Дорога в один конец.

[Дядя Саша]

Да-да!
Именно рейсфедерами и чертили по этим линеечкам!
И именно тушью.

[Евгений]

Моя задача придержать немцев хотя минут на двадцать. Это главное, что мне сейчас нужно сделать.

Оборот неудачный. Хотя Бы минут на двадцать.

...Немцев элементарно больше. Думаю, что в несколько раз. И какой бы я ни был из себя стрелок, все равно не смогу убить их всех.

Он - один, значит, даже если немцев хотя бы двое, это уже - в разы больше. Возможно, лучше было бы сказать: "Думаю, намного больше."

А пулеметчик, между прочим, запрятался в крепком еще окопе.

запрятался - неграмотно. Или спрятался, или затаился.

Ну, что ж, ребятки, я вас особенно сильно разочаровывать не буду, но кайф немного пообломаю.

очень тяжелый оборот получился, при чтении глаз "спотыкается". Может, лучше: "я вас не разочарую, но кайф пообломаю." ?

[Цоккер]

ударивший практически в упор пулемет одной очередью положил чуть ли не половину атакующих.
Все внезапно и страшно поменялось.
Бьющий в упор с двух десятков метров пулемет не оставлял ни единого шанса людям, лежащим на практически открытом месте. Положение мог бы спасти отчаянный рывок вперед, пусть и под огнем. Проскочить десяток метров - и забросать пулемет гранатами. Это решило бы всё. Но - не прозвучала вовремя команда… Сразу не бросились, а встать во весь рост под бьющий прямо в лицо пулемет… тут нужны стальные нервы и непреклонная воля.

Четыре "пулемёта" на довольно коротком фрагменте. Может быть, поискать варианты замены или переформулировки? Например, можно забросать гранатами не пулемёт, а "пулемётчика" или "русского".

[Дядя Саша]

