Инодина Ирина.
Где-то не в этом мире, семнадцать лет назад.
Темнота, что царит в этом месте, придает ему таинственности. Она путает мысли, заставляет сжиматься сердце и совсем не мешает двоим собеседникам, что собрались здесь обсудить один чрезвычайно важный вопрос.
— Она родилась.
— Да, сестренка, она родилась. И по силе нам подходит, но...
— Ты боишься, что она не решится на эту жертву?
— Ага, — та, которую он называл сестрой, ясно представила его улыбку, наглую и самоуверенную — Она твоя, но сможешь ли ты...
— Смогу! — его собеседница видимо обиделась, слишком громко и резко прозвучало это слово. — Я уже не девочка и все смогу! И если ты думаешь, что...
Тонкий девичий голосох сорвался. Она замолчала, и буквально через мгновение в наступившей тишине раздался негромкий хлопок закрывающегося портала.
— Ты всегда была вспыльчива и самоуверенна, сестренка. Но я тебе помогу... — он вновь улыбается и всматривается в лицо маленькой девочки, только-только появившейся на свет.
Лес около деревни Гарь, пять лет назад.
Лес. Летний лес. Теплый полумрак, запах грибов, птицы что—то напевают... В руке вместо артефактов и оружия — вместительная корзинка и простой кухонный нож. Его длина не превышает ширину ладони. Вместо зачарованной одежды способной выдержать несколько ударов высшей нежити — свободные штаны и куртка, защищающие лишь от мошкары да и то не всегда.
Рядом с тобой идет человек, который вызывает чувство защищенности и покоя, несмотря на то, что она всего лишь травница, а ты маг общего профиля с уклоном в боевой раздел. Но даже будь ты магистром, когда тебе двенадцать, нужен старший товарищ, готовый утешить, помочь советом или защитить от неведомой опасности.
Разговор? Да зачем он в лесу? А даже если и говорите, то все больше о грибах да ягодах.
Ты расслабляешься настолько, что забываешь: тебе...
Вспышка света. Холодный рассудок отмечает, что это заклинание называется лучом света. Боевое заклинание высшего круга. Добрая женщина, приютившая тебя, вскидывает руки в защитном жесте и... Какая защита у травницы? Ты рефлекторно сворачиваешь пространство. И где-то в глубине души раненым зверем бьется двенадцатилетняя девчонка в очередной раз потерявшая дорогого человека.
Гильдия свободных охотников, четыре года назад.
Яркий свет заливает двор. Лин привычно щурится на солнце и смотрит на ворота гильдии. Полдень. Все живое попряталось в тень, поэтому ждать сейчас гостей не приходится. Если только где беда приключилась, монстр объявился... Тогда сюда быстро примчит взмыленный гонец на загнанной лошади. Мысли юноши текут спокойно, лениво. Впрочем, ворота могут заскрипеть, отворяясь, и без топота копыт. Как сейчас. Лин резко вскакивает и поворачивается к открывающейся створке.
Девчушка. Лет тринадцать ей. Пропыленная одежда, сгорбленная фигурка... Юноша усмехается: сколько таких попрошаек приходит в гильдию за день, неделю, месяц? Привратником парень служит уже второй год, поэтому видел их сотни. Тут девчонка поднимает глаза и усмешка на губах Лина вянет. Он с трудом давал ей тринадцать? Теперь она выглядит лет на пять старше. Её глаза — глаза много пережившего взрослого человека.
— Это гильдия свободных охотников? — уверенный тон и четкий вопрос заставляют Лина вернуться на рабочий лад.
— Да, у Вас что-то случилось?
— Нет, — пришелица улыбается, но улыбка ее холодна, как лед. Я хочу стать охотником.
— Но, эээ... — Лин не знает, что и казать, — зачем вам это?
— Я думаю, что это мои проблемы, — незнакомка продолжалет холодно улыбаться, — что касается моих навыков... Я магистр общей магии с уклоном в боевой раздел и относительно неплохо владею мечом.
Лин вновь от удивления теряет способность говорить.
Девушка улыбается.
