как надо? Нам можно сказать повезло – никто не свихнулся, и удалось передать сведения. И жаль, что личности погибали. Может как следствие нашего воздействия.
- Или мы ненадолго отвращали смерть, - вклинился Паша. - Еще у нас имеется бедолага в госпитале…
- Да… - задумался Вася. – Надо поддержать парня.
- Ну вот, - сказал Паша, а говорил не знаток наук. Вон как по полочкам все разложил!
- А, - отмахнулся Маргелов. – Это в армии научили. Давайте с дальнейшими действиями определимся. Один хрен, что бы мы не делали, все сводится к методу «народного тыка».
- Значит, будем тыкаться! – сказал Сергей. – И инфу корректировать. Чтоб там поверили «Фениксу», необходимо представлять важную, проверяемую информацию. Так, Паш?
- Так, - кивнул Свешников. - Предлагаю сделать первый выход делаем в госпиталь. Цель – поддержать парня. Сопутствующие цели – выяснить имя, время и место. Заодно выясняем возможность прыжка через точку первого выхода, или нет. Делаем три попытки. Пока один в прошлом, остальные шерстят архивы с целью выявления изменений. Затем делаем выходы наудачу. Вася прав, пока доступен метод тыка. Как план?
- Принимается, - кивают друзья.

[Валентинович]

Наступления, удары, контрудары. Паша словно первоклассник пальцем водит по карте, которую скачали с одного из электронных архивов и отпечатали на четырех склеенных листах, ибо весь район боевых действий для четвертого формата был мал. Карты из интернета рассматривать не стали, ну их, если архивные точнее показывают все движения и удары. Поначалу непонятные знаки вкупе с цифробуквенными обозначениями немецких дивизий и корпусов Красной армии, венчающие синие и красные стрелки были не совсем понятны. Разобравшись с помощью Вася в этих военно-топографических хитростях, Свешников начал изучать хронологию сражения Дубно-Луцк-Броды, его последствия и делать выводы, после чего сравнивать их с общепринятыми. Маргелов тем временем шерстил события, на предмет изменений. Всю информацию скачали с того же архива – рапорта, донесения, разведданные, даже радиосводки. И все распечатали на всякий случай. А ну и на электронном носителе что-то изменится? А на листах сохранилось все из старой истории, где Победа так и осталась 9 мая.
- Двадцать седьмого наши войска на Шауляйском, Виленском и Барановическом направлениях продолжали отход… - прочитал он и взглянул на листок, сравнивая хронологию, - нет изменений. Двадцать восьмого…
Пока отличий от их истории не находилось. Трудность была в том, что одни и те же события описывались по-разному даже в донесениях подразделений одного корпуса. Данные больше путали, чем вносили ясность в обстановку даже теперь. Как в этом разбирались штабы корпусов, можно только гадать. Вот и поди, найди – где пошло не так? Еще знать бы - в каком направлении искать?
Чтобы времени не терять, друзья тщательнее искали изменения только по тем местам, куда они попадали, резонно предположив, что их информация быстрее сработает на уровне полк-дивизия. Причем даже временные рамки в неделю не облегчали переварить такой объем информации. Почему в неделю? Друзья решили ограничиться семью днями, посчитав что если и будут какие-то изменения, то не позже четвертого июля.
- Оп-па!
- Что? – отвлёкся от монитора Вася.
- Тут непонятка какая-то. Написано, что в танковом сражении под Луцком участвовали до четырех тысяч танков с обеих сторон.
- Никакой опечатки, - сказал Маргелов. – Семь сотен немецких, остальные наши. Ты внимательнее читай, там все есть. Битва под Дубно, кстати, первый огромный валун в механизм вермахта.
- Так там поражение было.
- Да, - грустно сказал Вася. – Но главное, что наши ребята горели в танках не напрасно. Если «Барбаросса» до Дубно только потрескивал, то после битвы уже громко трещал по швам.
- Цинично, - так же грустно произнес Паша. – Слушай, а если мы что-нибудь по битве у Дубно нашим передадим?
- Хорошо бы, да не выйдет, - покачал головой Маргелов. - Мы в двадцать седьмое попадаем, не раньше, а битва двадцать третьего началась.
- Ну, двадцать седьмого битва под Дубно только началась. Почему бы…
- Я понимаю, Паш, - перебил Маргелов, - однако, у нас проблема с конкретными координатами - как нам настроить аппарат-то?
- А вдруг?! – Свешников даже заёрзал на стуле. – Вдруг удастся? Что надо было сделать, чтоб победить под Дубно? Или хотя бы нанести немцам непоправимый урон.
- Урон, говоришь? - Вася задумался на секунду, затем четко начал говорить, показывая остро отточенным карандашом на карте. – Необходимо подготовить нескольких оборонительных противотанковых рубежей на естественных преградах – это реки Турья, Стоход, Стырь, Горынь, Случь. Танковые полки, то есть мехкорпуса сосредоточить на прорывоопасных направлениях, обеспечить их мощным ПВО и авиаприкрытием. Тогда немцам придется раз за разом проламывать хорошо подготовленную оборону. Пусть попусту тратят силы в позиционных боях, тратят резервы. В момент, когда немцы выдохнутся, обрушиться на них соединенной мощью всех мехкорпусов. И бить, не давая передышки. А двигаться необходимо в тыл группы армий "Центр". Немцам будет нечем парировать этот удар. Таким образом группа армий "Центр" оказалась бы в котле, зажатой с одной стороны мехкорпусами Юго-Западного фронта, а с другой войсками Западного и Резервного фронтов.
- Ты прям Жуков! – восхитился Паша.
- Жуков вот лежит, а я так… - махнул рукой Вася. – Понимаю, что ты не Сергея имеешь ввиду. Только любой план хорош только тогда, когда имеется человек, умеющий этот план в динамично изменяющейся обстановке корректировать.
- А Жуков что, не умеет?
- Умеет. Но именно двадцать седьмого июня Жуков улетел в Москву и командование осталось на Кирпоносе и Хрущёве. Генерал Кирпонос отличный организатор и грамотный комдив, но он не имел опыта командования крупными соединениями. Про Хрущева я не говорю. И вообще, ты отвлек меня, а я кое-что нашел.
- Изменения?
- Похоже да. Смотри… - и Маргелов начал читать вслух. – С двадцать пятого июня дивизия насчитывает шестьдесят процентов от полного состава. Занимает оборону по реке Свислочь, выполняя приказ «стоять и сражаться насмерть» и прикрывать отход армии на новый рубеж. После образования Новогрудского котла остатки дивизии объединяются с конно-механизированной группой генерал-лейтенанта Болдина и с боем прорывают окружение, выйдя в расположение 166-й стрелковой дивизии.
- И? – не понял Свешников. – Что тут изменилось?
- Как что? Степанов вывел дивизию из окружения. И дивизия в отличии от нашего варианта не была расформирована. И генерал не погиб в сорок первом. Сработала твоя тетрадка!
Короткий сигнал отвлек друзей. Таймер начал отсчет последней минуты. Надо приготовиться для помощи Сергею. Выход из прошлого, или возврат в себя проходил не так шокирующе, как остальные, но все равно сил подняться с ложа не хватало. Надо приготовить воду, так как даже кратковременный выход, определенный друзьями в один час, буквально высушивал рот. Подхватив бутылку с минералкой, Паша переместился к аппарату. Рядом встал Вася…

[Валентинович]

