Дорога в один конец.

[Дядя Саша]

Присев на корточки, ставлю винтовку к стене и, наклонившись вниз, разгребаю россыпь стреляных гильз на дне окопа. Тяну на себя пропитавшуюся маслом плащ-палатку.
Вот он, козырь! Аж с тремя полными лентами!
Вам не по нраву пришелся меткий стрелок с винтовкой? С интересом посмотрю, что вы скажете, когда стрелок сменит СВТ на пулемет. Не хочу сказать, что у немцев такого оружия нет. Есть, и даже наверняка. Но одно дело – гонять по полю одинокого солдата с винтовкой, и совсем другое – атаковать пулеметчика в лоб по открытой местности. А пулеметчик, между прочим, запрятался в крепком еще окопе.
Проверяю пулемет, заряжаю и опускаю на дно окопа: его время еще не пришло. А вот СВТ еще поработает. Не станем разочаровывать немцев.

Первым нарвался на пулю худощавый фриц в очках. Второй номер пулеметного расчета, кстати говоря. Выпавшие из его рук зеленые коробки с лентами закувыркались вниз по склону. Его коллега – первый номер, - проявив похвальную расторопность, сиганул за небольшой бугорок, откуда секундой позже высунулся пулеметный ствол. Безусловно, пулемет – оружие крайне серьезное. И обычную винтовку он превосходит значительно. Уж по скорострельности – так и сравнивать нечего. Но вот что касается точности – то тут положение несколько меняется.
Пристреляться фриц так и не успел. Третьей пулей я его достал. Еще магазин пришлось потратить, отгоняя от пулемета прочих членов клуба любителей пулеметной стрельбы. Потеряв двух человек, немцы, наконец, сообразили, что попытка пробежать тридцать метров по открытой местности, пытаясь при этом увернуться от пули снайпера, успехом увенчивается далеко не всегда.
После этого они развернулись в цепь и накрыли мой окоп сосредоточенным винтовочным огнем. Мне еще сильно повезло, что пулемет у них был только один.
Но, если кто-то полагает, что огонь двух десятков винтовок и парочки автоматов - это сильно легче чем один пулемет, то он сильно ошибается.
Не легче. Как бы даже и не хуже.
Хорошо ещё, что на гранатный бросок немцы не подошли – вообще тоскливо бы стало.
Тем не менее, ещё одного фрица я приголубил вглухую и еще двоих подранил. Причем, одного весьма основательно. Но на этом мои успехи и закончились. Совершенно осатаневшие фрицы открыли прямо-таки ураганную пальбу, и в каком бы месте из окопа я ни высовывался, надо мной тотчас же начинали злобно посвистывать свинцовые пчелки. Еще несколько раз выстрелить мне все-таки удалось, но особенного эффекта достичь не получилось.
Присаживаюсь на дно окопа и произвожу инвентаризацию своих запасов. К винтовке осталось еще два магазина. Пяток гранат. Пистолет с двумя запасными магазинами и еще пара пачек патронов в запасе. Ну, и главный аргумент. Там патронов хватало.
Осторожно прижимаясь к брустверу, выглядываю наружу. Немцы уже относительно недалеко. Не стреляют. И, держа оружие наизготовку, подбираются поближе к моему пристанищу. Идут грамотно, перебежками. Лежащие на земле прикрывают своих товарищей. Их не очень много, десятка полтора, может быть, чуть-чуть больше. Вполне понятно, почему они не стреляют: считают, что заставили меня заныкаться и рассчитывают взять тепленьким. Ну, что ж, ребятки, я вас особенно сильно разочаровывать не буду, но кайф немного пообломаю.