- И что вы хотите этим сказать? - Федоткин неприязненно покосился на особиста.
А тот, словно никогда и спать не ложился - опрятный и подтянутый, даже чисто выбритый, невозмутимо делал какие-то пометки в своём блокноте.
- Я? - удивился Азаров. - Помилуйте, товарищ майор - да я вообще ничего не говорю! Это всё - показания ваших же солдат!
- Так… - пригладил волосы майор. - Давайте всё сначала, я уже что-то запутался.
- Хорошо, - наклонил голову особист. - Сначала - так, сначала.
Он перекинул несколько листов блокнота.
- После нападения на немецких часовых никто старшину Красовского не видел, до момента его появления на точке сбора. Это подтверждено показаниями почти десятка человек. Что он делал и где находился?
- Он напал на расчет немецкой пушки! - вставил своё замечание ротный. - Она вела огонь по своим - и это видели многие!
- То, что орудие вело огонь - никто и не отрицает, - спокойно парировал капитан. - Вот только Красовского там никто не видел, всё это известно лишь с его слов. Ладно. Продолжим. Получив приказание прикрыть отход, старшина, вместе с бойцами своего взвода выдвигается опять-таки к позициям зенитчиков. Не стану оспаривать целесообразность такого решения - я всё же не строевой командир и чего-то могу и не понимать. Но! Дальше опять непонятно.
- Есть же показания Охримчука и Казина - там всё предельно ясно, по-моему… - буркнул с места Горячев.
- Что именно вам понятно, товарищ старший лейтенант? - поинтересовался особист. - То, что выпустив по складу - практически в упор, три десятка снарядов, удалось взорвать всего два вагона? И всё? Весь ущерб?
- Красовский - не артиллерист. Даже и такой результат - и то удача! - парировал ротный.
- Странно… В вагон на разгрузочной площадке - попал. Причем, вторым выстрелом! А в гораздо больший склад - тремя десятками снарядов, между прочим, не попал?
- Не так всё просто, товарищ капитан, - покачал головою Федоткин. - Склады обвалованы, снарядом земляную насыпь так легко не пробить! Там несколько метров толщины, между прочим!
- Тремя десятками снарядов-то не пробить? - удивленно приподнял бровь Азаров. - Надо будет поинтересоваться у артиллеристов! Спасибо!
И он сделал ещё одну пометку в блокноте.
- Далее… Эпизод с крестом. Все опрошенные в один голос утверждают - старшина к кресту не пошел, остался стоять на месте. Правда, Казин говорит, что слышал команду залечь - но вот Охримчук такой команды не слышал отчего-то…
- Он ранен и контужен… - развел руками Горячев. - Что ж вы от него хотите?
- Допустим, - кивнул капитан. - Однако я ещё не закончил. Дальнейшего боя вообще никто не видел. Да, оба бойца уверяют, что слышали выстрелы и взрывы - но собственно боестолкновения никто не наблюдал. Вы хотите меня уверить в том, что старшина в одиночку перебил всех немцев, которые шли за ними по пятам? Из винтовки перестрелял? Он такой меткий стрелок?
- Вообще-то, да, - не унимался ротный. - Очень даже хороший! Так у него же был пулемёт!
- И где он его раздобыл? Немцы одолжили?
Старший лейтенант промолчал.
- Последний эпизод, - снова сверился с блокнотом особист. - Переход через линию фронта. Как был снят часовой - никто не видел. Охримчук был без сознания и не может утверждать, что старшина был с ним рядом всё то время, пока Казин ходил за помощью. Почти полтора часа, между прочим! Кстати, а отчего, Красовский сам через фронт не пошёл? Он, между прочим, командир взвода, старшина! Мог бы гораздо быстрее организовать помощь раненому, нежели рядовой боец!
Оба его собеседника молчали.
- Подвожу итог. Мы достоверно знаем, что среди вышедших через линию фронта командиров есть вражеский агент. Таковых командиров у нас только двое - лейтенант Малашенко и старшина Красовский. Оба принимали участие в разработке плана нападения. Но, если все действия лейтенанта происходили на глазах у большого количества бойцов, что подтверждается их показаниями, то старшина Красовский большую часть времени отсутствовал неизвестно где. Его слова никем подтверждены быть не могут. Мог ли он в это время иметь контакт с немцами? Агентурный контакт, я имею в виду? Мог. Возразите, что и этого никто не видел? - особист поднял глаза на офицеров. - Соглашусь. Но таковой возможности исключить не могу. Далее. Действия Красовского при отходе тоже не всегда находят своё подтверждение. Боя никто из бойцов не видел, наличие пулемета у старшины труднообъяснимо. Он отсылает через линию фронта рядового бойца - а сам остается в немецком тылу. Почему?
- А вы сами-то, товарищ капитан, как можете всё это объяснить? - спросил ротный.
- Немцы вполне могли подстроить своему агенту правдоподобную легенду. Чтобы выставить его героем в наших глазах. Или вы уж настолько их недооцениваете? Напрасно!
Федоткин молча вертел в руках карандаш.
Азаров закрыл свой блокнот, убрал его в полевую сумку. Встал.
- Я уж молчу о том, что старшина не в первый раз оказывается в окружении… Странно это, вы не находите, товарищи? И каждый раз выходит оттуда прямо-таки геройским образом! Может быть, его уже пора к ордену за это представлять?
Оба офицера ничего на это не ответили.
- Я доложил руководству о своих выводах, - капитан надел фуражку и поправил гимнастерку. - Оно с ними согласилось. Можете спокойно планировать ваши операции и дальше, товарищ майор. Моё участие в деле завершено.
- А… - вскинулся было ротный.
- Старшина Красовский арестован и предстанет перед судом военного трибунала.

[Дядя Саша]

Спасибо! Внес исправления.

[Алексей]

...что "среды" вышедших...-Среди вышедших.

[Евгений]

- А… - вскинулся было ротный.
- Старшина Красовский арестован и предстанет перед судом военного трибунала.

вот так сразу - и в трибунал? На основании подозрения? И все конфетки и награды за раскрытие немецкого агента особист отдаст трибуналу? А почем не взялся "раскалывать" гада сам, в Особом отделе?

[Дядя Саша]

Он уже арестован и колоть его будут в Особом отделе. А что про трибунал - так куда ж его ещё девать? Трибунал расследованием и раскрытием - не занимается.

[HoKoNi]

http://forum.kontorovich.ru/viewtopic.php?f=8&t=38&start=60#p1064

Присаживаюсь на дно окопа и произвожу инвентаризацию своих запасов. К винтовке осталось еще два магазина. Пяток гранат. Пистолет с двумя запасными магазинами и еще пара пачек патронов в запасе. Ну, и главный аргумент. Там патронов хватало.