Первым в госпиталь сделал выход Маргелов, мотивирую очередностью, и никто спорить не стал.
- Попытайся узнать место и точное время, - напутствовал Маргелова Паша. - Обрати внимание на солнце. Помниться оно светило прямо в глаза. Так, Серег?
- Слепило до боли, - подтвердил Жуков.
- Зачем на солнце смотреть? – не понял Вася.
- Чтобы понять в какой момент происходит последующее попадание, - пояснил Свешников. - Если ты внедришься позднее, то солнце должно переместиться. Так мы примерно определим – насколько сдвигается время последующего входа. Это может помочь в расшифровке временной координаты.
- Тогда надо мне делать подряд два выхода.
- Зачем? - в свою очередь удивился Павел.
- А как я объясню тебе - в каком именно месте была тень или солнце, и насколько они сдвинулись? Вдруг ориентиров не найдется? Проще выйти повторно и сравнить.
- Согласен, - и Свешников вопросительно посмотрел на Жукова.
Сергей кивнул и добавил:
- Первый выход на час, второй на десять минут. Думаю, этого вполне хватит. И обязательно попытаться узнать у аборигенов точное время и место.
Перед запуском Свешников решил проверить – можно ли прыгнуть раньше первого попадания в конкретную личность. Он вывел файл с координатами госпиталя на монитор, изменил строку с временем, вставив символы из координат Русова и нажал ввод. Аппарат пискнул, символы в строке координат времени сменились. Паша пригляделся – возвратились первоначальные символы, только сменилась последняя пара.
«Ага, - подумал он, - подмена не прошла, но координата изменилась - два последних символа стали иными».
А что это означает? Время входа показало позднее? Предположим. А насколько позднее? Блин, как же расшифровать эту абракадабру? Девятнадцать разнообразных символов. Тут и буквы, и цифры, скобки, звездочки, даже проценты… что их них что? Так! Если предположить, что изменившаяся последняя пара - это минуты. Или секунды? А может быть сотые секунд? Стоп. Время мы привычно записываем четырьмя символами. Если требуются секунды, то шестью. Нужны ли сотые? И есть ли пробелы или тире, или двоеточие между минутами и часами? Если взять шесть символов времени суток, плюс четыре символа числа и месяца, то на год останется девять символов. Это если между ними нет никаких иных символов, например, обозначающих пробелы, тире или двоеточие. А нужны ли они? Допустим - не нужны…
Девять символов на год…
Свешников откинулся на спинку и потер лицо. Сергей выругался и бросил ручку. Паша вопросительно посмотрел на него.
- Пытался координату времени расшифровать, - пояснил Жуков.
- Я тоже. Пока… только предположения, - сказал Паша. - Вот смотри. Я подменил координаты. Вставил их из файла Русова. Но те координаты по времени были раньше моего входа-выхода в бедолагу в госпитале. Помнишь, что каждый раз мы попадали в двадцать седьмое рано утром? Однако личность и место иное. Что это означает? Это означает, что координата времени привязана к координате личности. И после выхода из нее возвратиться можно только по времени позже. Тут работает запрет, то есть через время первого входа-выхода в личность не прыгнешь. Однако в другую личность по времени раньше попасть можно, но не далее утра двадцать седьмого. Почему именно так, пока не ясно.
Просигналил таймер, предупреждая, что пошла последняя минута.
- То есть, если бы Русов не погиб, то в него можно было бы попасть позднее? – спросил Сергей, подходя к аппарату.
- Ну да.
Длинный сигнал таймера совпал с судорожным вдохом Васи. Он попытался встать, но бессильно рухнул обратно. Друзья помогли Маргелову сесть.
- Пить! – прохрипел он.
Вася долго не мог напиться. Он допил минералку в полторашке, свернул крышку с новой бутылки и отпил еще немного.
- Фух, ну и ощущения! – выдохнул Вася. – Фиг привыкнешь! Короче, очнулся практически сразу, только глаз сне открыть – больно от резкого света.
Сергей и Паша переглянулись.
- Значит, паузы между выходом и попаданием практически нет? – предположил Жуков. – Я тоже помню резь от света солнца.
- Похоже - да, - согласился Свешников. – Хотя есть, но доли секунд. Значит, именно сотые поменялись. Дальше что было? С кем-нибудь из персонала говорил?
- Какое там! – отмахнулся Вася. – С болью боролся. Ну как боролся – ждал, когда попривыкну. Только в последний момент смог относительно нормально посмотреть, и то только на окно – солнце так в глаза и светит. Потом вы меня сюда выдернули. Так что никого не видел.
- Так, - задумался Свешников, - придется нам сделать два цикла по паре выходов. Если изменений не выявим, будем прыгать наугад. Все больше проку будет. Ты как, готов повторить?
- Давай, - кивнул Маргелов, ложась под аппарат, - нефиг ждать. Только минералка пусть рядом будет. Даже после часа сушняк.
Время пролетело незаметно. Маргелов, за десять минут пребывания в прошлом ничего конкретного не заметил. Следом под аппарат лег Паша. Перед запуском он выставил ту же точку входа, какая была у Васи, после чего проинструктировал друзей – за какими файлами следить, что отмечать и фиксировать в отдельный файл.
Пока Свешников находился в прошлом, Сергей с Васей пытались расшифровать координату времени, при этом громко обсуждая варианты. После сигнала таймера, друзья помогли Паше подняться, дождались, когда он отдышался, дали напиться. Но перед тем как поднести стакан ко рту, он выдохнул:
- Кое-что есть - на перевязку понесли.
- И что? – одновременно спросили друзья.
- Ничего, - ответил Паша и приложился к стакану. Выпил, протянул за добавкой, и пока минералку наливали, продолжил:
- Ничего не успел сделать… – и он сделал еще несколько глотков. - Очнулся я не сразу, видимо почти весь час в полузабытье пробыл, - Паша передернулся, - сами понимаете – к боли привыкал. И тут слышу голоса - вроде кто-то на соседних койках о чем-то спорят. О чем именно не понял, только тоже что-то про координаты, и… еще почему-то подумалось, будто это вы рядом лежите и спорите о чем-то.
- Так мы и спорили, - удивленно сказал Сергей, - только тут…
- Стоп! – воскликнул Свешников, и задумался. – Так, сейчас… я в Мише Маевском, он спит, я нет, и кажется мне, что кто-то из вас пытается меня разбудить… звоном будильника или водой полить, потом вроде за руку трясли…
- Ну да, было такое… - пробормотал Вася. – Это значит…
- Это очень многое значит! – воскликнул Павел. - Значит, наш аппарат не только перебрасывает сознание в какую-то личность в прошлом, поддерживает пребывание в ней и обеспечивает возврат, но и обеспечивает некой связью. Например – фантомные боли после выхода. Остаточное осязание мы все испытали. Теперь выяснилось, что имеется еще чувство слуха. Думаю, это чувство в нашем случае работает - только когда личность спит, или находится в полубессознательном состоянии.
- Как мы можем это использовать? – спросил Вася.
- Ну… - задумался Сергей, - изменение обстановки, например, то, что изменилось после последнего выхода, и…
- Не выйдет! - перебив друга, хмыкнул Вася. - Как я понимаю, связь односторонняя. То-бишь в ту сторону. А наше тело тут никак не сообщит об необходимой информации. И чтобы выяснить – какие изменения произойдут, надо отключить аппарат из сети. Кстати, а что при этом произойдет если кто-то из нас в прошлом и вдруг питание отключилось? Паша?
- Не сработает программа возврата, - ответил Свешников, - А я, или ты, или Серега останемся там. Будет ли возможность вытянуть обратно – не знаю. И лучше не пробовать.
- Тогда можно выполнить возврат, сделать отключение-включение, найти изменения, выйти в личность повторно, - предложил Маргелов.
- Если будет толк, - сказал Сергей. – Так мужики, мы прервались. Паша, Что дальше-то было?
- Дальше пришли санитары и на перевязку понесли. И тут вы выдернули меня назад.
- Готов повторить, или мне выйти?
- Готов. Попробую узнать - в каком госпитале нахожусь.
- Время еще узнай…
Жуков с Маргеловым десять минут сидели молча. Думали, прикидывали варианты расшифровки, черкая на листках. Пискнул таймер, и друзья мгновенно оказались рядом с Пашей.
- Ну? - спросили они одновременно. – Спросил?
- Спросил, - буркнул Паша, напившись. – Спросил – где нахожусь, мне говорят – в госпитале и приказали помолчать и не мешать. Они начали повязки снимать и мне не до разговоров стало. Больно! Думал, зубы выкрошатся. Но ребят, потом меня начал осматривать врач, и лицо его мне показалось знакомо. Хотел его фамилию спросить, но время кончилось, сюда вернулся.
- Я спрошу, - сказал Сергей. – Вставай.
… друзья терпеливо ждали, когда Сергей напьется. Жуков допил минералку, облегченно выдохнул и посмотрел на Свешникова.
- Я узнал имя врача, – сказал он. – Его зовут Карл Генрихович Маевский! Это отец Миши.

