Александр Ершов писал(а):...Алексей, тут вот какая заковыка с вашими советами. Аналогичная и в "Сказках старого попугая". Если есть фрагмент, интерлюдия, даже написанная не совсем в стиле ведущего автора, его/ее гораздо проще переделать, чем воплощать на бумаге идеи, подаваемые вот таким образом. Даже черновик, через пень-колоду сделанный, конспект кратенький, и то легче обработать.
Не писал свой вариант, так как мне кажется, что ведущему автору переделывать готовый фрагмент всё же будет сложнее, чем написать свой в соответствии с примерным планом возможного варианта развития сюжета. При этом в такие краткие "план-схемы" я всегда закладываю значительный запас вариативности на тот случай, если предложение не будет в чём-то согласовываться с начальным замыслом произведения. На мой взгляд, свой фрагмент в межавторском произведении можно писать только тогда, когда ведущий автор подтвердит соответствие предложенной идеи общей концепции романа, и тогда, когда есть творческий настрой на работу в обозначенном формате.
Что касается возможного разнобоя в стилистике, то, например, в случае с "флагами", нам с Риммой, вроде бы, удалось установить определенный баланс "сращивания почерка", в результате чего, попытки читателей угадать, кто из нас написал тот или иной фрагмент, чаще всего заканчивались неудачей (за исключением совсем уж специфичных эпизодов).
Попросилась тут на бумагу прода, в которой рассказывается о том, что некоторые из предметов, знакомых нам по сказкам, являются совсем не тем, чем казалось. Отдельное спасибо за идею коллеге Иванову.
...СОБРовец незамедлительно выполнил приказ командира: волшебное транспортное средство начало довольно резко снижаться, направляясь к земле. Ученый кот издал возмущенный мяв, и пытаясь удержать равновесие, вцепился когтями в подполковника. Взвыли уже оба. Гончаров, сидевший в «хвосте» ковра-самолета, сам удержался на месте лишь потому, что его придержал сидевший рядом витязь. Затем ковер выровнялся, и, когда до поверхности оставалось где-то полметра, завис на месте, плавно колыхаясь бахромчатыми краями. Витязи не дожидаясь команды, приготовили к бою личное оружие, во время полета покоившееся в ножнах и чехлах, и спрыгнули на землю, За ними последовал Кот, по-кошачьи мягко приземлившись на четыре лапы, и последним, кляня свой малоподвижный городской образ жизни, неловко спрыгнул Гончаров. Перед ковром оказался довольно крутой, обрывистый горный склон, в котором, как пасть чудовища, оскалившегося каменными зубами, темнел провал пещеры. У одинокого дерева, выросшего неподалеку по какому-то капризу природы, всхрапывали, тяжело поводя взмыленными боками, три богатырских коня под богато расшитыми чепраками, а вот их всадников видно не было. - Где они? Где цепь моя?? – заурчал кот, подбежав к лошадям, которые захрапели и шарахнулись от него в разные стороны. – Ушли, тати окаянные! Не найдем теперь! - Найдем Василий, найдем, не волнуйся, – похлопал его по плечу подполковник. - Как же ты их найдешь? Они ж теперь в пещеры ушли, проклятущие! А в подземельях их теперь разве отыщешь? - Отыщем, Василий, Отыщем. Рано ты паникуешь. Помнишь, Будята по татям стрелял? - Так ведь не попал же! – мякнул кот. - Так и не нужно было попадать-то. Наконечник на стреле полый. А внутри него – пыль волшебная. Она злодеев, которые твою цепь увели, пометила надежно, всех троих. Так что не уйдут. - Да как не уйдут? Мы тут разговоры разговариваем, а они теперь в пещерах уже, наверное. И ушли далеко! - Найдем мы их. Сказал – найдем – значит, найдем… Игорь, блюдечко не забыл? Ну и хорошо. Один из «витязей», стоявших слева от командира, снял заплечную сумку, и, немного повозившись, достал из нее блюдце из светлого, ярко начищенного металла, после чего закинул сумку обратно за спину, а блюдце взял в руку, и, держа перед собой, потер ладонью левый край. В ответ на это на гладкой поверхности тарелочки появилось очень четкое, красочное изображение: большое, налитое соком красное яблоко, вращающееся вокруг своей оси, на фоне яблоневой кроны, где