- Герр обер-лейтенант! Русский прекратил огонь!
- Вижу, Ашке, - Штольц оперся на колено, переводя дух. – Надо понимать, что это последний оставшийся в живых диверсант и именно поэтому я хочу взять его живым.
- Заслужил ли он это, герр обер-лейтенант? Что ни говори, а от его пуль мы понесли достаточно существенный урон.
- Тем больше чести, фельдфебель, взять такого противника живым. Не сомневаюсь, что оберст должным образом оценит наши усилия. Да и кроме того русский стреляет уже давно, и я сильно сомневаюсь в том, что у него с собой мешок патронов. Заметьте, на месте подрыва мы нашли только одного русского солдата, и это был рядовой.
- Вы полагаете, герр обер-лейтенант, что в окопе может скрываться офицер?
- Ну… - Штольц поджал губы, - не обязательно офицер. Но уж точно не рядовой солдат. Этот стрелок умеет думать. Смотрите, первое, что он сделал – это вывел из строя наш пулеметный расчет. Ему не откажешь в некоторой сообразительности. Да и вспомните, как мастерски действовала их группа на отходе. Мы до самого последнего момента были уверены в том, что преследуем многочисленную группу. А на деле их оказалось всего несколько человек. Такой подарок – живой русский диверсант – будет весьма ценен для нашего руководства.
Со стороны позиции снайпера часто-часто захлопали выстрелы.
Офицер усмехнулся.
- Ну, вот видите, Ашке, у него действительно закончились патроны: он отстреливается уже из пистолета. Прикажите солдатам, по возможности, не стрелять. Русский испуган, деморализован, в противном случае не стрелял бы так часто. Сколько там у него осталось? Еще один магазин?
- Это восемь человеческих жизней, герр обер-лейтенант! – фельдфебель не разделял чрезмерного оптимизма своего командира.
- Ерунда! Он стреляет слишком часто. Так можно стрелять только навскидку, не целясь. Не удивлюсь, если он и голову из окопа не высовывает. Да что там говорить, я и сам его возьму.
Штольц расстегнул кобуру пистолета и неторопливыми шагами двинулся в направлении выстрелов.

[Дядя Саша]

А немцы всерьез вознамерились хапнуть меня тепленьким. На мою суматошную пальбу не ответил ни один ствол. Они полагают, что у меня со страху крышу снесло? Не будем их разочаровывать.
Меняю магазин в пистолете и, высунув из окопа руку, выпаливаю его весь в белый свет как в копеечку. Даже и не в направлении противника, а так, куда-то в небеса. Кладу пистолет рядом и лихорадочно набиваю оба опустевших магазина патронами.
Все, готово. И вовремя! Совсем неподалеку от меня хрустнула какая-то деревяшка. Быстрый взгляд поверх бруствера – немцы совсем рядом. Еще один рывок – и вся эта гопа свалится ко мне в окоп.
Ну, вот и закончилась игра в поддавки. Подхватываю с земли немецкие «колотушки».
Рывок – первая пошла! Рывок – пошла вторая. Кидаю гранаты с рассеиванием по фронту так, чтобы между взрывами было несколько метров.
Третья – пошла! Нагибаюсь и подхватываю с земли пулемет.
Бух-бух-бух – зачастили разрывы.
Что сделает нормальный солдат, когда неподалеку от него рванет граната? Заляжет – это вполне естественно. Где одна, там и вторая. А где две – там и третья. Абсолютно логично ожидать и четвертой. Гранаты разбрасывались широким фронтом, и залечь немцы должны были практически все. Справа и слева они меня обойти просто не успевали: там еще сохранились остатки проволочных заграждений. И никакой человек в здравом уме и твердой памяти не полезет на проволоку, имея у себя на фланге неподавленную огневую точку. Вот и немцы не полезли. Да и зачем? Они достаточно широко растянулись по фронту на участке порядка пятидесяти метров. Так что шанса перестрелять их всех из винтовки у меня не имелось в принципе. И все бы ничего, да только три рванувшие гранаты вполне перекрывают осколками это расстояние: с этим расчетом и бросались. Вряд ли кто-то из немцев успел разглядеть, что именно вылетело из окопа и рвануло у них под ногами. Достанут ли осколки далее чем на пятьдесят метров или нет? Сомневаюсь, что кто-то озаботился такими вычислениями - им все было несколько не до того. Проще залечь, переждать и потом последним рывком свалиться на голову зловредному русскому диверсанту. Гранаты – оружие отчаяния. И если русский начал ими разбрасываться с такой скоростью, совершенно не озаботившись тем, чтобы положить "колотушку" поближе к цели, то это значит, что ему действительно больше нечем воевать, и страх совершенно помутил его разум.
Затихло эхо последнего взрыва, и, сплюнув сквозь зубы песок, поднялись в последнюю атаку подошедшие егеря.
И легли.
Атака действительно оказалась последней для многих из них. Рванувшие почти впустую гранаты смогли слегка задеть пару человек. А вот ударивший практически в упор пулемет одной очередью положил чуть ли не половину атакующих.
Все внезапно и страшно поменялось.
Бьющий в упор с двух десятков метров "МГ-34" не оставлял ни единого шанса людям, лежащим на практически открытом месте. Положение мог бы спасти отчаянный рывок вперед, пусть и под огнем. Проскочить десяток метров - и забросать окоп гранатами. Это решило бы всё. Но - не прозвучала вовремя команда… Сразу не бросились, а встать во весь рост под бьющий прямо в лицо пулемет… тут нужны стальные нервы и непреклонная воля.
Кто-то быстрее всех остальных успел понять весь ужас происходящего. Фельдфебель попытался было организовать огонь по окопу, но пробитый сразу четырьмя пулями умер раньше, чем успел выкрикнуть команду. Пулеметная очередь играючи смахнула со склона еще двоих. Взвизгнул, получив в живот пулю, коренастый солдат, судорожно пытавшийся достать из сумки гранату. Прокатившись по склону вниз, она бесполезно взорвалась в какой-то ямке, разбросав в разные стороны прошлогоднюю листву.