Где-то не в этом мире, несколько месяцев назад
— Братик, — ее голос наполнен ядом, — Кто тебе позволил трогать моего человека?
— Сестричка, — он издевательски тянет слова, — если ты заметила мое вмешательство только сейчас, то я правильно сделал, что тронул ее. Ты не обращала внимания на своего человека семнадцать лет без малого, а срок уже близок.
— Ты понимаешь, братик, что она не убьет, а умрет? — за время минувшее с их прошлого разговора она научилась многому, и теперь ее голос звенит не обидой, но гневом. — Ей незачем жить, и она жить не будет! Я запрещаю тебе к ней приближаться!
На этот раз хлопок уносит его.
— А тебе мы дадим того, ради которого ты победишь, — шепчет повзрослевшая она и всматривается в черты человека, отученного от всяких привязанностей.
На дороге в Малые Черемохи
Я люблю природу. Любила, люблю и буду любить. Жмурюсь на солнце — старого друга, который сопровождал меня даже в самые печальные моменты жизни. Машу рукой.
— Что-то случилось?
Я никогда не любила голоса из-за спины. Чаще всего они несли опасность. Оборачиваюсь: молодой парень старше меня едва ли на пару лет, веселые глаза, улыбка... Привычно прерываю ход своих мыслей. Мне нельзя привязываться к людям, а тем более любить. Это доводилось до меня двенадцать лет, и к семнадцати я усвоила это твердо: все кого я люблю, умирают. Отвечаю:
— У меня? Нет, скорее, это у вас что-то случилось. Ты ведь из Малых Черемох?
— Да, — он удивленно смотрит, — а зачем тебе это знать?
Сгибаюсь в шутливом поклоне, снимая шляпу:
— Позвольте представиться, Анто Криз — мастер-охотник.
— Ого! — он удивляется еще больше. — Роуд.
Хорошо еще, что руку не протянул, как иногда делают. Я все же не мужчина.
— Так что у вас произошло? — интересуюсь у него, незаметно разглядывая. — Ваш зов о помощи был непонятен.
— Да, — он махнул рукой, — мы и сами не понимаем. Что-то не так, а что именно... Пропадают коровы, лес пустеет... А так...
Я слушаю. Внимательно. И мне очень не нравится то, что я слышу...
— Где все началось? И когда?
— Никто не знает. Кому это интересно?
— Мне! — я хмурюсь все сильнее. — У вашего дела очень плохие симптомы.
— Да? Значит мы не зря послали заявку?
Его интерес понятен: за ложные вызовы охотников приходится платить, а оправданные оплачивает государство.
— Да, не зря. Я ведь уже сказала. Пойдем в деревню, мне нужно больше информации.
Я быстро направляюсь в нужную сторону. Он топает за мной.
Малые Черемохи, знакомство
Привычная картина. С десяток изб, подпирающих друг друга боками. Небольшие поля, размеры которых позволяют не умереть от голода только в одном случае: если деревня живет лесом.
— Проведешь меня к старосте? — спрашиваю Роуда.
— Конечно.
Чувствую, как он улыбается, и вновь понимаю, что он мне начинает нравиться. Ругаю себя самыми грязными словами: он достоин жить. И намеренно холодно прошу:
— Отведи, пожалуйста. Чем раньше я начну работать, тем лучше.
Роуд удивленно пожимает плечами и идет впереди, показывая дорогу. Дом старосты в самом конце деревни, поэтому на нас смотрят все, кому не лень. А в подобных местах все трудолюбивы и очень любят новые впечатления. Особенно этим отличаются женщины и девушки. Вся деревня стихла и лишь обрывки фраз звучат нам в спины:
— Она недурна, — завистливый шепот девушки.
— А твой с красавицей идет... — матери Роуда ее ровестница.
— Глаза б выцарапала... — ненависть влюбленной в Роуда.
Привычно надеваю на лицо ледяную маску и сосредотачиваюсь на дыхании. Если б они знали... Но они не поймут, просто не смогут понять и осознать того, что не дает мне жить. Мне и самой то на это потребовалось двенадцать лет. К дому старосты я подходила уже в более собранных чувствах. Тем более, что сейчас у селян появится немного иная пища для размышлений. Благо, кроме внешности, у меня есть и другие достоинства, а староста неосмотрительно вышел на улицу. Будет им сейчас цирк.