[Валентинович]

Глава-9.

Карандаш мерно скользит по бумаге. Почерк почти ровный, можно сказать каллиграфический, как обычно, однако чужой. Как только возникает мысль об этом, рука вздрагивает, и буквы начинают прыгать на строке. Что очень раздражает. Хочется неровную строчку стереть и переписать. Однако боязнь чужого в голове гораздо страшнее. И Максим продолжает записывать информацию из собственной головы. Что стоило ему удержать себя от паники, ощутив присутствие чего-то чужого внутри. А еще узнав страшные события, которые должны случиться. Или произойдут. В будущем. В будущем! Как с ума не сошел – непонятно. Может благодаря чужому? Может быть…
Максим всегда стремился быть образцовым. Лучшим во всем. В школе лучший ученик - пятерки по всем предметам. С детства занимался гимнастикой и вольной борьбой, чтобы быть физически сильным. Отлично стрелял и по праву заслужил знак «Ворошиловский стрелок». В армии добился признания лучшим в боевой и политической подготовке. Ему прочили огромные перспективы – карьерный рост и прочее…
Но тут грянула война. Несмотря ни на что настроение у личного состава было воодушевленное. Мало ли кто там напал! Как в песне поется - Красная армия всех сильней! Никто не сомневался, что рабоче-крестьянская разгромит врага малой кровью и на чужой территории. Каждый рвался на фронт - вдруг не успею принять участие в разгроме врага? А то, что на войне могут убить… так что ж, если смерти – то мгновенной, если раны – небольшой.
Разговоры и обсуждения вылились в обращение к командирам. Однако ответ был краток и беспрекословен – ждите приказа. Когда и куда не ваше дело. Впрочем, это тем разговоров и обсуждений не изменило. Нашлись среди личного состава и свои «полководцы» - вот тут ударим, там разбомбим, а там…
Максим тоже поддался общему настроению, представляя, как он громит врага. Впереди всех, как красный командир идет в атаку, берет в плен немецкого генерала, а потом его ждет награждение. Это конечно мечты, но мечты же должны сбываться. Мы все рождены, чтобы сказку сделать былью! Просто надо потерпеть и дождаться приказа.
ИП приказ поступил – принять под командование участок, входящий в линию обороны минского укрепрайона. Простой лейтенант и целый узел обороны! Однако Куралов приуныл. Какая оборона? Красная армия вот-вот ударит и погонит врага с нашей родины, а он сиди тут в бетонных стенах. Его мнение разделяли все бойцы и никто не предполагал, что война словно цунами докатится до них очень скоро…
А когда он увидел то, чем предстоит ему командовать, приуныл окончательно.
Узел обороны представлял собой четыре бетонных полукапонира - два артиллеристских и два пулеметных, перекрывающих обширное поле. Вроде все в порядке, и позиция, предусматривающая перекрестные сектора обстрела, и достаточное расстояние меж капонирами, однако имелись вопросы к состоянию и оснащению. Если два северных капонира - крайний пулеметный и артиллеристский, были уже укомплектованы пулеметами «Максим» на специальном казематном станке НПС-3, и казематной артиллерийской установкой с сорока пятимиллиметровой танковой пушкой 20-К, со спаренным с пулемётом ДС-39 на казематном лафете, то остальные два капонира были оборудованы вооружением только частично. Про вооружение амбразур входа вообще можно не упоминать. Кроме того не на всех амбразурах имелись бронезаслонки, единственный перископ имелся только на центральном артиллеристском капонире. Вопросы имелись к вентиляции – не оборудованы заслонками, некоторые каналы вообще чем-то забиты. Освещение в капонирах отсутствует, не говоря об бензоэлектрических агрегатах. Арматуры для маскировки бункеров нет, как и материала. Но это не беда, в лесу можно еловых или сосновых лап нарезать. Отсутствуют ходы сообщения и внешние укрепления обороны капониров. Предстояло отрыть окопы хотя бы около бункеров. В дополнение ко всему из инструментов необходимых для ремонта имеются только лопаты да кирки. И единственный лом.
Капитан Харитонов, вместе с Кураловым осматривающий состояние узла обороны был мрачнее тучи. Ему тоже не нравилось состояние узла. Капониры выглядят вообще недостроенными. За оснащением узла принялись только вчера, выделив со складов вооружение и боеприпасы. Однако не до конца обеспечив полным списком необходимого. И это еще не все. Выделенного личного состава для обороны явно не достаточно. Но приказы не обсуждаются.
Хорошо, что боеприпасы в полном комплекте и своих прихватили. Когда лейтенант заикнулся о радиостанции, то комбат на него посмотрел так, что Максим предпочел извиниться за свою «придурь». Однако связиста выделили и аж пять телефонных аппаратов в придачу, и катушек с полевкой, чтобы обеспечить капониры надежной связью. Насколько надежной – время покажет.
После осмотра всех капониров и прилегающей местности, капитан и лейтенант с сержантом Гороховым, который осуществлял охрану и подготовку узла, подошли к машинам. Харитонов немного постоял, задумчиво смотря на запад, затем повернулся к лейтенанту.
- По сути тут минимум батальону оборону нужно держать, - сказал он. – А у тебя в подчинении почти два взвода, если арт-расчеты учитывать. Так что считай, что почти ротой командуешь. А командирская должность узла вообще на комбата тянет. Но… – капитан немного помолчал, - распредели бойцов по капонирам. Пусть все окопают. Если успеете… - он оглянулся, посмотрев на соседние капониры, - то ходы сообщения тоже надо бы сделать.
Куралов с Гороховым переглянулись – это значит отрыть более пяти километров!
- Я с командованием переговорю, - продолжил капитан, - возможно еще людей выделят. Но особо не надейтесь. Связь… со связью засада. Если что, через посыльного.
Потом капитан сел в полуторку и машины уехали.
Больше капитана они не увидят. И никто на помощь не придет.
Нет, о них не забыли. Тот, кто считает иначе – ошибается. Об этих ребятах помнили, о всех таких группах помнили, но ничем не смогли помочь. Это туман войны. Жестокая реальность. Сколько таких вот групп потом выходили из окружения? Их было много. Армии, дивизии, полки, даже взводами шли к фронту. К своим. Пробивались с боями. Порой без боеприпасов, на одних штыках. Но шли, чтобы потом бить врага.
Это уже случилось. Красноармейцы, встретившие врага у границы, и сражавшихся эти несколько дней, уже пытаются пробиться на восток. Они упорно идут к далекой канонаде. По пути нападают на врага. Гибнут, но цели не отступают. Порой они тянут на себе противотанковые пушки через леса, имея один единственный снаряд, а то и вообще без боекомплекта. Они собирают боеприпасы на полях сражений – у разбитых орудий и танков. И вновь идут. Чтобы сражаться.
Это кажется, что их забыли. Только кажется. О них помнят.
С началом войны на весах оказалось многое. Очень многое. И от этого не отпереться. Не уйти, не спрятаться. Просто надо идти и сражаться. И командующему надо принимать решения. Но что делать, если вдруг сложилось, что необходимо отступить, иначе крах. Нельзя не отступить. А где-то там, совсем рядом сражаются наши советские бойцы? Как тут можно скалькулировать ценность человеческой жизни? Что ценнее, взвод, дерущийся в окружении, или полк держащий оборону, против превосходящих сил противника? Приходилось принимать решения. Они только кажутся жесткими. Целесообразность? Нет на войне такого понятия. Боевые потери. И боль в груди. А иначе нельзя – война. Отвратительное слово.
Эта война сломала мировоззрение у большинства советских граждан. Уже в первый месяц стало ясно, что нет никакой солидарности немецкого пролетариата. Оставалась лишь надежда на это. Но и она умерла с пониманием что эта война на уничтожение. Война не за идею. Это война за родину.