среди сочной листвы и солнечных зайчиков с веток свисали точно такие же красные плоды. «Ну ничего себе! - мелькнула мысль в голове пораженного Гончарова. – Я же думал, что катись-катись яблочко наливное по блюдечку, да по серебряному» - это всего лишь выдумка сказочная, а это оказывается – компьютер здешний?? Вот это да…» Василий придвинулся к СОБРовцу поближе, чтобы лучше рассмотреть сказочный компьютер. Изображение яблока меж тем плавно втянулось в панораму яблоневой кроны, и боец, держащий тарелочку в руках, нажал на изображение одного из висящих на ветвях плодов. Василий сразу же сообразил, что это не просто яблоки, а аналог привычных ему по тому миру «иконок» на «рабочем столе». После нажатия на поверхности тарелочки практически мгновенно появилась карта местности: на ней Василий увидел хотя и мелкое, но прекрасно детализированное изображение и дуба и замка Кощея, и леса с избушкой Бабы Яги, и морского побережья, а в левом верхнем углу – пещеры, перед которой светились целая группа отметок синего цвета, несколько в отдалении – три крупных пятна бледно-розового цвета и раскиданные по всей карте отметки ярко-красного цвета. Василий сразу же сообразил, что синие отметки – это витязи, он сам и кот. Розовым, получается, помечены… он оглянулся и увидел немного в стороне пасущихся коней. А красные - это получается, помеченные пыльцой воры. Но почему их так много и они по всей карте разбросаны? - Вот же ж! - выругался державший блюдечко витязь. - Чудит блюдечко - всех, на кого пыльца когда-то попала, показывает! Следы нам, как нарочно, путает. - Простите! - влез Василий, тронув мужчину за плечо. - Понимаете, я разбираюсь немного в том, как комп... то есть, блюдечки серебряные ... работают. Я, кажется, знаю, что тут можно сделать, чтобы лишние цели убрать. У вас же есть данные о времени появления отметок. Ну, когда именно пыльца на них попала? Тогда выберите в контекстном меню... В "настройках"... то есть, нет - в свойствах... Ну, в том месте, где показывают, что именно блюдечко вам показывает, а что нет... Вот там надо выбрать строчку "отображать только новые отметки", а число укажите сегодняшнее. Лишние отметки и уберутся. - А ведь ты прав, свидетель! - образованно воскликнул витязь, ненадолго задумавшись, и несколько раз ткнул в экран пальцем, вызывая контекстные меню и какие-то пункты в них. - Правда твоя, убрались отметки лишние! Все, товарищ подполковник, покатилось яблочко наливное по серебряному блюдечку, покажет нам татей, даже если в пещерах подземных скроются. Только я не понял, а кони-то богатырские почему видны? – спросил боец. - Видно, и на них пыль из наконечника попала, – хмыкнул тот, и двинулся вперед. – Ну, чего встали? Спускаться надо в пещеры темные. Богатыри бесчестные, знать, там схоронились. Больше-то негде. Витязи с топотом двинулись к пещере, и, разбившись на пары, стали входить в нее. Василий побежал за ними следом, не отставая от бойца со сказочным компьютером и стараясь не отрывать взгляда от изображения. Как только они вошли под каменный свод пещеры. Изображение на экране моментально поменялось: карта поверхности сменилась схемой подземелья, где в одном из коридоров, не так и далеко от группы синих отметок, передвигались три ярко-красных отметки. Гончаров сразу сообразил, что это и есть богатыри, персонажи «Руслана и Людмилы». - Здесь они, командир! В коридоре Б-3, движутся по направлению к ижице-один, - произнес оператор сказочного ПК. «Да, блин, ну и электроника в сказках! Яблочко наливное, по блюдечку да по серебряному... Ведь по описанию можно было изначально понять, о чем речь идет... - продолжил размышлять Василий. – Тут яблоко так яблоко! Не то, что дома… Там вообще какие-то блёклые огрызки на заду у американских аппаратов намалеваны... А с такой техникой, как здесь, воры от местных полицейских точно не уйдут!» СОБРовцы, видимо, считали точно так же и с топотом двинулись вглубь пещеры, торопясь догнать похитителей.
Последний раз редактировалось Римма 04 дек 2014, 14:30, всего редактировалось 4 раз(а).