Сначала берет слова староста:
— Здрава будь, гостья желанная. Я Михей, а тебя как величать?
Я собираю силы в несложное заклинание и отвечаю, слегка наклоняя голову:
— Здрав будь и ты, хозяин этого дома. А буду я мастером охотником Анто Криз.
На последних словах я поднимаю голову, и надо мной сплетаются в клубок человек в белом и змея — знак гильдии.
— А не рано ли ты стала мастером? — вопрос, что должен был звучать ехидно, прозвучал натянуто.
— Мастерству возраст не помеха, — я улыбаюсь, физически ощущая растерянное молчание деревни. Таких, как я, здесь еще не было.
— Прошу в дом, — гостеприимно махает староста рукой, но я вижу, как она дрожит. Простенькие фокусы сильно влияют на крестьян.
Я захожу в дом и чувствую на себе внимательный взгляд. И я даже знаю чей. Почему меня так наказали? За что?
Малые Черемохи, продолжение
Ничем хорошим староста меня порадовать не сумел... Я задумчиво прикусываю губу и опираюсь спиной о ближайший забор. Никаких наблюдений никто, конечно, не делал, как и всегда в подобных случаях. Где, что, как не известно. Спрашивать у охотников бесполезно — проще искать самой. Это все стало понятно еще в доме у старосты, и я попросила его выделить мне человека, хорошо знающего окрестности.
— Ты не замерзнешь так стоять?
Опять его голос и опять со спины. Подавляю раздражение, сменяющееся непрошеной радостью, и замечаю, что уже вечер.
— Нет. А тебя это волнует? — холодный тон и сердитый взгляд.
— Ну, просто тебя поселили ко мне в дом, и я буду твоим проводником в наших лесах. Идем?
За что?! Я не хочу, чтобы он погиб! А это значит, что надо как можно быстрее закончить работу. Я беру себя в руки, киваю и иду за ним. Мучиться так мучиться. Кто я такая, чтобы оспаривать прихоти судьбы? Никто. Этому меня тоже уже научили.
На шепотки за спиной я теперь не обращаю внимания. Действительно, что они понимают. Грустно улыбаюсь.
Малые Черемохи, дом Роуда
Едва зайдя в дом Роуда, я понимаю, почему меня определили на постой именно сюда. Изба большая, светлая, чистая, а живут в ней лишь два человека: сам Роуд и его мать. Женщину зовут Фаранса. Уютная, если перевести со старобринайского. Правильно её назвали.
Милые, добрые люди. Вновь обрываю собственные мысли. И хотя у меня в душе все мечется и трясется, привычно прячусь за маску ледяного спокойствия.
Застольная беседа. Не люблю их. Надо вести разговор, хвалить хозяйку, хозяина... Меня спасает лишь этикет. Этикет — стена холодной вежливости и, с моей точки зрения, одно из лучших изобретений человечества. Но как трудно придерживаться этикета, когда тебя потчуют в маленькой лесной деревеньке. Это почти невозможно, но у меня большая практика.
— Откушай пирожков!
— Спасибо, они очень вкусные.
— Картошечки?
— Нет, благодарю.
— Киселька?
— Спасибо.
По счастью потчует меня лишь Фаранса, а Роуд лишь сидит и смотрит. Да лучше бы он говорил! Этот взгляд! Успокойся, Анто, чтобы он ни делал, ты все так же будешь беситься. Поэтому не беснуйся так или хотя бы не показывает этого. Хорошо, что существует этикет.
Ужин заканчивается, я выхожу на улицу. Поднимаю лицо к небу.
Звезды. Маленькие искры света в большой темноте. Зато их много. Сегодня как раз начался звездопад и ночь ясная. Интересно, если я привяжусь к звездам, они исчезнут? Лучше не проверять. Мало ли. Я уже ни в чем не уверена.
— Ты знаешь, где будешь спать?