[Валентинович]

Куралов досадно вздохнул - где-то части Красной армии будут врага бить, а тут в земле копайся. Однако вида не подал. А земляные работы уже велись. Его замкомвзвода уже распределил людей по капонирам. Максим даже разозлился - инициативный у него зам. Даже слишком. Рядом кашлянул Горохов. Явно тоже с рацпредложением.
- Излагай, - буркнул Куралов. Еще один активист на его голову. Впрочем, предложение сержанта было дельное:
- У южного арткапонира нет бронезаслонок. Предлагаю заложить их мешками с землей. Мешки имеются.
- Организуй, - кивнул Максим.
Сержант отошел, а Куралов направился вдоль полукапонира. Вокруг разрослись кусты и молодые березки, которые внесли свою лепту в маскировку. Крышу заложили еловыми лапами. Вроде все в порядке – и лапник аккуратно разложен, даже елки вдоль стен воткнули в землю, будто они тут и росли... но казалось, что-то не то.
Он посмотрел на другие капониры, замаскированные аналогично и понял – именно маскировка все выдает. Если бы капонир был один, то не придерешься, но капониров четыре, и стоят характерно, портя весь натуральный пейзаж. Еще окопы…
В амбразуре с орудием промелькнуло любопытное лицо бойца. И Куралов подошел ближе. Внимание привлекла березовая поросль - её тут выросло достаточно. Не помешает ли она стрельбе? Он попытался сломать тонкий ствол, но не преуспел – побег гнулся, но не ломался.
- Не стоит, товарищ лейтенант, - сказал артиллерист из амбразуры. – Толстые мы срезали уже, а этот молодняк не помешает ни целиться, ни стрелять.
- Как орудие?
- Все проверено, товарищ командир, - доложил командир расчета. - Ствол, лафет, механизм перемещения, спусковой механизм исправны. Оптический прицел в идеальном состоянии.
- Ну-ка, бронезаслонку закрой.
Артиллерист повернулся и створка поднялась. К ней тоже умудрились для маскировки как-то лапник с березовыми ветвями прикрепить.
- Отлично! Опусти.
Максим подобрал несколько веточек. И пошел в обход своего хозяйства, отгоняя ветками назойливых мух. Было жарковато и эти заразы роились вокруг раздражая. А от листвы пахнуло чем-то знакомым. Да, так пахли веники для бани, эх… дом напомнило… сейчас бы в баньке попариться, а потом квасу холодного из погреба…
Лейтенант обошел с проверкой все капониры. Окопы и ходы около них привели в годное состояние. Вооружение проверено и перепроверено. Побывал он и в южном артиллеристском полукапонире. Амбразуры в нем обложили мешками с землей. Надолго ли их хватит?
Максим также обошел бункер вокруг. Да, от маскировки толку нет. Но что делать?
Связист доложил о налаженной меж капонирами связи. Прибыли отделенные, тоже с докладами - окапывание заканчивается, осталось совсем немного. Вооружение и боеприпасы в наличии…
Напомнив про наблюдателей, Куралов распустил командиров отделение по объектам, а сам вернулся в командирский бункер. Было время кое-чем заняться.
Максим присел в бетонном закутке на ящик, вытащил из командирской планшетки толстую тетрадь и карандаш. Открыл тетрадь на первой странице. Вверху имелась только одна запись – «Дневник». Начать вести дневник Максим порывался много раз. Однако то времени не хватало, то мысли путались. С чего начать? Писать просто то что делал за прошедший день не хотелось. Сухая статистика поступков – какой от нее прок? Вот если бы написать так, чтобы самому стало интересно – как это смотрится в свете учения Ленина-Сталина? Тут воображение начинало буксовать. Максим мог много говорить об этом, но правильно сформулировать письменно…
Нет, в тетради по политической подготовке было как надо. Но как это отразить в дневнике?
Карандаш замер в начале строчки…
А тут душновато. Бетон успел нагреться, а через дверь и амбразуры не сквозит, хотя снаружи ветерок присутствует. Вентиляционный канал! – вспомнил Максим. Вроде забит чем-то.
- Малинин!
- Я товарищ лейтенант, - отозвался командир отделения.
- Вентиляцию проверяли? – спросил Куралов отделенного. – Чем она забита смотрели?
- Смотрели, товарищ лейтенант. Там строители кое-как бетон лили. Отверстие с мизинец всего.
- Ну так расширьте.
- Лом нужен, а он у третьего отделения сейчас.
Куралов вспомнил реакцию комбата на вопрос с радиостанцией и сделал строгое лицо. И видно удалось - отделенный тут же послал бойца за инструментом.
- Вот так! – подумал довольный Максим, возвращаясь в закуток капонира.
Тетрадь в руки, карандаш наготове. Но мысли вновь застопорились. С чего же начать? Ведь событий случилось достаточно. Само назначение, можно сказать – уже событие. Он, простой взводный, командует целым узлом обороны! Капитанская должность…
Бум! – зазгудел с металлическим лязгом бункер. Бум!
От неожиданности карандаш сделал косую линию на бумаге. Максим раздраженно вскочил, выбежал из капонира и взглянул на крышу. Там боец ломом пробивал вентиляционный ход.
Бум! Бум! Хр-р-р… - что-то полетело по вент-каналу, потом раздался грохот и мат из нижнего яруса бункера. Впору взвыть от тупости подчиненных. Лейтенант сразу понял - бетонное крошево рухнуло на ящики с боеприпасами. И наверно на них кто-то сидел…
Отчитав нерадивых - и бойца с ломом за то, что не предупредил о начале работ, и сачка в нижнем ярусе, и отделенного, за не туда поставленные ящики, Максим вернулся капонир. Посмотрел на оставленную черту, стирать не стал. Вывел большую букву «К» и задумался. С чего же начать? Но в голову ничего подходящего не приходило. Обстановка не та. Почему-то нервируют эти бетонные стены, и звуки разные мешают сосредоточиться. Что там еще за гул появился? Куралов поднялся и направился на выход. Гул заметно усилился. Выйдя, он заметил, что все бойцы смотрят вверх, а там…
В небе медленно плыли самолеты. Много.

