Я хочу жить дома!

[Shturm]

В конце концов, это тоже были обстрелянные солдаты, имевшие за своими плачами опыт участия во всевозможных "миротворческих" миссиях.

Опечатка

[Дядя Саша]

Спасибо! Поправил!

[Дядя Саша]

Поэтому сержант не стал разводить антимонию дальше и, махнув рукой, пригласил корректировщиков следовать за ним. Далеко идти не пришлось: командный пункт батальона размещался в обыкновенном жилом доме, на подходах к которому стоял бронеавтомобиль комбата. Под бетонным козырьком погреба часовой. Подойдя к дому, французский лейтенант кивнул своим сопровождающим, двое из которых отделились от основной группы и заняли посты поблизости, контролируя все подходы к дому.
- Ваш командир имеет здесь штаб? – поинтересовался лейтенант у сопровождавшего их сержанта.
- Так есть, - кивнул тот.
Стоявший в дверях дома часовой, увидев незнакомых людей, насторожился и перехватил поудобнее автомат.
- То французы, корректировщики! – пояснил сержант часовому. – Позови адъютанта!
Выскочивший наружу подофицер заинтересованно посмотрел на гостей. Вздохнув, французский лейтенант снова пояснил причину своего появления и, вытащив из кармана закатанное в пластик удостоверение личности, протянул его адъютанту.
- Вы должны были получить предупреждение по связи.
Подофицер кивнул.
- Да, такая радиограмма была. Прошу вас следовать за мной.
Отступив в сторону, он сделал жест рукой, приглашая корректировщиков внутрь.
В комнате, где разместился штаб батальона, дым стоял коромыслом. Непрерывно куривший командир батальона сидел около радиостанции, что-то объясняя собеседнику на том конце. В противоположном углу кричал в трубку спутникового телефона другой офицер. На вошедших никто не обратил особого внимания, и только спустя пару минут комбат оторвался от радиостанции и повернулся в сторону гостей.
- Кто то есть, Марек? – спросил он у своего адъютанта.
- То французские корректировщики, пан майор! Нас предупреждали об их появлении.
- Не ожидал, что это будут именно французы, - удивился комбат. – Я ждал корректировщиков, это так. Но почему французы?
- Честь имею видеть перед собой пана майора Рокецького? – вежливо поинтересовался старший корректировщик.
- То так, - кивнул майор. – А кто есть вы?
- Лейтенант Шери, - козырнул француз. – Прошу - вот мои документы!
Взглянув на удостоверение, комбат пожал плечами.
- Что вы делаете здесь, пан лейтенант? Это не ваша война! Потрудитесь пояснить.
- Охотно, - кивнул лейтенант. – Шарль!
И в руках его спутников блеснули металлом бесшумные пистолеты. Тихо хлопнули выстрелы, и из всех находящихся в комнате живым остался только командир батальона. Подскочив к двери, один из мнимых французов вскинул свое оружие. Хлопнул выстрел, и через пару секунд в комнату втащили тело часового. Один из нападавших тотчас же переоделся в его одежду и, подхватив оружие убитого, занял его место у дверей. А обезоруживший комбата лейтенант, с интересом разглядывал дарственную табличку на его пистолете.
- Что вам нужно? И кто вы такие? – наконец пришел в себя обалдевший майор.
- Кроме вас самого, пан майор, нам здесь не нужен вообще никто, - ответил ему Шери. – Да, собственно говоря, и вы-то нужны нам всего на несколько минут.
И повернувшись к своим спутникам, он поинтересовался:
- Ну что там со связью?
- Секунду, командир! – ответил один из мнимых корректировщиков. – Есть! И видеосигнал имеем!
Он протянул командиру телефонную трубку.
- Пан полковник Рокецький? – поинтересовался Шери у собеседника.
- Да, это я. Кто вы и что вам от меня нужно?
- Кто я – это не столь важно, пан полковник. А что до надобности…
И нажав пару кнопок на телефоне, он развернул его так, чтобы собеседник мог увидеть на экране своего смартфона связанного по рукам и ногам комбата, который одиноко сидел на табуретке в углу комнаты.