Снова его голос и опять со спины. Анто! Да, что с тобой происходит? Раньше тебя так не трясло. Оборачиваюсь.
— Да, знаю. Спасибо за заботу.
Его лицо изменилось. В ночи все люди выглядят иначе, чем днем. Да что со мной такое?! Иду ложиться спать и понимаю, что без заклинания заснуть будет трудно. Страшный симптом.
Лес около Малых Черемох, поиски
В лес мы входим на рассвете. Здесь очень хорошие места для прогулок и добычи пищи, но едва мы углубились в чащу, я поняла, что дела наши плохи.
Лес вымер. Даже насекомое здесь найти трудно, если вообще возможно. Я иду и чем дальше, тем больше понимаю, что у этой песни будет очень печальный конец. Я ошибалась: здесь резвится совсем не высшая нечисть.
Еще когда меня воспитывал маг, он мне рассказывал о сути и повадках всякой нечисти, не только высшей. Была у него книжка «Мифическая нечисть». Вот там, в пятой главе, посвященной Дырчатому Кроуку, описывалась похожая картина. Пустые места, где не найти ни одного зверька, даже мошкара пропадает. И ничего не понимающие люди. Справиться с Кроуком смог лишь очень сильный маг, пожертвовав своей жизнью.
— Анто, а почему ты на всех волком смотришь?
Оборачиваюсь и долго, неотрывно разглядываю лицо Роуда, после чего понимаю: ответить придется, я не смогу не ответить.
— Потому что иначе нельзя, — отвечаю, почти не разжимая губ.
— И все же, почему?
Понимаю, что он не отвяжется и, проклиная свой длинный язык, отвечаю:
— Потому что все, кого я люблю, умирают. Не своей смертью. И достаточно быстро. До двенадцати лет я в это не верила, пытаясь привязаться к кому-либо снова и снова. Когда умерла добрая деревенская травница, милая старушка, у которой я хотела остаться, я поняла, что не вправе подставлять хороших людей.
Молчу. А он, кажется, понял и тоже молчит. Идем дальше. Я все больше убеждаюсь...
— В этом лесу есть большая поляна, с вашу деревню размером?
— Да.
— Идем туда. Мне, кажется, что там мы все и узнаем.
Надеюсь, что я ошибаюсь.
Рядом с поляной, прощание
— Подходим.
— Я чувствую.
Я действительно чувствую и уже давно, как из одной точки расходятся волны страшной, разрушительной силы. Я смиряюсь с правдой и говорю:
— Роуд, мимо поляны я уже не пройду. Возвращайся назад и скажи всем, что здесь большая беда. Через два дня пошлете сюда самого смышленого и не склонного к лишним геройствам. Если вместо поляны будет большая черная воронка, берите детей и, предупреждая всех соседей, бегите от сюда. Скажите тогда, что здесь воронка Кроука. Запомнил?
Он тяжело вздыхает и говорит:
— Да. А почему нельзя ориентироваться на твое возвращение?
Я смотрю на него, ничего не понимающего, до него просто не доходит...
— Скорее всего, я не вернусь. Даже если мой верх будет.
Я разворачиваюсь и иду в сторону поляны, спиной чувствуя на себе его взгляд.
Поляна, уход
Я стою на краю поляны. Ясное чистое небо, солнце... Только птичек не хватает. А еще у моих ног плещется и крутится черная воронка. Здоровая, почти на всю поляну. Холодные волны чужой, враждебной магии заставляют вздрагивать.
Похоже на купание в проруби зимой: даже на берегу холодно, а что будет в воде и представить страшно. Внезапно я понимаю, что не хочу умирать. Не смотря на отсутствие у меня близких людей, я хочу жить. Нет, не так. Я не хочу умирать! Пусть жить тяжело, но умирать страшно!
Стою у края воронки, а волны холода шепчут: «Зачем? Зачем тебе умирать? Жизнь и без привязанности полна удовольствия. А здесь холод и забвение. Ради кого умирать? Смерть это страшно. Уйди, отступи, забудь».
И в ушах звенит эхо: «Забудь, уйди, не умирай, зачем». Я медленно попадаю под власть гипноза. Делаю шаг назад и...