Нет повести печальнее на свете, Чем... нет, не про Ромео и Джульетту, И даже не про спирт без закуси, А сага про мышей и кактусы. (В. Тимофеев)
Римма писал(а):Василий сразу же сообразил, что синие отметки – это витязи, он сам и кот. А розовым, получается, помечены… он оглянулся и увидел немного в стороне пасущихся коней. - Все, товарищ подполковник, покатилось яблочко наливное по серебряному блюдечку, покажет нам татей, даже если в пещерах подземных скроются. Только я не понял, а кони-то богатырские почему видны? – спросил боец. - Видно, и на них пыль из наконечника попала. – хмыкнул тот, и двинулся вперед.
Думаю, лишние отметки нужно как-то ликвидировать. Иначе, все, на кого когда-то попала волшебная пыль, будут в блюдечке светиться. Нужно их пометить и в контекстном меню выбрать "игнорировать". Как-то так... Вот такая у меня заклепка. Кстати, это действие, когда собровцы возмутятся, что все, на кого когда-то пыль попадала, светятся и только затрудняют работу, может подсказать сисадмин. А вообще - классный отрывок!
Я это к тому, чтобы собровцы поняли, что они от сисадмина пользу поиметь могут не только как от свидетеля. Кони-то сейчас явно мешают. Наверняка блюдечко и их продолжает просчитывать.
Римма писал(а):Они ж теперь в пещеры ушли, проклятые!
Для поддержания колорита предлагаю "проклятущие!"
Римма писал(а):снял со спины заплечную сумку
"Со спины" - лишнее. Откуда ещё можно снять заплечную сумку?
Римма писал(а):после чего повесил сумку на прежнее место, себе за спину
Как вариант: "после чего закинул сумку обратно за спину"
Римма писал(а):блюдце взял в руку, и, держа перед собой. Потер ладонью левый край
блюдце взял в руку и, держа перед собой, потер ладонью левый край
Римма писал(а):гладкая поверхность тарелочки сначала засветилась изнутри неярким свечением, а затем на ней появилось изображение
ПМСМ свечение лучше убрать: блюдце сделано из "светлого, ярко начищенного металла", на дворе ясный день - свечение никто не заметит Либо, если свечение всё-таки хочется оставить - пусть блюдце будет из потемневшего серебра.
Римма писал(а):красное яблоко вращающееся
Запятая после "яблоко".
Римма писал(а):придвинулся к СОБРовцу поближе, чтобы поближе рассмотреть
Повтор.
Римма писал(а):попала. – хмыкнул тот
После "попала" - запятая вместо точки.
Римма писал(а):и двинулся вперед. – Ну, чего встали? Вперед, в пещеры темные
Цоккер писал(а):ПМСМ свечение лучше убрать: блюдце сделано из "светлого, ярко начищенного металла", на дворе ясный день - свечение никто не заметит Либо, если свечение всё-таки хочется оставить - пусть блюдце будет из потемневшего серебра.
Вы правы, заодно и предложение, излишне длинное, короче станет. Остальные правки внесу в текст. Большое спасибо за помощь!
Нет повести печальнее на свете, Чем... нет, не про Ромео и Джульетту, И даже не про спирт без закуси, А сага про мышей и кактусы. (В. Тимофеев)
Римма писал(а):...Яблоко так яблоко. Не то, что там, дома… Там вообще блеклые огрызки какие-то, на заду у американских аппаратов нарисованная… С такой техникой здешние полицейские воров, пожалуй, быстро поймают...
Можно чуть скорректировать, да и опечатка закралась... Примерно так:
..."Да, блин, ну и электроника в сказках! Яблочко наливное, по блюдечку да по серебряному... Ведь по описанию можно было изначально понять, о чем речь идет... - продолжил размышлять Василий. – Тут яблоко так яблоко! Не то, что дома… Там вообще какие-то блёклые огрызки на заду у американских аппаратов намалеваны... А с такой техникой, как здесь, воры от местных полицейских точно не уйдут!"...