[Дядя Саша]

- Вам хорошо видно, пан полковник? Или мне нужно подойти поближе? Вы достаточно четко различаете своего сына?
- Что вам нужно? – прохрипела трубка через несколько секунд.
- Вы будете удивлены, пан полковник, но ничего особенного мы от вас не хотим. Насколько я в курсе, вы получили запрос об оказании артиллерийской поддержки батальону, которым командует ваш сын.
- То так. Получил.
- И ваши корректировщики уже выдвинулись на позиции?
- Так. Выдвинулись.
- Могу вас расстроить, пан полковник: они не дошли. Но ведь вы ничего об этом не знали до сих пор?
- От вас первого слышу.
- В таком случае, пан полковник, если вы получите от них координаты для нанесения удара, в этом ведь не будет явного нарушения служебной дисциплины или воинского преступления? Вы ведь обязаны верить своим офицерам!
- Что вы хотите?
- Вы получите эти координаты, пан полковник. Смею вас уверить, что ваши снаряды не упадут на головы ваших солдат. Они вообще не нанесут никому вреда. Но ведь вас невозможно будет в этом упрекнуть? Все претензии, буде таковые когда-нибудь возникнут, можно будет адресовать исключительно неграмотным корректировщикам. Если, разумеется, их кто-нибудь и когда-нибудь найдет. Взамен же мы оставим в живых вашего сына, придумав ему соответствующую легенду, которая, в свою очередь, очистит его имя от любых подозрений в будущем. Вас устраивает мое предложение?
- Кто вы? – прохрипела трубка.
- «Тени», пан полковник. Вам этого достаточно?
- Вполне… Я могу вам верить?
- Вы можете припомнить хотя бы один случай, когда бы мы не исполняли обещанного? «Не можешь – не обещай, пообещав – выполни!» - таков наш девиз.
- Хорошо…

Удар дивизиона стапятидесятипятимиллиметровых гаубиц вскопал обширный пустырь в километре от позиций атакующих украинских частей. Батальон майора Рокецького был разбит наголову и отступил, бросая неисправную технику и исковерканное вооружение. Ворвавшиеся в полуразрушенное взрывом здание штаба солдаты батальона вынесли оттуда контуженого командира.
В результате разгрома батальона оголился фланг польских бригад, куда немедленно и со всей возможной злостью поспешили ударить танки ВСУ. И это явилось началом разгрома.
И все бы нормально сошло для отца и сына Рокецьких, если бы пришедший в себя командир батальона не решил заработать очков на своем ранении. Рассказанная им история на первых порах была воспринята охочими до сенсации журналистами весьма и весьма благосклонно. Но когда умные люди стали сопоставлять между собой некоторые аспекты произошедших событий и рассказ майора, вдруг выяснилось, что его повествование в ряде моментов прямо противоречит всему тому, что на самом деле происходило.
Дальше – больше.
Нашлись люди, которые вспомнили появление странных французов непосредственно перед тем, как украинские части, не понесшие никаких потерь от удара гаубиц, нанесли удар по открытому флангу батальона. И пошло-поехало…
В довершение ко всему в руках журналистов, неведомо каким образом, оказалась запись телефонного разговора «лейтенанта Шери» и полковника Мариана Рокецького.
Рвануло так, что полковник вылетел со службы турманом, несмотря на свои (вполне, кстати, очевидные и реальные) заслуги. А сына – так того вообще чуть не отдали под суд. Хотя подлинность записи так никем и никогда не была подтверждена, хватило и слухов.
Так что в некоторых кругах данная операция «теней» приобрела очень и очень широкую известность. Как правило, «тени» никогда не выступали в открытую на чьей-либо стороне. И уж тем более не принимали участие в военных действиях. Не совсем обычные наемники, с равным спокойствием берущие деньги от украинского президента, правительства Новороссии - да и вообще от кого угодно, никогда не поднимали оружие в защиту чьих-либо политических интересов. Более того, как раз на Украине их и не любили сильнее всего, поскольку имелись вполне обоснованные подозрения в том, что большинство осужденных судами Новороссии пилотов украинских ВВС и были доставлены в их суды именно данными структурами.
Но не пойман – не вор. За руку их никто при этом не схватил, а вот отрицать заслугу «теней» в разгроме польского контингента было теперь совершенно невозможно.
Вот и гадай после этого, чем являлась попытка вторжения польских сил: желанием Польши оттяпать кусок земли или грамотной пиар-акцией «теневого» братства?