[Валентинович]

Первый раз в жизни Максим видел столько самолетов сразу. Он никогда не бывал на воздушных парадах страны, и по рассказам только мог представить зрелищность действа. Рассказчики даже когда перечисляли количество и тип самолетов испытывали щенячий восторг от увиденной мощи авиации страны. А тут…
Тут был враг. От летевшей куда-то на восток армады Максиму стало жутко. Капониры естественно замаскировали, даже линию окопов закрыли маскировкой. Однако их расположения и конфигурация с высоты сводит незаметность в ноль. И от этого никуда не денешься. Если они заметят их капониры, то…
Но как же их много! Максим попытался самолеты сосчитать, но вскоре сбился. Больше сотни…
- У-у-у, сволочи! – произнес кто-то из бойцов. - На Минск летят.
- А наши-то где? Соколы сталинские?
Наша авиация конечно летала. Но за несколько дней войны Куралов ни одного нашего самолета в небе не видел. А почему? Додумать Максим не успел.
- Воздух! – это крикнул сержант Горохов и упал на дно окопа.
Неожиданно промелькнул силуэт с крестами. Следом пулеметной очередью выбило фонтанчики земли из бруствера, срезало несколько веток с куста и провизжало рикошетом от бетонных стен капонира. Перед тем как упасть, лейтенант успел заметить еще один промелькнувший вверху силуэт. Потом что-то брызнуло в лицо, и кто-то рухнул рядом. А еще внезапно голова отяжелела.
Ранен? Но боли нет. Только в голове тесно. Почему? Инстинктивно Максим вскинул руки и вытер лицо. Заодно ощупал голову. Потом принялся рассматривать свои руки, причем с любопытством, как в первый раз. Затем посмотрел перед собой и увидел убитого бойца Якубова из второго отделения, в неестественной позе, с рваной окровавленной гимнастеркой. Остекленевшие глаза, казалось, с укором смотрели прямо на лейтенанта. Максим оторопело смотрел на Якубова. А внутри шла борьба. Что-то пыталось достучаться до сознания. Кричало, уговаривало, но Максим не мог пошевелиться.
Это смерть – билось в голове. Смерть… вот она тут, рядом…
- Товарищ лейтенант! – крикнул сержант Горохов, подскакивая. – Вы живы, не ранены?
Но ответить Максим не мог, неотрывно смотря на убитого. Горохов ощупал командира и понял – в каком состоянии тот находится. Сначала сержант высунулся из окопа и осмотрелся. Те два мессершмитта, что неожиданно упали на позицию, тем временем обошли капониры стороной, сделали горку и повторно пошли в атаку. На консолях заплясали огоньки и земляные фонтанчики вновь прошлись по окопам наискосок. От самолетов отделились черные капли и рядом с капонирами встали два разрыва.
От грохота Максим инстинктивно подпрыгнул, отрывая наконец взгляд от убитого. Его тут же подхватил сержант.
- Надо укрыться в капонире, товарищ лейтенант, - сказал он. И глянув вверх, вдруг заорал:
- В бункер, все в бункер! Бронезаслонки закрыть!
Перед тем как вбежать в капонир Максим посмотрел на небо и увидел, что десяток больших самолетов снизились, встали в круг и начали валиться на их позицию. Куралов нырнул в свой закуток, следом забежали бойцы отделения. Они падали на бетонный пол, облегченно выдыхая.
- Вроде все, - сказал сержант и закрыл бронированную дверь.
«Ну слава богу – сказал кто-то рядом». Максим недоуменно оглянулся. В закутке он был один. В проходе никого, а бойцы вглубь ушли, вон сидят, а рядом никого. Кто же это сказал? Вот опять, хмыкает почему-то. Может он снаружи остался? Тогда почему ему весело? Куралов приподнялся и выглянул в амбразуру защиты входной двери капонира – никого.
И тут послышался рев. Нет не рев – вой! Вой, продирающий до костей и хлестко бьющий по нервам. Вдруг земля вздрогнула и…
Максим всегда считал, что он готов ко всему. На учениях при выстрелах артиллерии он лишь слегка вздрагивал. И всегда с злорадством думал, что вся эта мощь направлена только на врагов, считая, что сам он никогда не склонится перед страхом смерти. Как подобает комсомольцу и красному командиру.
Но с первым разрывом бомбы, бетонный пол вдруг сильно пнул тело, да так, что показалось капонир целиком взмыл вверх. Все спокойствие окончательно рухнуло куда-то, вся оставшаяся бравада улетучилась вмиг. По спине пробежал предательский холодок, тело стало ватным. Паника захлестнула сознание. Что-то вновь начало кричать внутри. Бесполезно, уговаривать. И к вою пикирующих самолетов и реву бомбовых разрывов примешался пронзительный мерзкий визг. Максим вжался в угол бетонного закутка и зажал голову руками. С каждым разрывом тело вздрагивало и тряслось, а в уши бил тот пронзительный визг. Максим вжимался в стену, стараясь слиться с ней.
В небольших паузах, он разжимал глаза смотрел на бойцов в проходе. В их взглядах не только испуг, но и крайнее удивление. Почему они так на меня смотрят? Почему? Не сразу он понял, что противно он сам. Но стыд от этого тут же гасился с новым ударом по бункеру.
Спрятаться… А-а-а…
«Трус! – рявкнул кто-то, - не ори, какой пример показываешь!».
- Ай! - вздрогнул Максим. - Не надо… а-а-а…

[Валентинович]

Тишина наступила неожиданно. Максим не сразу понял, что налет прекратился. Он разжал руки и открыл глаза. Пыль и просочившаяся сквозь бронированные заслонки копоть густо висела в бункере. Густо пахло гарью, которую засасывало вентиляцией в капонир снаружи. Если конечно ответственный за систему боец не спрятался при налете.* Самое поганое, что фильтры тупо забыли включить с список необходимого. Теперь задыхайся тут…
Личный состав зашевелился. Ошалелые красноармейцы одновременно осматривались и ощупывали себя. На лицах смесь испуга и удивления. Кто-то кашлял, надышавшись, пыли и дыма, кто-то постанывал. Люди приходили в себя.
- Ну что, молодо-зелено, - послышался веселый голос Горохова, - как вам первый налет? Никто в штаны не наложил с испугу?!
Послышались смешки. Бойцы принялись обсуждать свои ощущения от налета. Кто-то забубнил, причем явно матом.
- А ну кто там сквернословит?! – грозно окрикнул сержант. - Митрофанов ты, что-ль?
- Я тащ, сержант, – повинился боец.
- Чего так ругаешься?
Но вместо Митрофанова ответил другой голос:
- Да обтрухался он!
В капонире раздался смех. Сначала тихо, потом громче.
- А ну цыц! – рявкнул Горохов, появляясь в коридоре и отряхивая запыленную гимнастерку. - Отставить смех!
Он строго осмотрел притихших бойцов, посмотрел на Куралова, как ему показалось недобро. Только тот отвернулся, Максим сунул руку в промежность и облегченно выдохнул - сухо. Не хватало еще, так низко пасть перед подчиненными.
- Во пером бою завсегда так, - продолжал сержант, - можно обтрухаться и обделаться. Однако трусости своей всем казать нельзя. Ссысь, срись, но дело делай. И никто не смеет попрекнуть за то! Поняли бойцы?
Сержант грозно посмотрел на красноармейцев и громко переспросил:
- Поняли, спрашиваю?!
- Да, - многоголосьем ответили красноармейцы.
- Вот и славно!
Тем временем Куралов поднялся. Ему не хотелось вставать, но кто-то внутри насильно принудил подчиниться. Максим оперся о стену и с удивлением уставился на руки и ноги – те почему-то жили своей жизнью. Стоило только расслабить, как они начинали трястись, словно в припадке.
«Встань ровно, расслабься, глубоко вдохни!»
Максим вздрогнул, нервно оглянулся, никого за спиной не увидел.
«Не крутись! - появились непонятные мысли в голове. - Замри, сказал! Подожди, пока адреналин схлынет».
На вопрос - что такое адреналин и почему он так и бурлит, сразу получил пояснение. Однако ничего не понял. И от непонимания на Максима вновь накатил страх. Но его кто-то погасил, одновременно отодвинув сознание вглубь. Странное чувство – тело будто отнялось. Куралов ощутил себя гостем в собственном теле.
Лейтенант прошел по проходу в центральное помещение капонира. Шаги выходили какие-то дерганные, неровные. «Как зомби» - появилась чужая мысль, «Не вмешивайся!». Игнорируя внимательные взгляды красноармейцев, Максим повернул рычаг механизма запорной заглушки в положение «открыто», после чего выдвинул перископ в рабочее положение, приник к окуляру и обозрел окрестности. Увиденное не понравилось, хотя врагов лейтенант не заметил.
- Внимание! – скомандовал Куралов, борясь с собственной мимикой. Удивление так и перло изнутри. Приходилось движением маскировать корчи лица. - Открыть заслонки. Осмотреться на местах, проверить вооружение. Сержанту Горохову выставить наблюдателей. Пухов - связь с соседними бункерами. Принять доклад о потерях. Проветрить казематы.
Команды выходили рваными, произнесенными, как бы с натугой. Накатила злость. И вдруг на Максима обрушилось лавина страшной информации. Она закрутила огромным водоворотом частичку сознания и утащила куда-то в глубину. Там Куралов и затих ошарашенно.
- Митрофанов, Соколов, занять эн-пе, - среагировал на команду командира сержант. – Смотреть по сторонам и в небо не забывайте посматривать.
Бойцы вышли, а Горохов спросил:
- Считаете, немцы сейчас в атаку пойдут, товарищ лейтенант?
- А ты думаешь, немцы просто так нас бомбили? – спокойно спросил Куралов, не отрывая глаз от окуляров. – Немцам известно расположение узла. Скоро должны появиться.
- Есть связь! – доложил младший сержант Пухов. – Ответили второй и четвертый капониры. Докладывают – в людях потерь нет. Первый пока не отвечает. Возможно обрыв провода.
- Устранить обрыв!
- Есть, устранить! – ответил Пухов и, забрав одного бойца с катушкой проводов, вышел из капонира.
- Пойдем-ка, сержант, наружу, - сказал Куралов. – Посмотрим, как нам там фрицы нагадили. А то из перископа ничего не понять.
Разрушения от налета, если не считать нерушимость бетонных капониров, можно было бы оценить как катастрофические. Немецкие штурмовики разворотили вокруг бункеров все, над чем долго и усердно потели красноармейцы. Воронки на воронках. Близкими разрывами не только нарушило ходы сообщения, но одновременно снесло напрочь всю маскировку с капониров. Мало того осколками состригло всю поросль вокруг.
- Да-а-а… - протянул Горохов, переводя взгляд с их капонира на соседние. - Теперь нас далеко будет видно.
Куралов промолчал. А что тут сказать еще?
- А вы молодец, товарищ лейтенант, - неожиданно сменил тему сержант. – Побороли свой страх!
- Хорошо хоть не обделался, - хмыкнул Максим. – А ты, сержант где воевал? На финской?
- На Халхин-Голе еще. Так и служу. Хотел вот на гражданку выйти, да война началась.

