Автор Владимир Тимофеев

Этот небольшой рассказ основан на реальных событиях. И, хотя автор не утверждает, что был их непосредственным участником, многочисленные очевидцы до сих пор бьют себя пятками в грудь, уверяя, что все так и было.

Во вторник я заявился в институт как обычно - около 11 утра. Вообще-то, рабочий день начинался в девять, но никто из сотрудников этим не заморачивался и занимался наукой, исходя из собственных представлений об этом виде трудовой деятельности. Так что одни начинали работу с восьми, другие с полудня, а некоторые так и вовсе трудились по ночам. Ученая братия, она такая – гениальная идея прилетела, и все, из головы не выходит, хочешь - не хочешь, а работаешь круглые сутки. А коли мыслей нет, так нечего мозолить другим глаза своим неприкаянным видом – пиши отчеты или сиди в библиотеке, изучай труды классиков. Вторник же и четверг служили присутственными днями – все появлялись на месте и хоть на короткое время, но наш сектор собирался полным составом дабы обменятся мнениями о жизни, перспективах и обстановке в стране и мире. На дворе стоял июнь 91-го, и записные острословы никогда не упускали возможность почесать языками по поводу перестройки, гласности и прочих благоглупостей текущей советской действительности. Поэтому не было ничего странного в том, что шеф отловил меня именно во вторник и взял практически голыми руками.

- Андрей, у тебя назавтра никаких особых дел нет?

- Сергей Александрович, эйтишка у меня по графику с десяти до двух, - ответствовал я, уже понимая, что попал. Обеспеченность компьютерной техникой у нас была такова, что на десять научных сотрудников, не считая аспирантов и студентов-стажеров, приходилась одна-единственная импортная ПЭВМ со звучным названием PC AT 286. Так что работать на ней приходилось по специальному графику, расписываемому на неделю вперед и утверждаемому завсектором. А поскольку был я всего лишь мэнээсом, то и времени машинного мне доставалось совсем чуть-чуть. И вот теперь выяснялось, что плакала вся завтрашняя работа по отладке одной ну совершенно необходимой программы, которая никак не запускалась в нужном режиме уже третью неделю.

- Ничего, Андрей, не пропадет твое время. Через неделю догонишь, - с едкой усмешкой проговорил шеф, видимо, предвкушая, как он в порядке старшинства займет мое место за компьютерным столом. – Тебе завтра надо в Красноармейск прокатиться. Там испытания пройдут по «Мотиву». От нас ты будешь. Посмотришь, что, как, проветришься заодно. Вот, держи предписание. Кстати, не забудь его в первом отделе отметить. Ну все, давай, - с этими словами мой научный руководитель хлопнул меня по плечу и испарился в неизвестном направлении. «Ну вот, не было печали», - с досадой подумал я и поплелся с предписанием на третий этаж, в секретную часть.

По теме «Мотив-3» наш институт работал несколько лет. Не весь институт, конечно, а всего лишь несколько человек из нашего сектора. Но тема была довольно интересная. Головным предприятием по ОКР (опытно-конструкторские работы) выступало НПО «Базальт», а на нашу долю выпадала научная часть – построение математической модели обтекания и исследование динамики летящего по хитрой траектории тела. Это самое тело представляло собой жутко секретный объект, обозначаемый в отчетах аббревиатурой РКБЭ, то бишь, «ротирующий кассетный боевой элемент». Но в моих мыслях это изделие оборонной промышленности выглядело обычной болванкой с откидывающимися крылышками и маленьким парашютиком на шарнирной связке. В теории, разбрасываемые над вражескими танками «Мотивы» должны были раскрывать легкие тормозные купола и с помощью пар коротких лопастей закручиваться в набегающем воздушном потоке. А дальше все просто: расположенная на вращающейся боевой части головка самонаведения находила объект атаки, и на встречу с бронетехникой отправлялся гостинец в виде снаряда, начиненного достаточным количеством взрывчатого вещества. Как-то раз, изучая литературу по теме, я наткнулся в одном американском журнале начала восьмидесятых на статью с описанием похожего аппарата. Правда, в буржуйском варианте вращение задавалось не лопастями, а авторотацией хитро скроенного парашюта, закрепленного в нескольких точках к боеприпасу, но суть дела от этого не менялась. Наши доблестные разведчики подсмотрели у штатников новый прибор, и теперь по заданию партии и правительства мы готовили достойный ответ заокеанскому супостату. Так что секретность отечественной разработки была, на мой взгляд, весьма относительной. Но, так или иначе, гриф на теме стоял, и обойти первый отдел не было никакой возможности.