Думаю, тут тоже лучше в настоящем времени: "хватает".

[Дядя Саша]

Пробуждение мое вышло каким-то непонятным: кто-то немилосердно тряс меня за плечо и пытался разбудить. А я сквозь сон отмахивался от него.
- Встать! - отчего-то по-немецки.
Не раскрывая глаз, на аналогичном языке посылаю будильщика в далекое пешее путешествие. В ответ меня попросту трескают по спине.
Ну, сейчас у меня этот товарищ огребет! Рывком сажусь на койке и продираю глаза.
Здрасьте, приплыли!
Незнакомый лейтенант и два бойца. Так это я их матерно послал? Утешает только то, что по-немецки. Авось, народ не понял и не обиделся.
- Старшина Красовский? – недружелюбно спрашивает меня офицер.
Ну, точно, он знает немецкий язык. То-то и смотрит на меня волком. Ну, извини, мужик: спросонья-то кого хочешь послать можно, пусть даже и самого Верховного. Это ж сон, там чего только не бывает.
- Я, товарищ лейтенант. Я Красовский.
- Документы ваши извольте.
- Нет ничего, товарищ лейтенант: у старшины документы мои, не получил еще. Порядок же такой: кто в поиск уходит, документы и награды старшине сдай. Никаких личных вещей иметь с собой не положено. А я ночью вернулся, вот и не стали его будить.
- Ваше оружие?
Киваю головой вбок. Один из бойцов уже держит в руках ремень с пистолетной кобурой.
- У него. Винтовка в углу стоит.
- Не стоит уже. Одевайтесь, Красовский, пойдете с нами.
- Это с какого-такого горя, товарищ лейтенант? Час с небольшим как лежу, только-только разоспался!
- Вы арестованы, Красовский. Рекомендую вести себя правильно.
Вот это здрасьте-пожаловали! Это с какого ж бодуна меня арестовали-то?! Я что, реально Верховного во сне матерно послал? Не похоже, чтобы лейтенант шутил. Только сейчас я замечаю, что он сам и оба бойца, его сопровождающих, насквозь мне люди незнакомые. Не встречал я их, а вроде многих в дивизии знаю.
Но делать нечего. «Когда прокурор говорит «Садитесь!» - как-то неудобно стоять». По-моему так говорили в каком-то фильме. Или в книге. Сейчас уже и не помню.
Встаю, одеваюсь и по привычке тяну руку за ремнем. А его-то и нет.
Проходя по деревне, ловлю на себе удивленные взгляды бойцов. Морда моя им достаточно хорошо знакома, и узреть меня в таком вот сопровождении для многих удивительно.
Идти оказалось относительно далеко. Никакого транспорта для доставки арестованного никто, разумеется, не выделил, и в особый отдел мы пришли уже ближе к полудню. Задавать вопросы своим конвоирам я не стал, прекрасно понимая, что никаких ответов не дождусь. Да и не знают они ничего, скорее всего. По прибытию на место меня суют в какой-то сарай, на окнах которого наскоро присобачены ржавые решетки. Именно что присобачены. Иначе назвать сей шедевр строительной мысли просто язык не поворачивается. Ладно, хотя бы посплю. Охапка сена есть, шинель с собой.
Но вот как раз поспать-то мне и не дали. Стоило только задремать, как в дверь кто-то стукнул. Вскакиваю на ноги как раз для того, чтобы узреть на пороге двоих очередных конвоиров.
- Красовский! На выход.
Идти на этот раз оказалось совсем близко. Буквально несколько шагов. У дверей дома стоит часовой, который, посторонившись, пропускает нашу процессию внутрь. Здесь когда-то было правление колхоза или еще какая-то аналогичная организация. На дверях комнат еще сохранились таблички с именами обитателей кабинетов.
Постучавшись в один из них и дождавшись ответа, передовой конвоир распахивает дверь, а его товарищ подталкивает меня в спину.
В комнате неожиданно светло, сразу четыре окна. Никаких решеток на них нет, и комната, на первый взгляд, напоминает кабинет директора какого-нибудь сельскохозяйственного предприятия. Сходство усиливается висящим на стене лозунгом: «5 в 4!». Ага, это, как я понимаю, пятилетку имели в виду. Интересно, нынешние обитатели кабинета данными лозунгами руководствуются или нет?