[Дядя Саша]

А пулемет все бил…
Вот и лента к концу подошла. Надо менять. Ничего, для этой цели у нас еще кое-что осталось. Выдергиваю кольца у двух оставшихся гранат и зашвыриваю их вниз по склону. Одну и, чуть выждав, вторую. Пусть привыкают к тому, что я бросаю гранаты с некоторым интервалом. Вы же не знаете, дорогие товарищи, сколько их еще у меня в запасе. Вот и лежите, ждите очередного взрыва. А за это время я успею перезарядиться.
Со щелчком встала на место крышка ствольной коробки. Передернуть рукоятку – к стрельбе готов. Вскакиваю, держа пулемет у плеча.
Кто-то копошится там внизу – очередь! Стон слева – щедро отгружаю и туда пяток пуль. Мало? На еще, я не жадный. Быстро оглядываю поле. Явного движения не вижу. Ответных выстрелов тоже пока нет никаких. Неужели все?
Да быть того не может! Не мог же я их всех тут положить меньше чем за минуту? Держа пулемет наизготовку, выбираюсь из окопа.
Поглядим…
Первый недостреленный фриц попался мне метров через пятнадцать. Очередь прошлась ему чуток пониже пупка, и вояка из него теперь был никакой.
Что там говорит Гаагская конвенция по этому поводу? Лечить раненых солдат противника? А что там сказано относительно распятия на кресте? Я малость запамятовал, говорится ли в ней вообще хоть что-нибудь по этому поводу. Склероз… бывает… надо думать, что и командир немцев этой самой Гаагской конвенции не читал. Или читал невнимательно. Вот и у меня странный провал в памяти образовался. И в самом деле, какой спрос с контуженного? Офицер, надо думать, что в здравой памяти - и тот не вспомнил ничего, а что вы хотите от старшины?
Пулемет дергается у меня в руках, и немец перестает стонать. Спускаясь вниз по склону, я обнаружил еще парочку таких вот недобитков. Ну, один и без моей помощи подохнет благополучно: с такими ранами вообще долго не живут. А вот второй имел вполне реальные шансы дожить до сорок пятого года. Он мужик здоровый, очень даже вероятно, что и дольше бы прожил. Даже и до пенсии.
Но не судьба – на его плечах виднелись офицерские погоны.
Так, стало быть, передо мной командир немцев?
Офицер был ранен дважды: в правое плечо и в правую же ногу. Выбитый из руки пистолет валялся в нескольких метрах от немца, и тот не предпринимал никаких попыток его достать – закопченный ствол пулемета недвусмысленно намекал на бесполезность такой затеи.
- Это ваши солдаты, обер-лейтенант?
- Мои, - хрипло отвечает немец. – А кто вы такой?
- Командир взвода разведки, старшина Красовский. С кем имею честь разговаривать?
- Обер-лейтенант Ханс Штольц.
- Тот распятый солдат – ваша затея?
- Моя… А что?
- Да так. Хотелось посмотреть в глаза автору.
- Ну что, вы удовлетворили свое любопытство?
- Вполне, герр обер-лейтенант.
В глазах немца вспыхивают искорки удивления. Слишком нестандартно я себя веду. Манера обращения, принятая в вермахте, неплохой немецкий язык… что-то не стыкуется.
- Вы немец?
- Старший стрелок, Макс Красовски, герр обер-лейтенант.
- И вы… Вы воюете на стороне русских?!
- Я воюю на стороне своей страны, герр обер-лейтенант. Так уж ли важно, кто я по национальности: немец, русский или монгол? Какое это имеет значение? Это моя страна, а вы пришли ее уничтожить. На что вы рассчитывали?
Немец открывает рот и пытается найти какие-то слова. Он не дурак, и в моих глазах уже прочитал свой приговор. Но жить-то хочется. Очень хочется.
Мало ли кто и что хочет? Тот солдат на кресте тоже не собирался помирать сегодня. Белкин, бежавший к нему на помощь, тоже хотел жить. Я не знаю, выживет ли Охримчук.
Длинная очередь вспарывает мундир на груди немца – ты-то до пенсии точно не доживешь!