В помещении, куда я вошел, располагалось три совершенно одинаковых стола. За столами, сложив по-ученически руки, сидели люди в пиджаках и при галстуках. К кому из них следовало обращаться, было совершенно непонятно. Но соображалка сработала быстро. Поверхности двух столов оставались девственно чистыми, и лишь на третьем перед сидящим человеком лежала газета «Правда». А висящий над его головой портрет Феликса Эдмундовича  окончательно расставлял все точки над «ё» - главным здесь был именно этот товарищ.

- Простите, у меня тут предписание, - обратился я к главному. Тот взял в руки листок, внимательно просмотрел его и, достав откуда-то из тумбочки телефонную трубку с витым шнуром, произнес в нее несколько слов. Дождавшись ответа неведомого абонента, он назвал мою фамилию, затем кивнул одному из подчиненных и убрал трубку обратно под стол.  Сотрудник справа встал и взял у начальника предписание. Вытащив из сейфа какой-то журнал, он сверился с бумагой и, переписав исходные данные, вернул предписание главному. Начальник отдела расписался на документе и передал заветный листок второму подчиненному, сидевшему слева. Тот проштамповал бумагу синей печатью, и документ наконец-то приобрел законченный вид.

- Держите предписание при себе и не забудьте взять паспорт, - строго напутствовал меня главный.

- Спасибо, - поблагодарил я и развернулся, чтобы уйти, но уже в дверях был остановлен вопросом:

- Кстати, вы с собой ничего брать не собираетесь? Какие-нибудь документы или оборудование?

- Нет-нет, ничего, - ответил я, помотав для верности головой.

- Ну тогда ладно, - махнул рукой начальник, давая понять, что больше вопросов не имеет.

«Фух. Как же меня все это задолбало», - такая мысль приходила в голову всякий раз после общения с товарищами особистами. «Шагу нельзя ступить, обязательно какие-то инструкции замшелые нарушишь». Ну на кой ляд, скажите пожалуйста, придумали эту идиотскую систему, когда свои же собственные изыскания надо производить на листках из отрывной тетради, обязательно сдавать их потом в опечатываемый архив, а через несколько дней со скрипом забирать на время только для того, чтобы уточнить примерный разброс угла атаки воображаемой модели или порядок величины скорости воздушного потока в условиях возможного параметрического резонанса. И почему я не могу просто переписать в блокнот некоторые справочные данные, а должен везти на натурные испытания толстенный гроссбух, да еще и в сопровождении специально обученного человека на институтском РАФике. Нет, на машине, конечно, ехать удобно, но вот выбить ее у начальства задача не всегда посильная, а без ее успешного решения на поездке можно  было поставить крест и получить впоследствии законный втык от тех же самых руководителей, что в командировку сотрудника отправили, а вот транспортом его обеспечить явно подзабыли.