- Деда, деда! Шедший по лесной тропе, старик остановился и, опираясь на ореховый посох, дождался десятилетнего мальчишку. Тот подбежал и выдохнул скороговоркой: - Деда, меня мамка послала с тобой прогуляться. - Присмотреть, значит, - усмехнулся старик, - ну, тады пошли, Егорка. Матвей Кондратьев шел степенно, только изредка на трость опираясь. Рядом Егорка деревянной саблей с бурьяном воюет. Смотрит на него Матвей, да в седую бороду улыбается, себя таким вспоминая. Так до реки и дошли. Под столетним дубом Матвей на лавку сел, рядом Егорка устроился. Саблю свою к лавке прислонил, из сапожка ножик достал, из запазухи трубочку и принялся дырки в ней ладить. - Деда, - старательно ковыряя ножом, сказал Егорка, - а ты знаешь, что тебя в деревне бессмертным называют? - Знаю. В деревне завидовали Кондратьеву. Его возрасту, его здоровью. Старики младше его на двадцать лет выглядели вовсе развалинами. Сами не ходили, только с помощью внуков передвигались, а Матвей каждый день к реке ходит сам, лишь правнуки его иногда сопровождают. Мало ли чего случится? Сядет Кондратьев на лавку, что специально для него под большим дубом внуки поставили, и смотрит на берег другой. Аккурат на остров, что чуть из камыша выступает. К островку мосток идет, из толстых жердин сделанный. Дальше тропка к гати ведет, а гать вглубь болота к Черному острову уходит. Туда люди за кислой ягодой ходят. Мимо пройдут, да головами качают: «И чего он все сидит тут?». Спрашивали его, но Матвей отшучивался, или вовсе молчал. «Да, золото у него там зарыто - решили в деревне, - вот и ходит, сторожит». И как-то придя к любимому месту, Кондратьев обнаружил изрытую вокруг дерева землю. Даже лавку сковырнули. На её месте была яма в добрую сажень. - Вот ведь олухи, - подивился он, - и не лень было рыть так глыбко? В тот раз просто на травке посидел, а следующий день многочисленные внуки и правнуки засыпали ямы, утрамбовали землю, лавку на место приладили. Наконец в деревне на него махнули рукой. Ну, есть причуда у старика, пусть ходит. А Матвею того и надо. Устроится дед на лавке, Егорка из кустов уду достанет и рыбу сядет ловить, али мастерит что-нибудь, сидя подле старого Матвея. Где-то наверху ветер вольный гуляет, причесывая кудри вековых дубов. А в самой дубраве, воздух недвижим. Густой, словно кисель, но дышится легко, свободно. Тут царит тень и прохлада. Вода в реке темна, неподвижна почти. Облака, отражающиеся в ней, медленно плывут к противоположному берегу и скрываются в густых камышах. Лишь изредка всплеснет крупная рыбина, отражение зарябит и начнет казаться, что облака очень спешат добраться до противоположного топкого берега, чтобы затеряться в камышах. В глубине кроны загомонили птахи, затем сверху, кружась, полетели перышки. Вслед за ними, прямо на колени, скатились два взъерошенных и сцепившихся воробья. На человека даже внимания не обратили, так и продолжали мутузить друг друга. - Эко, петухи, разодрались тут, - смахнул старик обоих на землю, - воробьиху не поделили что-ль? Те только после этого в разные стороны разлетелись. - Что там, дедушка? – оторвался от своей работы Егорка. - Птахи тут дерутся. А что делаешь-то? - А дудку, деда, - деловито сказал тот, - как налажу, так и играть буду. Вдруг в груди защемило. Матвей замер, боль пережидая, потом провел по груди, нащупал сверток запазухой, собрался было достать, но передумал. Откинулся на ствол дубовый и глаза закрыл. Издалече, с самой глубины трясин, вдруг долетел звук странный, будто плач чей-то. - Что это, деда? – встрепенулся мальчишка. - Птаха поди болотная свистит. - В деревне говорили - там болотник на дуде играет, путников заблудших в трясину заманивает. - Врут они, - усмехнулся старый Матвей, - придумывают со страху-то. - Не, - возразил мальчишка, - точно болотник дудой своей манит. Так старики на деревне сказывают, да и мамка говорила. Вот сделаю свою и переиграю болотника. Матвей усмехнулся в бороду – смелый мальчишка, совсем как он, в младые