[Дядя Саша]

Опускаю на землю пулемет и сажусь.
Охримчук уже пришел в себя и с интересом разглядывает меня.
- А ты, старшина, не хило прибарахлился.
Это точно. Через плечо свисает пулеметная лента, еще две я бросил в вещмешок. Покойному немецкому пулеметчику они явно ни к чему, а нам лишними не станут. Снимаю с пояса кобуру с трофейным пистолетом и протягиваю ее Охримчуку.
- Командир фрицевский кланяться приказал.
Боец понимающе кивает.
А вот теперь сидим и думаем, как нам быть дальше. Ясень пень, что вдвоем мы раненого через линию фронта, скорее всего, не перетащим. Но бросать его здесь – вообще не вариант. Ладно, придумаем что-нибудь.
Через полчаса мы уже укладывали раненого на импровизированные носилки. Туда же отправилась и моя винтовка. Оружие Охримчука осталось где-то там, на месте подрыва. Отчасти именно поэтому я и позаимствовал у покойного обер-лейтенанта пистолет. По себе знаю, насколько неуютно чувствовать себя безоружным, когда вокруг носятся толпы народа со всяким смертоубийственным железом. А спокойствие раненого – это залог его скорого выздоровления.
Топать нам еще верст пять, потом будем отсиживаться в лесочке и ждать. Чего ждать? А вот посмотрим.

- Товарищ майор!
Задремавший у стола Федоткин вскинул голову и протянул руку вправо, нашаривая фуражку.
- Что случилось?
У дверей вытянулся посыльный.
- Через линию фронта перешел боец разведроты. Марат Казин из взвода старшины Красовского.
- Так. И что он сказал?
- Помощи просит. Там, совсем рядышком от немецких окопов, старшина Красовский лежит.
- Что значит лежит? Ранен, что ли?
- Никак нет, товарищ майор. Не ранен. С ним боец раненый. Вдвоем им его было через линию фронта не перетащить, вот старшина и отправил Казина за помощью.
- Им тут что, Невский проспект? Туда-сюда спокойно гулять можно?
- Никак нет, товарищ майор, не Невский здесь. Там часовой немецкий был. Так старшина его задавил. Час точно еще есть, чтобы пройти. За командиром роты побежали уже.
- Черт знает что! – Федоткин помотал головой, прогоняя сон. – Ладно, давайте тащить этого бойца. А Красовского немедленно ко мне! И это… В особый отдел пошлите кого-нибудь, пусть капитана Азарова оповестят.