Еще одной дуростью лично я считал способ написания грифованных отчетов. Под это дело приходилось брать в первом отделе проштампованные листы и заносить в них все, что сохранилось в памяти за предыдущие несколько месяцев. Потом эти листы передавались «секретной» машинистке. Два-три дня уходили на печать и проверку, а после всех исправлений в межстрочные разрывы от руки вписывались формулы. И чернила для рукописи должны были быть только черными, а для графиков и рисунков полагалось использовать исключительно карандаш. Бред собачий! Конечно, способов обойти инструкции находилось множество. Я, например, всегда носил в портфеле черновые варианты и, как студент на экзамене, вовсю пользовался шпаргалками – видеокамер тогда не было, а бдительные товарищи в штатском откровенно ленились. Оно и понятно, никаких нервов не хватит часами следить за соблюдением режима этими учеными пофигистами. В итоге в моем портфеле скопился целый ворох секретных отчетов, точнее, их копий. Хотя, по моему мнению, оригиналы лежали именно в портфеле, а вот в институтском архиве хранились всего лишь копии, правда, украшенные полным набором печатей и штампов. Так что решено - не будем создавать себе сложностей, ну их к черту, все эти красиво переплетенные бумажки – в местной командировке на военный полигон младшего научного сотрудника Института Прикладной Математики Андрея Николаевича Фомина будет сопровождать только его собственный портфель.

На следующее утро ровно в 9-00 я, как штык, торчал перед проходной «Базальта». Но как стало понятно, смысла в такой пунктуальности не было никакого. Точность – вежливость королей, а королей в нашей стране давно уже всех повывели. Сначала дожидались военных, потом долго согласовывали количество вывозимых изделий, затем чинили армейский УАЗ, так некстати заглохший на въезде. Все это время мы с базальтовским лаборантом Игорем курили на крыльце и травили байки о том, как хорошо быть белым человеком. Смотреть на то, как двое солдат под руководством размахивающего руками прапора перетаскивают с места на место пятнадцатикилограммовые бочонки, было в некоторой степени приятно – это ж не мы работаем, а другие. И пускай начальник конструкторского отдела Равиль Мустафович Хуснитдинов ругается о чем-то с кряжистым подполковником, представителем военно-технической комиссии, нам-то что. Погода хорошая, солнышко светит, птички поют – красота. А что неразбериха, так это нормально, ни одному врагу нас не победить в таком бардаке. Короче, веселились мы часа полтора и довеселились до того, что нас чуть не забыли – выехавшую за ворота колонну пришлось догонять на своих двоих, распугивая криками московских обывателей. Слава богу, обошлось – далеко отъехать машины не успели. Равиль Мустафович только хмыкнул, окинув взглядом тяжело дышащих интеллигентов, запрыгнувших в салон старенького ПАЗика. Сидящие на заднем сиденье техник и оператор весело подмигнули нам, шофер, ругнувшись вполголоса, нажал на педаль, и автобус двинулся вдогонку за ушедшими далеко вперед армейскими «буханками».

На полигон колонна прибыла после полудня, с двухчасовым опозданием. Но нет худа без добра. Вертолет с Чкаловского тоже изрядно подзадержался – их ждали еще полчаса, успев за это время выгрузить и необходимую аппаратуру, и все десять готовых к испытанию изделий. В ответ на вопрос «Чего так долго?» летуны невозмутимо пояснили: «Лететь далеко». Три раза ха-ха. Они, видать, в свободное от службы время таксистами подрабатывают, перевозя провинциалов с Ленинградского вокзала на Казанский транзитом через кольцевую дорогу.

Однако долго ругаться с вертолетчиками не стали, «Мотивы» быстро загрузили в Ми восьмой, и винтокрылая машина с экипажем и нашим техником на борту через несколько минут поднялась на заданную высоту. Трехсот метров с лихвой хватало для начального разгона, отстрела заглушек и выхода боевой части на номинальный режим вращения. Заряд в изделиях отсутствовал, так что «дружественного огня» можно было не опасаться. Задача данного этапа состояла в проверке всех механических устройств, времени их срабатывания и изучении динамических характеристик болванок. Теория теорией, а вот как поведут себя эти смертоносные (в будущем) игрушки в условиях натурных испытаний – вопрос, конечно, интересный. Продувка изделий в трубе показывала, что все должно работать штатно, но кто его знает, какую пакость готовит нам день грядущий.

По рации передали готовность, оператор прильнул к стоящей на треноге кинокамере, а те, у кого были бинокли, моментально направили их на висящий над полем вертолет.