годы… - Посмотри вон туды, - старик показал рукой на выступающий из камышей остров, к которому был перекинут мост из толстых жердин. – Знаешь, куда идет тропа от моста? - Знаю, деда. Мы за кислой ягодой там проходим. По гати пол версты всего, до черного поля. - А знаешь, что этот островок Брунькиным называют? - Нет, - удивленно распахнул глаза Егорка, - этот островок-то? Как в сказке той? - Ты её знаешь? - А как же! – мальчишка вскочил, поднял руку с саблей деревянной и начал громко рассказывать: - И стоял Брунька един, супротив полчищ басурман проклятых. И не было страха в его сердце. Лишь крепкий щит и меч булатный. Взмахнет Брунька направо, дюжине вражин головы долой, взмахнет налево, десяток басурман пополам порубит. А они всем войском своим на богатыря как навалились. Принял он на щит басурман, ноги крепкие расставил шире, держит, шага назад не ступит. А вражин поганых все больше и больше наваливается, давят на щит. Ноги Брунькины по колени в землю ушли, но удержался он, не согнул спины, и сам как двинет щитом, да так двинул, что разлетелись басурмане в разны стороны. Кто в омут упал, кто в трясину… так и утопло почитай все войско басурманское. И кричали в страхе оставшиеся: «Нет, совладать нам с богатырем русским, ибо не берет его ни стрела быстрая, ни рогатина крепкая, ни сабля вострая…». - Только сказка это, деда, - сел на лавку Егорка, - как это можно – сразу дюжине головы одним разом срубить? - Эт-то ты прав, - усмехнулся Матвей, - приврали тут для красного словца. Токмо не сказка это. Быль. Как есть, быль. У паренька загорелись глаза: - Расскажи! Старик нащупал сверток за пазухой, посмотрел на выступающий из камышей остров. - Хорошо, расскажу. - Старик на мгновение закрыл глаза, будто вспоминая и начал: - Давно это случилось. Эти дубы младыми деревцами ещё были, иные и вовсе желудями. Жил в то время кузнец один, Кондратием звали его. Жена его в поветрие померла. Осталось у него два сына - старший Илья и младший Николай. Как-то с торга они возвращались, слышат вдруг - впереди, как бы сеча идет. Кто с кем рубится, непонятно. От греха в чащу и свернули, да окольными путями, да подальше отъехали. Схоронились на поляне малой. Глядь, а на полянке, под ореховым кустом, паренек лежит. Лежит и не шевелится. Посмотрели – весь в крови от ран многочисленных, но живой вроде, и дышит ещё. Подобрали его, да на телегу положили. Как домой привезли, бабку травницу позвали. Долго выхаживала его бабка. Седьмицу целую без сознания лежал паренек. Как в себя-то пришел, его и спрашивают – кто такой, откуда, что случилось? Да только тот все головой мотает, плечами пожимает и молчит. Немой – решил кузнец, да у себя паренька оставил, стал его Матвеем звать. Все лишние руки на дворе. А в деревне его Брунькой-молчуном прозвали, за пятно родимое на шее, аккурат под подбородком, на бруньку березовую похожее. Годами Матвей аккурат, как младший Николай был, только худ больно, после хворобы-то. Но вот с лишними руками Кондрат ошибся. Ничего Матвей не умел. А то, что показывали ему, ничего не выходило. Дивились в деревне – как это так, ничего делать не умеет? Ни сено косить, ни по хозяйству… Но с животиной, на удивление всем, ладил Брунька. Особливо с лошадьми. Слушались его кони, будто своего. К себе подпускали запросто, даже жеребята не боялись Бруньку. Вот и определили его в пастухи. Наперво хмурый он ходил, не нравилось ему пастухом-то быть, да привык со временем – чего уж ерепениться, задарма-то кормить никто не будет. Вот и повелось – чуть свет, так гонит Иван лошадей да коров деревенских пастись. Как-то раз слышат в деревне - звук чудной, будто плачет кто. Пошли на звук. Оказалось - это Брунька-молчун, сладил жалейку и играет на ней, да так красиво, что заслушаешься. Сердце песням этим радуется и легко на душе становится. Многие ходили послушать игру Бруньки-молчуна… Две зимы прошло с той поры, как Матвей у кузнеца появился. Подрос Матвей, окреп, красавец стал, в плечах сажень, кудри