Дорога в один конец.

[Алексей]

Дак не вопрос ! Про ведро позолоченное.
За восьмилетний опыт поиска в земле- латунную линейку поднимал...Хотите верьте хотите нет...

[Евгений]

Я немного не понял, в чем проблема? Если прочел правильно, то дед Бабах - это НАШИ дни. Значит, немагнитная, но прочная и легкая линейка - это может быть что угодно. Он же не из партизанского тыла вышел. То есть, и стеклотекстолитовая полоска, и из дюраля, и из нейзильбера, да хоть из титана - какие проблемы? И уж точно не алюминий или медь - мягкие, гибкие, прочность никакая. Медная еще и тяжелая.

[Цоккер]

Дак не вопрос ! Про ведро позолоченное.

Что, можете обосновать целесообразность покрытия ведра золотом? Оччень интересно...

За восьмилетний опыт поиска в земле- латунную линейку поднимал...

1. Латунь - не медь.
2. Какой толщины была поднятая линейка? В эпизоде сапёру нужна ТОНКАЯ немагнитная полоска.

Он же не из партизанского тыла вышел. То есть, и стеклотекстолитовая полоска, и из дюраля, и из нейзильбера, да хоть из титана - какие проблемы?

Подскажите пожалуйста, в каких родах войск и для каких специальностей стоят на снабжении упомянутые Вами линейки из титана, нейзильбера и стеклотекстолита? Напомню, кстати, что линейка в данном эпизоде - расходный материал, так что "любимая титановая линеечка, привезённая из дома" тоже не подойдёт.
А вот алюминиевые линейки запросто продавались в канцтоварах

[ХРуст]

алюминиевые линейки запросто продавались в канцтоварах

Еще прекрасно продавались стальные, ГОСТ-овские, от 15 см и до метра...

[Алексей]

1Латунь-не медь...Оба металла немагнетики.
2.Позолоченное ведро-хотелось бы такое откопать, да не существует видимо, такого в природе.. (хотя кто его знает
3 Толщина поднятой линейки была 2-4 мм,длина -не помню, то ли 30см, то ли 50 см. К сожалению, с собой штангенциркуля не было, а было 4 человека свидетелей.
4.Сия линейка была найдена на месте уничтоженой советской властью деревни Илькадино, что на границе Московской и Владимирской областей в 2011г. В последующем сданная в.цветмет (линейка).
5 Глубина залегания в грунте-около 25-35см.

Да и Дед Бабах с задачей справился бы и с ивовым прутком-на то
Спец!

[Дядя Саша]

В бытность мою работы чертежником-конструктором, позаимствовал у матери именно что МЕДНУЮ линейку. Без каких-либо цифр и обозначений вообще - чисто для того, чтобы ровную линию проводить. Фишка в том, что это линейка имела определенную ширину - и четко позволяла проводить параллельные линии в шапке чертежа. По-моему (все-таки почти 40 лет прошло) ширина была в полдюйма. Толстая - миллиметров 6.
Линейка - граненая, с ребром жесткости - не гнется. Не красная медь, это точно, с какими-то добавками, наверное.
И у матери таких на работе имелось до фига, чуть не с царских времен. Зачем и для какой надобности их делали - история умалчивает, но они были.
Я про них ещё много слышал, но так никто и не сказал для чего их изначально предназначали.

[Дядя Саша]

Я, кстати, вполне реальный случай описал. И человека реального, многие его знали, даже и здесь.

[Дядя Саша]

Все эти воспоминания молнией проносятся в моей голове. Я, наконец, понимаю, что же именно пытается прохрипеть нам висящий на кресте боец.
- Уходите!
Именно это слово раз за разом срывается с его пересохших губ. А мы так ничего и не поняли…
Срывая голос, я изо всех сил кричу бойцам:
- Ложись!
Замыкающим бежит Казин. И именно ему первому долбит по ушам мой крик. Не рассуждая и не задумываясь, он ничком падает на землю, прикрывая голову руками. И на этом все наше везение заканчивается.
Раскатисто грохают взрывы, сразу несколько. Бежавший первым Белкин, отброшенный взрывом, валится на землю. Падает Охримчук. Взрывная волна доходит и до меня. Но не сильно, всего лишь толкает в грудь. Я стою чуть ниже, и осколки, злобно пофыркивая в воздухе, пролетают над моей головой.
Все ли мины взорвались?
Скорее всего, да. Не те сейчас времена и техника не та, чтобы ставить столь сложные комбинированные минные поля. Вероятнее всего, просто заминировали подходы к кресту, соединив все мины детонирующим шнуром.
Вот они и жахнули.
Спеша и поскальзываясь, взбегаю вверх.
Марат жив, стоит на коленях и трясет головой. Хлопаю его по плечу и, не останавливаясь, пробегаю дальше.
Белкин… Погиб, сомнений нет никаких. Даже отсюда я вижу изодранное в клочья обмундирование. Кровь почти сплошным багровым пятном покрывает его спину. Мины взорвались и перед ним, и позади него. Шансов никаких. Боец, висящий на кресте, тоже мертв: из пробитого виска толчками стекает густая кровь.
Охримчук! Как он?
Слава Богу, он жив. Но этим все и ограничивается. Плечо у него изодранно осколками. Похоже, и по ногам пришлось. Да и еще куда-то прилетело. Он в сознании, только глухо матерится сквозь стиснутые зубы.
- Марат! Дуй сюда, поможешь!