- Первая пошла, - скомандовал подполковник, и техник вытолкнул в открытый бортовой проем Ми-8 первый «Мотив». Опытный образец закувыркался в воздухе и через десять секунд воткнулся в грунт, подняв над местом падения небольшое облачко пыли.

- М-да, первый блин комом. Хреново, - констатировал произошедшее Равиль Мустафович.

Подполковник, сохраняя каменное выражение лица, невозмутимо поинтересовался:

- Вторая?

- Давайте, - вздохнул наш конструктор, поднимая бинокль.

- Вторая, - отдал приказ представитель военной комиссии.

Второй «Мотив» разделил судьбу первого. Лопасти не раскрылись, парашют, соответственно, тоже.

- Пиропатроны вроде сработали, - пробормотал Хуснитдинов, а потом повернулся к нам с Игорем. – Не заметили? Отстрел был?

- Кажется, был... ага, - ответили мы вразнобой и пожали плечами.

Дымные вспышки на быстро падающем образце трудно углядеть, но они были, это точно. Правда, отлетающие ограничители лично я заметить не смог, да и хлопков отстрела не было слышно. Хотя, что  тут услышишь – гул вертолетных винтов намертво перекрывал весь звуковой диапазон.

- Разрешите, - мрачный конструктор попросил у подполковника рацию и прокричал в микрофон. – Семен Варламович, что у вас там? Предохранители с патронов сняли?.. Ручка «Л» на двойке стоит?.. Что, на единичке? Переставь на два, нет, на три сразу… Хорошо.

- Что, еще раз? - спросил военный представитель у конструктора, забирая рацию обратно.

- А, была не была, - махнул рукой Равиль Мустафович.

- Черт! Да что же это такое! – нервно выругался наш гражданский руководитель, когда третий образец камнем рухнул на землю с трехсотметровой высоты. Подполковник не стал больше ничего спрашивать, а просто передал вертолетчикам команду садиться.

На Хуснитдинова было больно смотреть. «Да уж. Не позавидуешь мужику», - думал я, глядя, как он, опустив плечи, понуро идет к севшей машине. Метров за пятьдесят до нее конструктор остановился и знаками показал технику, чтобы тот выгружал оставшиеся изделия. Двое солдат оттащили образцы подальше от продолжающего вращать лопастями вертолета.

- Ну, что у вас? Продолжать будем или все, шабаш? – бросил подполковник Равилю Мустафовичу и Игорю, сидящим на корточках перед «Мотивами». Конструктор поднялся, отряхнул колени и, сжав кулаки, вдруг выдал длинную тираду, сплошь заполненную непечатными словами и непереводимыми идиоматическими выражениями. Спокойный, как тысяча бизонов, подполковник выслушал разгневанного Хуснитдинова и развернулся к стоявшим невдалеке УАЗикам.

- Нечипоренко!!! – грохот командирского рыка с лихвой перекрыл гул вертолетных турбин.

Подбежавший к нам испуганный прапорщик вытянулся по стойке смирно, уставившись преданным взглядом на разъяренного начальника.

- Ты, б…, х… м…, готовил эти х… к транспортировке, е…м…твою за ногу?!

- Я, товарищ подполковник, - обреченно кивнул несчастный Нечипоренко.

- Так на …, ты …, никого не …?!

- Я ж думал… это… надежнее будет, - пытался оправдаться проштрафившийся.

- Дежурным, по МТО, неделю! Выходные – строевая! Один, с песнями! Свободен!

- Есть, строевая, - прапорщик козырнул и уныло побрел обратно к машинам.

Игорь откровенно ржал, наблюдая за экзекуцией, да и я тоже не мог сдержать смеха. Улыбающийся Равиль Мустафович тронул подполковника за рукав:

- Может, не надо так строго? Человек же как лучше хотел.

- Надо, - устало проговорил военный представитель. – Инициатива, она, знаете ли, наказуема.