черны да густы, но так и остался молчуном. В те года степняки уж больно разбойничали. Набегут внезапно, пограбят, мужиков побьют, да женщин и детей в полон угонят. Успеет кто упредить, али сами заметят, так всей деревней через реку, да вглубь болот, на остров уйдут, гать за собой порушив. А как уберутся разбойники вовясти, так и вертаются к домам своим. Как-то раз упредили деревню, да поздно. Последние жители только в бор входили, как степняки из лесу выскочили. Увидели, что весь полон уходит, так с вслед и кинулись. Люди только и успели через мосток перебраться, как разбойники тут уже, на берегу коней осаживают. Мужики детей да жен своих через гать отправили, а сами, прям на островке том, бой и приняли. Степняки стрелой не бьют, зачем своих будущих рабов убивать? Считают, что никуда не денется их добыча. Вон и гать видна. Всем гуртом навалились. Мужики их на островке встретили. Кто с косой, кто с оглоблей. Кондратий-кузнец молотом бьет, а Илья и Николай мечами бой ведут. Бьются мужики. Понимают - если не остановить врага, не дать своим уйти вглубь болот, то их дети да жены рабынями станут, а девушки молодые в гаремы турецкие попадут. Гать в трясине бы утопить, да не все люди еще перебрались на следующий островок. Бьются, насмерть стоят. Разят врага, да только на место одного, другой степняк встает, а падет мужик, кто вместо него встанет? Вот один мужик упал, второго зарубили, третьего копьем достали… скоро и конец битве. А там и плен всем будет. Бьются плечом к плечу отец и два сына. Одни остались. Вот падает сраженный прямо в грудь Кондратий. Следом погибает Николай, потом и Илью зарубили. Все, свободен путь. Больше никого на пути нет. Смеются степняки. Руки потирают. И тут через гать Брунька пробежал. Нырнул под руку первому степняку, его в трясину отпихнул, сам меч подхватил и назад к гати отпрыгнул. Да как рубанет по веревке-то, что гать держит. С одной стороны ударил, да с другой. Она в топь и ушла, а Брунька к врагам обернулся. И стал он их сечь, лихо сечь, жестоко. Как ураган метался Брунька меж врагов и сраженные падали они от меча его. Долго ещё звуки сечи люди слышали, пока до Черного острова добирались. Все о Бруньке говорили. Думали погиб он, зарубили его враги. Потом дым черный в полнеба вверх взметнулся. Степняки-то со злобы всю деревню спалили. Не сразу жители вернулись к деревне. Кому дома-то отстраивать? Мужики все погибли. Десять лет спустя только дома ставить стали, как сыновья подросли. А на болоте с тех пор иногда птаха какая-то поет, да так жалобно, что жалейка Брунькина вспоминается. Много лет прошло. Забыли люди про бой тот. Забыли, про жалейку его. Теперь, как услышат пение птахи, так и говорят, что это болотник людей в топи заманивает. А детям сказку про Бруньку-богатыря сказывают. - Эту сказку… то есть быль эту, - тут же поправился Егорка, - мамка на ночь много раз рассказывала. А это точно птаха поет, не болотник? - Нет, Егорка. – И Матвей опять сверток в груди потрогал. – Не болотник то, и не птаха… Старик за пазуху руку сунул и достал, что-то продолговатое, в тряпицу завернутое. - Вот, - протянул он сверток Егорке, - возьми. - Жалейка! – воскликнул Паренек, развернув. – Откуда она, деда? - Моя, жалейка. Та самая. - Та? Так это ты играл? - Да внучек, я. Егорка посмотрел на жалейку, на деда, снова на жалейку… - Деда, так это… так ты… это ты Брунька-молчун, получается? Так это ты про себя рассказывал? Матвей усмехнулся в бороду и взъерошил волосы пареньку. - А… а… - и Егор провел по шее. - Тут она, - Матвей показал ниже подбородка, - под бородой не видно. - А в деревне знают? - Никто не знает. Никому я не говорил про то. После боя того, в деревню я токмо через пятнадцать зим вернулся. Дом построил, жену себе сосватал. Василису, пра-пра-бабушку твою… Мальчишка повертел в руках жалейку, да на Матвея взглянул. - А как ты смог с басурманами-то справиться? Тебе ведь пятнадцать лет было. - Семнадцать, Егорка, - поправил его Кондратьев, - я с младых