- Герр обер-лейтенант!
Но Штольц уже сам открыл глаза и присел.
- Что, фельдфебель, сработало?
- Так точно, герр обер-лейтенант! Мы слышали несколько взрывов.
- Отлично. Ну, что ж, высылайте туда патруль, пусть осмотрят тела погибших. И командуйте построение. Пойдем и мы посмотрим, за кем это мы так долго бегали.

[Дядя Саша]

Хорошо, что бинтов хватило. Я уж думал разодрать на части нательную рубаху. Но обошлось, последним индпакетом мы перевязали Охримчуку ногу. Он уже более-менее оклемался, но ругаться не перестает. Откровенно говоря, положение достаточно фиговое. Что-то подсказывает мне: на взрыв вскорости заявятся, так сказать, контролеры. Поинтересоваться, кто же здесь оказался таким лопухом. Некогда нам тут рассиживаться, надо делать ноги и как можно скорее. Осматриваю погибшего Белкина, забираю у него гранаты и патроны. Извини, мужик, но не можем мы тебя сейчас похоронить! Если задержимся, чтобы это сделать, есть очень высокая вероятность, что хоронить будут уже всех четверых.
- Марат! Парочку жердей каких-нибудь выломай! Растянем на них плащ-палатку.
Боец кивает и, выдергивая из ножен плоский штык от СВТ, устремляется к кустарнику.
Вжик!
Я как-то не сразу врубаюсь в происходящее. Видимо, взрыв все-таки даром не прошел. Медленно поворачиваюсь и вижу, как по склону холма, метрах в двухстах от нас, бегут четверо немцев. Охримчука они не видят. В смысле, не видят то, что он жив. Ибо они вместе с погибшим Белкиным лежат на земле неподалеку друг от друга. Издали видно, что лежат на земле люди, а вот живые или нет? Казин убежал в кусты, и со стороны немцев не просматривается. А вот я, как огородное пугало, торчу на голом склоне. Винтовка моя лежит на земле, и, с точки зрения подбегающих фрицев, я особенной опасности не представляю. Ну, еще бы: я один, а их четверо! Немцы вооружены, а одиноко стоящий русский видимого оружия при себе не имеет. Разглядеть же с такой дистанции пистолетную кобуру… Ну, это надо быть очень глазастым.
На меня накатывает какое-то странное полуумиротворенное состояние. Не то чтобы все вдруг стало по фигу. Нет. Но всякие разрозненно метавшиеся в голове мысли внезапно успокаиваются и как-то затихают.
Все, закончилось мельтешение, закончилась неопределенность, и неясности прекратились. Вот он – враг! Он спешит сюда для того, чтобы взять меня в плен и после недолгого допроса точно также привязать на крест как приманку для еще одной группы окруженцев. Или просто как приманку для любого русского, который пойдет этой дорогой.
Ну, вот уж хрен, дорогие товарищи! Я жив, относительно здоров и вооружен. И просто так меня сожрать не получится.
Ныряю в траву и перекатом ухожу в сторону, по пути подхватывая с земли винтовку. Немцы еще не врубились в произошедшее и по инерции продолжают бежать вперед. Поэтому первый из них ловит пулю грудью. В оптический прицел хорошо видно, как его отбрасывает назад. Перевожу ствол на второго. Выстрел! Выстрел! Выстрел!
Готов второй. Оба оставшихся немца тотчас же падают на землю. На здоровье, мужики! Вы не забыли, что только что бежали вниз по склону холма?
А я, между прочим, нахожусь на противоположном склоне, и по отношению к вам – выше. И именно поэтому вы на своем месте можете стоять, лежать или приплясывать – видимость все равно останется одинаковой. Когда человек смотрит сверху вниз, от него надо прятаться немножко по-другому.
Впрочем, оба немца так и не успевают понять эту прописную истину. Ни один из них даже встать не успел, так и остались лежать на пробивающейся к солнцу молоденькой травке.
Однако это все очень фиговый признак. Патруль появился практически тотчас же после того, как под крестом грохнули взрывы. Если здесь еще кто-нибудь полагает, что такие совпадения случайны, то я глубоко сочувствую этому недоумку. Да, из леса выскочили четверо немцев. Но нет никакой гарантии того, что там, откуда взялись эти четверо, не сидит еще десятка два таких же неприятных товарищей. А раз так, у нас осталось совсем немного времени для того, чтобы приготовиться к их встрече. Да, носилки для пострадавшего Охримчука, конечно же, вещь совершенно необходимая. Но только не сейчас. Не сию секунду. Марат взваливает раненого на плечи, благо что он парень здоровенный, и такая ноша не является ему непосильной. И двигает в ту сторону, куда я ему указываю. Есть, знаете ли, у меня одна неприятная мысль. И я сейчас прикидываю, каким-таким образом ее лучше реализовать.