*Система вентиляции капониров предусматривала наддув с помощью электродвигателя с вентилятором, или механизма ручного привода.

[Валентинович]

- Немцы!
Крик наблюдателей совпал с появлением связиста.
- К бою! – скомандовал Максим. – Связь с капонирами – приказ – огонь только по команде!
Связист кинулся внутрь капонира, а лейтенант вскочил на бетон, доставая бинокль. Следом поднялся сержант. Куралов навел оптику на грунтовку, которая выходила из перелеска и пересекала поле, проходя аккурат между арт-капонирами.
Четыре мотоцикла с колясками выкатились из перелеска и остановились на опушке. Один из водителей приподнялся на мотоцикле. Подкрутив резкость на бинокле, лейтенант понял, что мотоциклист тоже обозревает торчащие бетонные сооружения в оптику. Из перелеска появилась пара бронетранспортеров, остановились там же.
- Чет-то мало их… - пробормотал сержант. – И танков нет.
- Это дозор. Мобильная группа. – Пояснил Куралов. – Танки и основные силы следом идут. Передай пулеметчикам – основная цель мотоциклы, арт-расчетам - броники. Напомни – огонь только по команде.
Горохов спрыгнул и скрылся в капонире
Немец осматривал в бинокль капониры еще несколько минут, затем слез, подошел к одному из бронетранспортеров, переговорил, вернулся к мотоциклу. После чего три мотоцикла двинулись вперед, а четвертый откатился к перелеску.
Один из бронетранспортеров тоже поехал, но взял южнее - наискось по полю. Сначала мото-патруль ехал компактно и медленно. Затем два мотоцикла вырвались вперед, проехали практически половину поля и, не доехав двухсот метров, резко снизили скорость, а пулеметчики открыли огонь. Пули на удивление легли кучно – провизжав рикошетами по бетону, и подрезав березовый молодняк. С выехавшего на поле бронетранспортера тоже ударил пулемет по крайним полукапогирам.
- Смертнички хреновы! - выругался Максим, скатываясь под укрытие бетона. – Метко кладут, сволочи.
Мотоциклисты действовали на острие наступающих войск и в случае встречного боя, действительно являлись потенциальными смертниками.
Еще несколько очередей. Но капониры молчали. И мото-дозор съехав с дороги медленно двинулся вперед. Проехав еще сотню метров, пулеметчики вновь дали по очереди.
Вдруг ухнула пушка соседнего капонира. Буквально на мгновение позже выстрелила пушка командного капонира. Это послужило сигналом – пулеметы всех капониров застучали одновременно. Максим как раз рискнул выглянуть на поле и успел увидеть, как один разрыв встал у левого бронетранспортера, практически накрыв его, а второй снаряд воткнулся точно в оставшийся на опушке. Тот вспыхнул разрывом.
Мото-патруль прожил считанные секунды. Лишь оставшаяся пара успела развернуться и проехать последние метры своей жизни. Тот что остался на опушке рванул в лес. Но его все же достали. У бронетранспортеров нашлись живые. Отстреливаться они не стали. В бинокль было видно, как темно-серые фигурки под пулеметным огнем отползают в перелесок. Орудия сделали несколько выстрелов осколочно-фугасными, накрывая отползающего врага. Один из снарядов разорвался у подбитого бронетранспортера.
- Отставить огонь! – крикнул лейтенант и посмотрел в бинокль.
Что ж, если не считать открытие огня без команды, то первый бой прошел прекрасно. По итогам скоротечного боя – уничтожено четыре мотоцикла BMW R-6, два бронетранспортера типа – Hanomag Sd.Kfz.251/1, и около двадцати солдат противника.
«До взвода противника!». «Ага, я смотрю - отошел от шока?». «Не совсем. Как-то не верится…». «А мне врать незачем – возразил гость». Максим внутренне содрогнулся. «Это все как-то…». «Фантастично? – хмыкнул гость. – Есть немного. Но это надо принять как должное». «Что я могу сделать?». «Вот это правильный вопрос! – похвалил гость. – Сделать ты можешь не мало». «С полуротой против дивизии?». «А кому сейчас легко? Ты должен выполнить приказ так, чтобы насести максимальный урон врагу!». « Это и так ясно – вздохнул Максим. – А с тем, что ты знаешь, как?». «Со сведениями труднее, - согласился гость, - я надиктую, ты запишешь, это не трудно, только вопрос – будет ли время для этого. Вот кто эти сведения до командования доставит. И поверят ли им?».
Неожиданно появился Горохов.
- Ха! Видели, товарищ лейтенант, как немчуру причесали?!
Изнутри начала подниматься волна возмущения. «Успокойся, разберемся сейчас», а у сержанта спросил:
- Связь с капонирами установлена?
- Так точно! – ответил Горохов, и улыбка с его лица исчезла. – Докладов пока не было.
В капонире остро пахло сгоревшим порохом. Горохов заметил мину на лице лейтенанта, резво скользнул к проему в подвал и спустился вниз. Послышалась злая отповедь, а следом звук ручного привода вентсистемы.
Связист уже был готов вызывать капониры.
- Кстати, что там с южным? – спросил лейтенант.
- Взрывом дверь завалило, товарищ лейтенант, - быстро заговорил боец. - Мы провод соединили, дверь откопали. Люди целы, ошалели только – одна бомба прям на крыше рванула, но сам капонир вроде цел, только единственную бронезаслонку сорвало.
- Ясно. Связь давай.
Первым был южный. Доложили тоже самое, что уже довел связист. Однако бронезаслонку уже установили на место и укрепили мешками с землей. Затем лейтенант принял доклад из артиллеристского полукапонира и его ошарашили – погиб заряжающий. Именно его гибель послужила причиной открытия огня орудием. Последним доложился северный пулеметный полукапонир – потерь нет, попаданий при налете не имелось, все вооружение и механизмы исправны.
Лейтенант вздохнул – вот и потери. «Это война, - сказал гость». «Я понимаю. Спасибо. Ты это… не вмешивайся больше. Я и сам справлюсь». «Я и не собирался все делать за тебя. Ты первый страх уже поборол, так что действуй. Извини, если что». «Извиняю. Стыдно мне за трусость свою. Как тряпка…». «Это в прошлом уже, - перебил гость. - Забудь. Горохов прав – ссысь срись, но дело делай! Люди будут судить по тому, как ты себя дальше покажешь».
Максим вновь вздохнул и направился в артказемат. Стало интересно – что там за наводчик такой меткий?
- Сержант Жунусов! – представился улыбающийся наводчик с восточными чертами лица.
- А имя?
- Абыз, товарищ лейтенант, - бодро ответил Жунусов. – По-казахски означает – защитник.
- Очень правильное имя! – кивнул Максим. – Хорошо стреляешь, Абыз.
- Он вообще может снаряд за километр в ствол пушки положить, - сказал Горохов.
- Объявляю благодарность.
- Служу трудовому народу! – гаркнул Жунусов.
- А кто наводчиком в соседнем капонире?
- Там сержант Лапочкин, ответил Горохов. - Опытный наводчик. Товарищ лейтенант, а может на поле за трофеями наведаться?
Подобная мысль у Куралова тоже возникла, но гость её тут же отогнал.
- Не стоит, - ответил Максим. - Мотоциклы как на ладони. А немцы наверняка наблюдателей оставили, только бойцов напрасно потеряем. Вот дозоры по флангам выставить стоит. По паре самых подготовленных.
- Займусь сейчас же, - козырнул сержант.
Куралов вернулся в закуток обороны входа. Пока затишье, можно сведения в тетрадь записать. Он сел на ящик, вытащил из планшетки толстую тетрадь и карандаш. Открыл тетрадь на первой странице. В заглавии было уже написано - «Дневник», а ниже его фамилия имя и отчество. Стирать не стал. Карандаш на мгновение застыл над строкой…
Как только Максим думал о том, что будет со страной в войну, то невольно содрогался. И не только. От невероятности ситуации тоже в дрожь бросало. Каким невероятно умным можно быть, чтобы придумать такой уникальный аппарат! И ведь ребята правильно поступили – решили помочь.
Карандаш мерно скользит по бумаге. Почерк почти ровный, но буквы иногда прыгают на строке. Это раздражает. И чужое сознание в голове…
«Смирись. Потерпи меня, это ненадолго». «На сколько? – насторожился Максим». «Максимум на сутки, - ответил гость». Почувствовалась некоторая недоговоренность. «Я погибну, когда ты уйдешь?» «Нет, - ответил голос. – Меня выдернут в любом случае по истечении суток, или сразу после твоей смерти».
Некоторое время Максим сидел молча. Думал. О собственной смерти. Странно, что она не пугает как раньше. Еще недавнее время назад вид убитого бойца мог парализовать его волю, а теперь…
«Сколько раз ты уже? – спросил он у гостя». «Ты четвертый». «И как?». «Жутко. Страшно. Каждый раз смерть будто облизывает меня…».