[Дядя Саша]

Так что предъявленный мною пистолет, ранее принадлежавший незадачливому комбату, в некоторых кругах мог быть воспринят как очень неслабая визитка. Все серьезные люди прекрасно понимали, в чьих именно руках могло оказаться личное оружие неразумного майора.
Разумеется, отправляясь в поездку, я неплохо себе представлял свой маршрут. Равно как и то, кто именно возглавляет этот самый блок. Влад Торопа неоднократно и публично подчеркивал свое участие в разгроме польских войск. Так что как минимум он должен был слышать и о тех событиях, что этому разгрому способствовали. В любом случае, даже если он и не знает эту историю в деталях, то уж фамилии отца и сына Рокецьких знать может.
Как оказалось, пан Влад был неплохо информированным человеком.
После того, как мое оружие заняло полагающееся ему место в кобуре, Торопа окликнул одного из своих бойцов.
- Мыкола! А ну-ка, организуй нам сюда что-нибудь достойное!
- Успеем ли, пан Влад? – осторожно интересуюсь я. – Водителю ехать надо.
- Поедет, как разрешу, - подчеркивая свою важность, произносит мой собеседник. – Однако ты, Мирон, человек рисковый! Такие вещи всем подряд показывать…
- Хочешь сказать, что ты, пан Влад, - это все подряд? Я тоже не всю жизнь в лесу просидел. Понимаю, кому и что показывать можно, а кому и не нужно.
- Добре, - кивает мой собеседник. – А сюда какой ветер тебя занес? Неужто и в наших краях у вас какой-то интерес есть?
- Этот интерес, друже, где угодно быть может. Но не переживай: я сюда не по делу. Устал уже от всего. Домой хочу.
Мой собеседник удивленно приподнимает бровь.
- Иди ты… Это, вроде как, на пенсию выйти хочешь?
- Можно и так сказать. Отдохнуть охота прежде всего. Ни воевать не хочу, ни иное чего подобное делать. Просто жить хочу, как обычный человек.
- Ладно, - хмыкает мой собеседник. - Допустим, что это так. Приедешь ты куда-нибудь, дом купишь или пустой какой займешь, тут таких до фига. Так ведь рано или поздно, все равно тебя спросят, кто ты таков и откуда взялся. Что отвечать будешь?
Из нагрудного кармана вытаскиваю вчетверо сложенную бумагу и протягиваю ее Владу.
«Дано сотнику Мирону «Крюку» в том, что он демобилизован по состоянию здоровья». Дата.
Подпись.
Печать.
Даже и фотография присутствует, всё, как положено.
Сей документ исполнен на официальном бланке с подписью заместителя командира Богунского полка.
Мой собеседник вертит в руках документ.
- Ну, а найдется кто такой ушлый, что запросит полк?
- Получит подтверждение, что документ подлинный.
- И что, в натуре есть такой сотник?
- Перед тобой сидит. Можно весь полк опросить, меня там каждая собака знает.
- Так что ж ты сразу с этого не начал?
Хлопцы Влада подносят столик и ставят на него тарелку с нарезанным хлебом и салом. На свет божий появляется пол-литровая бутылка с какой-то жидкостью и пара стаканов. Рядом нарисовалась миска с огурцами и помидорами и горячая, еще пышущая жаром курица. По местным меркам, вполне себе приличное угощение. Некоторое время я молчу, ожидая, пока бойцы отойдут в сторону.
- А сам прикинь, - отвечаю я собеседнику, - вот держишь ты город, за порядком в нем глядишь, все обо всех знаешь. И тут является вдруг такой вот перец. Бывший сотник, вояка старый – это ж сразу видно. И с ходу тебе в лобешник выкатывает: хочу жить спокойной жизнью. Как, сразу в это поверишь или усомнишься?
- Сотник – и спокойной жизнью? – усмехается Влад. – Да я скорее поверю в то, что он подсидеть меня хочет. Сам знаешь, какой спокойной жизнью живут бывшие сотники, особенно в наших краях.
- Вот потому мне и нужен человек, который при необходимости сможет подтвердить: мол, знаю этого сотника, в натуре он по жизни устал, не хочет ничего больше и не опасен никому.