Его взгляд полный боли и чего—то непонятного. Я вспоминаю свою жизнь: родителей погибших в пожаре, когда мне исполнилось три, мага, растившего меня с трех до десяти лет и погибшего от неудачно сработавшего заклинания. Добрую старушку, приютившую меня у себя на хуторе и погибшую при нападении разбойников, бродячих артистов, священника, травницу... Лица сливаются, искажаются, сменяют друг друга. И тут этот хоровод останавливает лицо. Лицо, которое я так не хотела рассматривать. Его лицо. И как ушат холодной воды на меня обрушилось понимание. И всплыли не понятно из каких глубин души запретные ранее слова. Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ. Я люблю его, пусть мне и нельзя. Я люблю.
Холодные волны замолчали, будто никогда не умели говорить. Сверху на поляну смотрело солнце. На душе было тихо и спокойно. Вы спрашивали зачем умирать? Да, волны? Можете не отвечать, я и так знаю, что да. И я знаю ответ на ваш вопрос. Я заплачу свою жизнь и сделаю все, что могу и не могу, чтобы он выжил. Выжил. И пусть не мне придется с ним жить, пусть я не увижу его больше, но я хочу знать, что он останется жив.
Я счастливо улыбаюсь и шагаю в воронку. Что мне Кроук? Я справлюсь!
Где-то не в этом мире
— Она это сделала, — в его голосе тщательно пряталось восхищение.
— Да, она это сделала, но отнюдь не благодаря тебе и твоим усилиям.
— Ну почему же, сестренка? Если бы не я...
— Хватит! — та, которую он называл сестренкой повелительно рявкнула на брата. — Я пришла сюда, чтобы сообщить, что ты своим вмешательством дал мне право на возвращение ей жизни.
— Но, ведь...
— Ты ее двенадцать лет мучил, теперь я ее даже королевой сделать могу после воскрешения. Количество переходит в качество. Не забыл об этом, братик?
Обиженный хлопок воздуха на месте сбежавшего брата.
Поляна, конец старого и начало нового
Открываю глаза. Солнце — старый друг, но и оно сегодня выглядит, кажется, иначе. Я совершенно не чувствую тела, но мне не привыкать подчинять себе и его, и мысли. Переворачиваюсь на живот. Трава. Маленькая, молоденькая травка. По самой длинной травинке ползёт муравей. Я улыбаюсь. Все же жизнь — это здорово.
В голове продолжает звучать голос. Он совершенно не такой как у Кроука, а добрый и приятный, женский. Я помню слова, какие были им озвучены.
— Анто, прошу тебя: прости нас за то издевательство, что ты пережила за эти годы. Ты — единственный человек, который мог справиться с Кроуком. Нам нужно было, чтобы ты не побоялась. Прости нас, пожалуйста. Теперь ты свободна и можешь любить.
Я улыбаюсь. Не знаю, кого прощать, но последние слова мне нравятся. Именно поэтому я так счастлива сегодня. И жизнь мне вернули.
Я собираю силы в кулак и сажусь. Потом встаю и, держась за деревья, направляюсь в Малые Черемохи. На встречу новой жизни.
Малые Черемохи, шесть лет спустя
Лес. Летний лес. Теплый полумрак, запах грибов, птицы распевают... Я иду следом за матушкой Фарансой, слушая, как перекликаются в лесу другие женщины и девушки. Сегодня мы пошли в грибы. Аккуратно наклоняюсь срезать добычу. В последнее время я все стараюсь все делать аккуратнее, потому что у меня скоро будет дочь. Откуда знаю, что дочь? Волшебница я или погулять вышла?
Возвращаемся в деревню. Заходим во двор.
— Мама, смотли...
На встречу бежит четырехлетний сын, что-то несёт в ладошках. Солнышко мое.
— Анто...
Его голос со спины, и руки, что аккуратно опускаются на мой живот. Оборачиваюсь, аккуратно кладу свои руки ему на плечи.
Я люблю тебя. И уже шесть лет я могу это сказать без страха за твою жизнь. Я тебя люблю.