[Валентинович]

Минуту Максим сидел и молчал. От гостя тоже мыслей не возникало.
«К смерти не привыкнешь, мировую с ней не выпьешь, но мы выпьем с ней на брудершафт». «Что это? – удивился гость». «Так отец мой говорил. Он еще на империалистической с немцами воевал». «М-да, что еще сказать – мудро. Но давай пиши, времени мало».
И Максим продолжает записывать информацию из собственной головы. Надо успеть записать, все что должны случиться. Или произойдут в будущем. Не успел. Боец прямо через амбразуру доложил:
- Товарищ командир, танки!
Куралов выскочил из капонира, и выглянул на поле. Из перелеска выкатывались танки.
- Один… три… пять… - считал Куралов, наблюдая через бинокль - десять… шестнадцать. Все?
Спрыгнул вниз и нырнул в бункер.
- Связь с капонирами, - сказал Максим связисту.
Подошел Горохов.
- Против нас до двадцати танков, - сказал Куралов сержанту, пока боец вызывал капониры. - Это рота вроде. Но за ними еще наверняка дохрена идет.
- А какая разница – сколько их? – улыбнулся тот.
- Ты прав, - хмыкнул в ответ Максим. – Какая разница? Всех будем бить!
В капонире уже приготовились к бою. Расчеты у орудия, ящики со снарядами открыты. Их за считанные минуты подняли с нижнего этажа. Пулеметчики напряженно вглядываются через прицелы.
- Огонь только по команде! – напомнил Максим. - Что там со связью?
- Капониры на связи, товарищ лейтенант!
Куралов по очереди переговорил со всеми полукапонирами. Особенно подробно со вторым артиллеристским полукапониром о том – когда и кому открыть огонь по танкам. Это зависело от того как немцы начнут атаку, точней у какого капонира будет удобней ракурс. Огонь из пушек следовало вести с полкилометра, иначе сорокапятимиллиметровый снаряд лобовую броню Т-4 не возьмет. Бить в смотровые щели, по гусеницам, в борта. Хорошо если удастся попасть в двигатель. Тогда танковая пушка не сможет вести огонь, поскольку выстрел производится электро-спуском. А лучше попытаться зажечь танк. Кроме того, подпускать танки ближе, чем на двести метров нельзя, иначе техника войдет в мертвую зону, образовавшаяся из-за отсутствия третьей пушки, которая должна быть установлена в северном артиллеристском полукапонире. Но выделили только две казематной артиллерийской установки. Причем из-за отсутствия монтажных креплений в каземате смонтировать ДОТ-4 в северном не получилось бы. Пришлось арт-амбразуру северного переоборудовать под пулеметную.
В центральном каземате Максим повернул рычаг механизма запорной заглушки в положение «открыто», выдвинул перископ в рабочее положение и приник к окуляру. Немцы уже почти развернулись для атаки. Ага, вроде пара «четверок» в первой линии.
«По штату у танковой роты вермахта должно быть четыре четверки, - напомнил гость». «Не факт, что против нас всего лишь танковая рота, - возразил Максим». «Спорить с этим трудно, - хмыкнул голос». И вспомнились сведения по конкретно противостоящим им немецким подразделениям.
«Пехотная и танковая дивизия, - помрачнел Куралов. – И все против нас…». «А какая разница – сколько их? – повторил гость слова Горохова. - И вообще, основной удар немцы нанесли севернее, а на нас вышла только часть – до полка, не больше». «Ну… утешил…».
«Как утешение, - сказал гость, - ими командует целый генерал!». «И что?». «А то, что он дивизией против лейтенанта с сотней бойцов. Немцы считают русских неполноценной расой. И что СССР они победят за несколько недель. С первыми боями они уже недоумевают – почему наши бойцы не сдаются? Ведь по их разумению сопротивление бессмысленно. Русские варвары, - со злостью произнес гость. – Они еще не раз испытают нашу ярость. Кстати, есть у немцев такое свойство - когда им по зубам от души прилетает, то количество вероятного противника они оценивают в десятки раз больше истинного. У тебя даже с сотней есть возможность насовать им по полные помидоры. Пусть думают, что тут полк окопался, все равно твою сотню бойцов немцы в донесении увеличат раз в двадцать наверняка. Ибо стыдно станет генералу получать люлей от лейтенанта».
«Слушай, - невольно улыбнулся Маским. – Ты моё имя знаешь. Все мне показал, но как зовут - не открыл». «Василий Маргелов, - наконец представился гость. – Войсковое звание – старший сержант. Служил в ВДВ – это воздушно-десантные войска. По этому времени уровень подготовки соответствует ОСНАЗу». «Хм… - почему-то смутился Максим, – будем знакомы». «Будем, дружище! Смотри, немцы почти готовы начать…».
Максим вгляделся в оптику – танки ужа в порядки выстроились, следом развернулись бронетранспортеры, с которых рассыпались пехотинцы и пока залегли позади техники.
Лейтенант провел перископ туда-сюда, панорамно осматривая построение немцев, и прикинул, что если первыми откроют огонь северные полукапониры, то немцы скорей всего довернут танки на них, открывая для южного артиллеристского полукапонира свои борта. А может, не довернут. Но попробовать можно.
- Да сколько же их?! – воскликнул пулеметчик.
- Осилим? – спросил кто-то из бойцов.
- Осилим! – решительно сказал лейтенант. - По-другому быть не может, товарищи бойцы.
Больше ничего уточнять Максим не стал. Как же тяжелы эти знания о будущем!
Тем временем немецкие порядки двинулись вперед. Началось. Максим кликнул командира арт-расчета и уступил ему перископ – пусть корректирует огонь орудий.
- Ориентир – подбитые мотоциклы, ближе не подпускать, - уточнил лейтенант. - Пулеметчикам - открытие огня на личное усмотрение.