[Римма]

Бросается в глаза, что Влад Торопа очень чисто разговаривает, практически на литературном языке... Как-то это не вяжется с образом сотника, Александр Сергеевич. Как мне показалось, если речь сотника разбавить украинизмами и жаргоном - образу Влада это бы пошло на пользу.

[Дядя Саша]

Мужик некоторое время раздумывает. Берет бутылку и щедро наливает себе и мне почти до самых краев. Молча чокаемся, и я проглатываю обжигающую смесь. А неплохой тут гонят самогон! Он, конечно, горлодер, но очень даже в меру. Подхватываю из миски огурец и отламываю ножку от курицы.
Перекусываем. Помидорчики и огурчики тут очень даже неплохие, сало – так вообще великолепное. Видно, что тот, кто его готовил, дело свое знает основательно.
- Иными словами, Мирон, хочешь, чтобы я вписался за тебя?
- Если и так?
- Это можно. Только ведь ты сам понимать должен, за хорошие глаза такое не делают. Случись что – мне отвечать придется. А я свою голову ценю.
- Так и мне башка не на распродаже досталась. Я, как ты понимаешь, не на один день сюда приехал.
- Тем более вопрос есть. И не один вопрос. Ты ж ведь землю пахать не пойдешь?
- Не пойду.
- Значит, есть на что жить?
- Ну, ты ж за дурака меня не считаешь? И чтоб сразу ясность внести, с собой у меня очень мало чего имеется. Так, мелочишка, на первое время.
- Понятно, - кивает мой собеседник. – Я тоже не лопух. Но второй вопрос имеется. И он гораздо серьезнее первого. А ну как завтра уже по твою душу кто-то придет? Черт знает, как у вас там на пенсию выходят? И есть ли она вообще, пенсия эта? Может, за тобой столько косяков набралось, что тебя днем с огнем по всему Дикому полю разыскивают?
Вот придут такие же ухари, да и заметут разом всех, кто тебе помог. Или, скажешь, не бывает такого?
- А ты полагаешь, что за это уже кто-то заплатил? Понятное дело, что здесь пан Влад человек не последний. Но так то - здесь! Или думаешь, что уже столько дел натворил, что кому-то интересен стал? В плане заработка, имею в виду. Так могу разочаровать: это не так. Я про тебя знаю, так оно и понятно, мне тут жить. А уж куда пойду после, как говоришь, пенсии, да где жить стану – про то никому из моих коллег интереса нет. Уйти можно только чисто, без долгов и косяков. Накосячил – живым никто не выпустит. Не дожидаясь вопроса, отвечу: наши люди здесь есть. Про меня знают. Никаких вопросов ко мне у них нет. Чисто ушел – живи спокойно. Я хочу, чтобы таких вопросов не возникло и у кого-нибудь другого. И за это готов платить.
Снова наливаются стаканы. Хрустит на зубах закуска. Моего собеседника тоже можно понять: не каждый день из проезжающего автобуса падает на твою голову такой вот пассажир. Я кое-что знаю про Влада. Он тоже непростой мужик. Но при всех его заслугах командовать захудалым блокпостом – это плохо завуалированная форма отставки. И даже не почетной отставки. Его попросту убрали с глаз долой. Дали в зубы кусочек хлеба для прокормления и оставили видимость серьезного дела. На хрен никому не нужный блокпост, через который давным-давно никто, кроме окрестных селян, не ездит. Да, хватит на еду и выпивку. Может быть, на нечастые посещения трактира в городе. И все. Зато неудобный человек надежно отодвинут в сторону и лишен какой-либо возможности для вербовки сторонников. По каким-то неизвестным мне причинам его не убили сразу. Оставили в живых, дали синекуру. И отодвинули на самую периферию происходящих событий. Мое появление для него – это неплохой шанс немного заработать, плюс ощущение причастности к чему-то серьезному, выходящему за рамки местечковых разборок. Прогуляет ли он полученные от меня деньги в ближайшие две недели в кабаке, или у него хватит ума потратить их с большей пользой, я сейчас сказать не могу. Да по большому счету, мне это все равно. Лишь бы он выполнил то, что мне от него нужно.
- Хорошо, - говорит Влад. – Тебе ведь дом нужен?
- Дом есть. Он тут всегда был. Ремонт – нужен, это да.
- Уверен, что там никто до сих пор не живет?
- Не живет. Я это точно знаю.
- Ладно, - соглашается мой собеседник. - Будем считать, что мы договорились.
- Что ты хочешь?
- А вот об этом мы в другой раз поговорим. Не здесь. И не сейчас.