Когда из предрассветных сумерек вынырнули темные силуэты, моя рука по привычке дернулась было к пулемету. Но головной прохрипел пароль, и ствол моего оружия качнулся вниз.
- Раненый где?
- Вон там, в ложбинке.
Чуть слышный топот ног, скрипнули жерди носилок, и неясные силуэты проплыли мимо меня, возвращаясь назад. Встаю и я. Здесь делать больше нечего, надо уходить. Но я еще вернусь, и кое-кому здорово поплохеет.

Когда в сенях затопали сапоги, старший лейтенант Горячев, нервно расхаживавший по комнате, остановился и резко – взвизгнули каблуки – повернулся к входу. Наклонив голову, через порог переступил старшина Красовский. Поставил к стене пулемет и кинул ладонь к пилотке.
- Товарищ майор! Старшина Красовский с бойцами прибыл в расположение части! В строю, кроме меня, один боец, и один направлен в медсанбат.
- Присаживайтесь, старшина, - кивнул на лавку майор.
Но еще раньше старший лейтенант двумя длинными шагами сократил расстояние между собой и старшиной и схватил того за плечи.
- Вернулся, Максим!
- Точно так, товарищ старший лейтенант! Вернулся. Спать хочу, сил нет никаких уже вообще.
- Ничего, старшина, отоспаться время будет, - ответил с места Федоткин. - Пара вопросов у нас к тебе всего есть, а потом спи – хоть тресни.

Ответ на «пару вопросов» затянулся часа на три. И только тогда, когда мой язык стал откровенно заплетаться, начальство, смилостившись, отпустило меня поспать. Как я добрался до дома, как укладывался – не помню ничего. Кто-то что-то меня спрашивал, я спросонья отвечал…
Не помню. Ничего не помню.

[Цоккер]

Еще прекрасно продавались стальные, ГОСТ-овские, от 15 см и до метра...

Стальная не подходит по определению - материал должен быть немагнитным.

позаимствовал у матери именно что МЕДНУЮ линейку. Без каких-либо цифр и обозначений вообще - чисто для того, чтобы ровную линию проводить. Фишка в том, что это линейка имела определенную ширину - и четко позволяла проводить параллельные линии в шапке чертежа. По-моему (все-таки почти 40 лет прошло) ширина была в полдюйма. Толстая - миллиметров 6.
Линейка - граненая, с ребром жесткости - не гнется. Не красная медь, это точно, с какими-то добавками, наверное.
И у матери таких на работе имелось до фига, чуть не с царских времен. Зачем и для какой надобности их делали - история умалчивает, но они были.

Именно с царских времён: большевики довольно быстро перешли с имперской системы мер (дюймы, футы, фунты и т.л.) на метрическую. Металл, скорее всего, бронза - любимый материал изготовителей приборов. Очень хорошо обрабатывается, не корродирует, и линейка получается ТЯЖЁЛАЯ - своим весом разглаживает ватман и кальку и не сдвинется сама по себе или от касания рейсфедером.
Но в данном случае важно другое: по сюжету сапёр просовывал пластинку между телом распятого и крестом - следовательно, пластинка-разделитель должна быть тонкой и плоской. Линейка с ребром не подойдёт, да и не напасёшься их. А тонкая медная линейка - нонсенс.

При корректировке эпизода с линейкой вкралась очепятка: "Немагнитый материал" - Немагнитный.

Плечо у него изодранно осколками.