[Дядя Саша]

Немцев особенно долго ждать не пришлось. Мы успели пройти чуть больше километра. Я топаю позади Казина, периодически поглядывая в оптику в ту сторону, откуда появились невезучие фрицы. И именно поэтому успеваю заметить между деревьями некоторое шевеление. Заметил я его до того, как немцы вышли из-под ветвей на открытое пространство. Залегаю на земле и тщательно выцеливаю опушку рощицы.
И точно: в окуляр прицела вползает массивная фигура здоровенного немца. Это действительно очень крепкий и хорошо сбитый человек. Чуть пригнувшись, немец прижимается боком к березе и, не выходя на опушку, обшаривает открывшийся перед ним пейзаж внимательным взглядом. Ну, скажем так, глаз я его видеть, конечно же, не могу. Но на его месте поступил бы именно так. Единственное, чего не учитывает немец, это то, что на фоне светлого ствола березы его форма прорисовывается очень даже неплохо. Понятное дело, что обычный войсковой снайпер заметил бы его еще раньше и уж точно не промазал бы даже на вдвое большей дистанции. Но, увы! Я не снайпер, просто неплохой стрелок. И поэтому мои пули своей цели не достигают. Тем не менее, эффект от этого все-таки имеется. Одна из пуль сбивает листву над головой наблюдателя, и он резко свинчивается вниз.
Вот и славно. Если немцы расслышат звук выстрела, им придется всерьез почесать в затылке – просто так на подобную дистанцию не стреляют. Если уж стрелок, который только чуть-чуть не прострелил наблюдателю башку, вообще решился на подобный выстрел, то это должен быть как минимум неплохой стрелок. А значит, высовываться из-под деревьев во весь рост – глупость несусветнейшая.
Разумеется, я не рассчитывал на то, что одним выстрелом стряхну с хвоста неведомо сколько фрицев. Но вот притормозить темп их передвижения могу существенно. Здесь у меня есть весьма ощутимое преимущество. С помощью оптики я могу стрелять дальше и точнее, чем наши преследователи. Понятное дело, что немцы тоже это очень быстро просекут. И, разумеется, найдут методы противодействия, наиболее эффективные в сложившейся ситуации. Обойдут с флангов, накроют массированным огнем и в конце концов подавят надоедливого снайпера.
Ну, и фиг с ними. Я вовсе не собираюсь воевать на этой позиции до темноты. Я вообще не собираюсь на ней воевать. Моя задача придержать немцев хотя минут на двадцать. Это главное, что мне сейчас нужно сделать. Лишь бы Марат успел дойти до нужного места.
И поэтому я продолжаю постреливать по кустам каждый раз, когда вижу в них хоть какое-то шевеление. Должно быть, немцы сейчас потихоньку хихикают в кулак, наблюдая за безуспешными попытками русского стрелка причинить преследователям хоть какой-то вред. Совсем игнорировать меня они не могут: четверо покойников, валяющихся на склоне холма, красноречиво указывают на пагубные последствия такого поведения. Вот остальные немцы и проявляют разумную осторожность.
Оглядываюсь назад. Марата не видно. Должно быть, он уже спустился с холма и топает туда, куда я его и направил. Раз так, то и мне пора. Пальнув еще пару раз, переползаю в сторону и по заранее облюбованной ложбиночке быстро-быстро покидаю место моей засады.
А вот теперь бегом-бегом-бегом! Ибо до гребня холма немцам ползти еще метров шестьсот. Даже если они весь этот путь проделают по-пластунски, фора у меня будет все равно не слишком уж здоровенная.
Запыхавшись и сплевывая на песок, переваливаюсь через бруствер старого окопа. Винтовка больно ударяет меня по спине. Я сейчас сам себе напоминаю старого прожженного картежника, который спустил все свое состояние и сейчас играет последнюю партию в надежде на то, что сумеет передумать своих противников. Именно что передумать, победить умом, а не спрятанным за пазухой ножом. Немцев элементарно больше. Думаю, что в несколько раз. И какой бы я ни был из себя стрелок, все равно не смогу убить их всех. А оставшиеся в живых все равно не дадут нам уйти отсюда.
Но!
Это я их из винтовки убить не смогу. А кто сказал, что у старого картежника нет в рукаве припрятанного козыря?
Есть такой козырь и у меня.