лет ратному делу учился. И не всех я тогда порубил. Одного посек, второго заколол, третьего… ещё одного в трясину спихнул, да сам в камыш и сиганул. Главное-то я сделал – врага задержал, да гать утопил. Поганые осерчали, стрелой бить начали. В камышах меня и достало, да сильно. Сами басурмане в трясину не полезли, побоялись. А я к воде чистой выполз, да вниз по реке поплыл. На берегу меня дозор дружины княжеской беспамятного и подобрал. - А где ты ратному делу учен был? Матвей ответил не сразу. Боль, последнее время сжимавшая грудь вдруг отступила. Стало легче дышать, тяжесть в ногах и руках исчезла, и Матвей понял, что времени у него осталось мало. - Эту тайну, - сказал он Егорке, - я всю жизнь хранил. Теперь и рассказать можно. Сын я княжеский, от наложницы рожденный. Барчук – прав на княжение не имевший. Любим отцом и ненавидим братьями своими. Мать мою до смерти извели, а меня… меня отец на порубежную службу отправил. Спрятать от глаз недобрых хотел, но засаду нам устроили. Помнишь, я говорил, что Кондратий-кузнец бой услыхал? Вот там нас и настигли гридни братьев моих. Меня верный холоп уже посеченного в лес отправил, а сам бой продолжил. Я не помнил, как шел. Когда очнулся не мог вспомнить – кто я? Так два года в у Кондратия и жил. Только и умел на жалейке играть. Матушка научила… Матвей вздохнул тяжко. - Однако хорошо жил, до набега басурманского. На том островке, как смерть, хоть и не родных, а названных братьев увидел, так и вспомнил все. Всю свою жизнь вспомнил. С мечом, что был Кондратием-кузнецом выкован, бой и принял… Потом дружинники меня на берегу подобрали. Они пожарище издалече заметили. И спешили к деревне нашей. Матвеем Кондратьевым я назвался. При дружине оставили, со временем на службу взяли. Десять лет служил справно. В походы на басурман ходил, порубежную службу нес. Отца иногда видел, да не подходил, свары той, что была когда-то не хотел. Но однажды мы столкнулись – он на стену крепостную вышел, меня увидел, да узнал. Глаза выдали, и родинку он высмотрел…. Долго мы разговаривали… Упросил я отца тайну не открывать. Княжить я не собирался, оставаться рядом с отцом, так сызнова свара начнется. Вот и испросил я у отца отпустить меня, в деревню нашу, где и прожил долгую и счастливую жизнь… Матвей побледнел и откинулся на ствол дуба, глаза прикрыв. - Деда? – запоздало встревожился Егорка. - Что с тобой, деда? Может наших кликнуть? Я сбегаю… - Не надо… - с трудом ответил старик, - не надо. Все-равно не успеешь. Сто лет я прожил, пора и честь знать... - Но деда… - Егор! - голос Матвея вновь окреп. – Уймись. И слушай. Внимательно слушай. Умираю я. Пора. Я за свою жизнь многое повидал, и понял – истинное богатство не родовитость, не серебро и злато, а семья. Большая и дружная семья. Когда-то меня лишили этого. Я постарался чтобы у детей моих, внуков и правнуков – было все. Ты сам запомни и всем передай напутствие моё. Живи честно. Стой за правду. А доведется бой принять – сражайся. Как Кондратий-кузнец и сыновья его Николай и Илья. Как Брунька… - Деда… деда… - По лицу Егора скатывались слезы. - Ты не плачь… на жалейке… сыграй мне… сыграй… потешь… Мальчишка вытер лицо рукавом рубахи и поднес жалейку к губам. И вновь чудесное звучание разлилось по округе. Ветер утих, все как будто замерло. Вековые дубы опустили свои кроны, вместе с жалейкой скорбя по усопшему, но не забытом богатыре Бруньке.
Хорошая "не" сказка. Тут подкрадывается одна проблема. По-хорошему, чтобы не смешивать тексты разных проектов (а у Риммы намечается большой объем), нужен раздел "Сказки" (совсем не те, что в Шаолине, понятно). И тогда вы там сделаете собственную тему. Одна беда, программисты (не пойму до сих пор, почему?) очень долго создают разделы. Тему открыть может любой автор, не говоря про модераторов, а вот создать именно раздел только они...
С детства не дают покоя три загадки: Куда идет дождь? В какой тональности свистит рак? Почему "Черный квадрат" Малевича висит вверх ногами?