[Дядя Саша]

Бросается в глаза, что Влад Торопа очень чисто разговаривает, практически на литературном языке... Как-то это не вяжется с образом сотника, Александр Сергеевич. Как мне показалось, если речь сотника разбавить украинизмами и жаргоном - образу Влада это бы пошло на пользу.

А он тоже не совсем простой боевик. И ГГ к нему тоже не просто так подошел.

[Римма]

А он тоже не совсем простой боевик. И ГГ к нему тоже не просто так подошел.

Ах вот оно что... Знаете, в таком случае я бы оттенила эту литературную правильность речи к примеру, приказом отданным кому-то из своих башибурзуков. Дмитро, притарань "сидор", или что-то вроде этого - чтобы показать, что он и так тоже может, а не просто интеллигент по жизни.

[Цоккер]

Все причастные прекрасно понимали, в чьих именно руках могло оказаться личное оружие неразумного майора.

Причастные - это те, кто участвовал в деле, прямо или косвенно. Им "понимать" не надо, они знают. Но речь идёт не о них, поэтому предлагаю вариант "Все серьёзные/осведомлённые люди прекрасно понимали ..."

отправляясь в поездку, я неплохо себе представлял дальнейший маршрут

"представлял себе маршрут". "Дальнейший" здесь не совсем уместен, поскольку речь идёт не о следующей поездке, а о "нынешней".

Хлопцы Влада подносят и ставят перед нами тарелку с нарезанным хлебом и салом.

А куда ставят-то? Дело происходит на улице, Влад сидит на автомобильной сидушке, ГГ - на табурете, рядом - бетонный блок... Может быть, так:
Хлопцы Влада подтаскивают стол и ставят перед нами тарелку ...

И сходу тебе в лобешник выкатывает

с ходу (раздельно)

А ну, как завтра уже по твою душу кто-то придет?

Запятая не нужна.

Предвосхищая возможный вопрос, отвечу:

Предвосхищая - сугубо "книжное" слово, в обычной речи (даже очень правильной) встречается редко. Желательно переформулировать, например, так:
На незаданный вопрос отвечу:

Он тоже не простой мужик.

В данном случае лучше слитно - "непростой".

это небольшой шанс немного заработать

Два сходных эпитета рядом. Один можно убрать.