изодрано
Кстати, почему в сюжете фигурируют именно осколки? Не проще ли немцам использовать шпрингмины? Их и детонирующим шнуром соединять не обязательно - сами могут друг друга "дёрнуть за верёвочку".

Штольц уже сам открыл глаза и присел.

Может быть, "привстал" или "приподнялся"? Или он стоял с закрытыми глазами?

пусть осмотрят тела погибших

ПМСМ в устах немца более уместно будет "пусть осмотрят трупы".

[Цоккер]

точно также привязать на крест

так же (раздельно)

ноша не является ему непосильной

для него

Моя задача придержать немцев хотя минут на двадцать

хотя бы

продолжаю постреливать по кустам каждый раз, когда вижу в них хоть какое-то шевеление. Должно быть, немцы сейчас потихоньку хихикают в кулак, наблюдая за безуспешными попытками русского стрелка причинить преследователям хоть какой-то вред.

Близкий повтор. Первое можно заменить на "любое" или вообще убрать.

фора у меня будет все равно не слишком уж здоровенная.

Лучше "большая". Фора - понятие нематериальное, "здоровенная" к ней не очень подходит.

Смотрите, первое, что он сделал

После "смотрите" лучше поставить двоеточие.

Вряд ли кто-то из немцев успел разглядеть, что именно вылетело из окопа ... Вряд ли кто-то озаботился такими вычислениями.

Близкий повтор.

положить стальное яйцо поближе к цели

Почему "яйцо"? ГГ бросал "колотушки".

старшина Красовский. А ваша фамилия?

ПМСМ лучше подойдёт вопрос "А ваше имя?", особенно с учётом того, что разговор идёт по-немецки.

Так уж ли важно, кто я по национальности: немец, русский или якут?

Вряд ли немец вообще знает о существовании такой народности, как якуты. Может быть, лучше упомянуть вечный ужас всей просвещённой Европы - монгола?

[Александр Ершов]

Не сию секунду. Марат взваливает раненого на плечи, благо что он парень здоровенный, и такая ноша не является ему непосильной.

Твое сообщение №57.
Излишне сложное построение окончания предложения.
"и такая ноша ему вполне по силам" будет лучше, на мой взгляд.
При настоящем редактировании пройтись по лишним "еще", "уже", "был/были/было".

[Алексей]

С вашего позволения Д.Саш:"вдвоем им его было через линию фронта не перетащить..."- им его БЫ не перетащить.

[Евгений]

В бытность мою работы чертежником-конструктором, позаимствовал у матери именно что МЕДНУЮ линейку. Без каких-либо цифр и обозначений вообще - чисто для того, чтобы ровную линию проводить. Фишка в том, что это линейка имела определенную ширину - и четко позволяла проводить параллельные линии в шапке чертежа. По-моему (все-таки почти 40 лет прошло) ширина была в полдюйма. Толстая - миллиметров 6.
Линейка - граненая, с ребром жесткости - не гнется. Не красная медь, это точно, с какими-то добавками, наверное.
И у матери таких на работе имелось до фига, чуть не с царских времен. Зачем и для какой надобности их делали - история умалчивает, но они были.
Я про них ещё много слышал, но так никто и не сказал для чего их изначально предназначали.

Всё, понял, о чем речь. Судя по всему, я на форуме единственный, кроме вас, кто такие еще видел и пользовался.
Это линейка для черчения линий ножевидными рейсфедерами и рейсфедерами с делительными колесиками. У нас они были еще немецкие, трофейные, с датой выпуска 32 год... Существовали с незапамятных времен, с тех пор, наверное, и линейки эти пошли, двух видов: у меня была темной бронзы, но видел и медного цвета, хотя более твердые, чем медь. Чертить по ним плоским рейсфедером было очень удобно: по широкому ребру рейсфедер скользил, как по направляющей, а малая фаска не позволяла туши затечь под линейку.

[Дядя Саша]

Всем спасибо!
Поправил текст!
За вчерашний вечер все написал, оттого и столько ляпов, увы...