После чего сменил фуражку на каску, и вышел из капонира, потому как не собирался командовать из защищенного бункера. Было бы больше специальной оптики, а так лучше снаружи следить за боем. Высокая вероятность поймать шальную пулю или осколок? Что ж, есть такая беда. Зато все поле как на ладони.
Группа прикрытия расположилась вокруг полукапонира, частично восстановив огневые ячейки, и теперь чуть высунувшись, следила за приближением врага. Танки ехали медленно, вслед за ними двигались броники, а немецкая пехота укрывалась за техникой.
Танки открыли огонь по капонирам с километра. Стреляли с остановки, потом рывок вперед, вновь стоп и выстрел…
Взрывы встали вокруг бетонных коробок, однако прямых попаданий пока не было. Одновременно заработали пулеметы танков и бронетранспортеров. Пусть. Капониры молчали.
Девятьсот, семьсот метров…
Разрывы встают ближе и ближе. Несколько снарядов разрываются на стенах, но это не страшно. Взгляд в небо – вражеской авиации пока нет. И не надо…
Пятьсот метров…
Ухнула пушка командного полукапонира - и крайний Т-4 вспыхнул от попадания. Одновременно очередь максима вспорола землю и уткнулась в броник в центре. Пулеметы капониров дали короткие очереди, стараясь достать немецкую пехоту. Выстрелила пушка соседнего арт-капонира - крайний танк развернулся налево и застыл с перебитой гусеницей. Башня тут же начала разворачиваться на капонир, но через десяток секунд в борт воткнулся снаряд, и Т-3 задымил.
Молодец, Жунусов! – порадовался лейтенант. – Два снаряда – два танка!
Из бокового башенного люка вывалился немецкий танкист. Он быстро спрыгнул вниз, но на землю упал уже труп. Было видно, как пули рвут тело немца. Непонятно кто его – били пулеметы капониров, не отставали от них бойцы групп прикрытия.
Куралов вдруг понял что сам стреляет по врагу. Из пистолета. И зачем его из кобуры достал?
- Эх, мать его… сейчас бы еще пушечек, - громко ругнулся кто-то из бойцов, быстро перезаряжая мосинку.
Но, увы - придется рассчитывать только на имеющиеся.
Немецкая пехота, тем не менее, двигались вперед. Перебежками. Техника их уже прикрывала плохо, крайние капониры могли их достать. Но вот пойми - кто когда поднимется, сколько метров пробежит, и когда упадет. А как упадет? Раненый или убитый? Главное чтобы не встал.
Загрохотал 'Дегтярь' группы прикрытия. Лязг его затвора перекрыл стрельбу двух «Максимов» капонира, не говоря про соседние. При этом пулеметчик что-то орал. Толи пел, толи матерился.
Один из танков остановился и выстрелил. Снаряд прошелестел выше капонира, но почти впритирку, да так что Куралов почувствовал теплую волну, толкнувшую его сверху. Разрыв вспух далеко позади. Танк взревел и рывком продернулся вперед. Еще выстрел. Разрыв встал почти рядом. Одновременно пулеметная очередь взрыла бруствер траншеи, и Максим решил не дразнить судьбу, вернувшись в капонир.
Четыреста метров…
Пушки арт-капониров открыли частую стрельбу. Подбили еще четыре танка. Один задымил, три просто встали с перебитыми траками. Но экипажи их спешно покинули. Пулеметчики тут же сконцентрировали огонь по ним.
Неожиданно вскрикнул Гаврилов – второй номер первого пулеметного каземата. Максим заглянул в каземат. Гаврилов весь заляпанный кровью тормошил пулеметчика Зимина. У того в затылке была дыра. Очевидно пуля прошла через прицельный проем и попала в лицо сержанта. Бойцы помогли снять убитого с сидения и положить его на пол в углу.
- Вот и отвоевался Ванька, - вздохнул Гаврилов, снимая пилотку с головы.
- За пулемет, боец, - распорядился Максим. – Потом помянем, если время будет.
- Отходят! – закричал сержант, отрываясь от перископа. - Немцы отходят!
- Дай-ка, - выкрикнул Максим, подскакивая к системе наблюдения.
Лейтенант провел перископ туда-сюда. Танки пятились. Перед капонирами осталось семь подбитых танков - один Т-4 и шесть Т-3. Четыре из них сильно чадило, остальные стояли, понуро опустив ствол. Их бы попытаться поджечь, чтобы ремонтным подразделениям немцев веселее было с ними возиться. Кроме того, в дополнение к двум подбитым в первом бою «ганомагам» добавилось еще три. По живой силе – сколько вражин в утиль списали сосчитать трудно - тушки мёртвых немцев разбросаны по полю. По самому минимуму около двух взводов. Плюс экипажи танков. Не уверен, что кто-то из них добрался до своих живым. По танкистам бойцы стреляли с особым энтузиазмом, выполняя инструкции лейтенанта.
«По твоему совету кстати». «Это азбука войны, - ответил Маргелов. Эта война манёвренная. Война техники. Поэтому летчики, танкисты, водители, должны уничтожаться в первую очередь, особенно летчики и танкисты. Их подготовка долгая. Очень долгая». «Я понимаю».
Бойцы и артиллеристы тем временем весело обсуждали бой. Скоротечный? Да ну! Часы у лейтенанта имелись. Глянув на показания – изумился. Час? А показалось больше. Намного больше.
Некоторые бойцы от впечатления закуривали прямо в каземате, причем руки нервно подрагивали, выдавая отпускающее их напряжение боя.
Горохов тут же выгнал всех наружу.
- Офонарели, бойцы?! Эй, на приводе, - крикнул он в подвал, - а ну шибче крути ручку!
- Товарищ лейтенант! – крикнул боец, вбежавший в капонир. – Там…
Доклад бойца сбил приподнятое настроение. У группы прикрытия имелись потери – одни убитый один тяжелораненый и три с легким ранением. Убитого занесли в каземат. Положили у стены рядом с пулеметчиком. Укрыли плащом.
Лейтенант забрал у них красноармейские книжки. Перелистал. Сержант Зимин Иван Кондратьевич, семнадцатого года рождения, рабочий, беспартийный. Рядовой Васин Дмитрий Николаевич, шестнадцатого года рождения, рабочий, беспартийный.
Поступили доклады с капониров. Там тоже имелись убитые и раненые.