Последующие пятнадцать минут трое гражданских специалистов с высшим образованием - конструктор, лаборант и младший научный сотрудник -  вместе приводили в порядок оставшиеся семь образцов. Хотя это оказалось не так уж и легко. Хозяйственный прапорщик очень ответственно подошел к вопросу перевозки дорогих секретных изделий. Сложенные вдоль корпуса крылья удерживались специальными ограничителями, которые отстреливались при достижении необходимой полетной скорости. После чего упругие крылья-лопасти должны были раскрыться и вытолкнуть наружу штангу с парашютным контейнером. Но вот ведь беда, наш техник еще перед выездом с территории НПО подробно объяснил любознательному прапорщику принцип работы прибора, снабдив свой «охотничий» рассказ красочными и совершенно невероятными комментариями навроде «парашют у нас одноразовый», «заглушка отлетела и прямо в глаз», «лопасть, когда ракрывается, лошадь убить может – проверено» и даже «у нас как-то троих в реанимацию увезли». Напуганный Нечипоренко быстро сообразил, что скорость нашей колонны в дороге запросто может превысить критическую и тогда произойдет катастрофа, с «одноразовой заглушкой в глаз» и «убитой в реанимации лошадью». Прикинув варианты и пошуршав по сусекам,  прапорщик раздобыл где-то моток стальной проволоки и обвязал ею болванки, да так ловко и аккуратно, что даже техник не обратил на это внимание, приняв блестящую проволоку за новый элемент конструкции. В итоге три первых «Мотива» так и не сумели расправить крылья, что были надежно прикручены к корпусу стальной нитью двухмиллиметрового диаметра.

Освобожденные от проволочных стяжек изделия отработали на «отлично». Все семь оставшихся образцов после сброса быстро выходили на номинальный режим, и даже сильные порывы внезапно поднявшегося ветра не смогли сбить настройки аппаратов и увести их с заданной траектории. Больше всего мы опасались сваливания «Мотивов» на винтовую спираль нерегулируемой прецессии и схлопывания лопастей в момент раскрытия, но все прошло штатно - «железо» не подкачало. Радостный Хуснитдинов поздравил всех с успешным окончанием испытаний, а довольный подполковник даже предложил накатить по маленькой. Мы вежливо отказались, несмотря на то, что повод действительно был, а в спину военному представителю уже дышал провинившийся Нечипоренко, сжимая в руках небольшую пластиковую канистру, и плескалась в ней явно не родниковая вода.

Заполнив протоколы испытания и попрощавшись с военными, мы погрузились в автобус и отправились в обратный путь. Однако уже в километре от полигона я вдруг с ужасом обнаружил, что чего-то не хватает. Портфель! Мой портфель с кучей бумаг, где было всё, и отчеты по «Мотивам», и работы по ориентации спутников, и черновик по гиперзвуку. Всё осталось там, на теперь уже закрытой для меня территории – одноразовые пропуска мы сдали на выезде.

- Стой! Тормози! – крикнул я водителю и сбивчиво объяснил Равилю Мустафовичу суть проблемы.

- Н-да, дела, - задумчиво протянул Хуснитдинов. – И много там у тебя, в портфеле твоем?

В ответ я лишь виновато развел руками под укоризненными взглядами окружающих.

- Ладно, поехали обратно.

Недовольный шофер принялся разворачивать машину на узкой дороге, но в этот момент к автобусу подъехал знакомый армейский УАЗ. Вылезший из «буханки» подполковник поинтересовался:

- Забыли чего, товарищи ученые?

- Да вот, сотрудник наш портфель у вас оставил, страдает теперь, - ответил Хуснитдинов, бросив неодобрительный взгляд в мою сторону.

Подполковник придирчиво осмотрел меня с ног до головы и, видимо, удовлетворенный удрученным видом стоящего перед ним оболтуса, обернулся к УАЗику и рявкнул:

- Нечипоренко!

- Я, товарищ подполковник, - выскочивший из машины прапорщик вытянулся перед командиром, ожидая приказаний.

- Ты вот что! Погляди, портфеля там у тебя никакого не завалялось?

- Так точно, есть портфель, товарищ подполковник, - тут же доложился Нечипоренко.

- Неси.

Прапорщик метнулся к машине и через секунду вытащил из нее искомый объект.

- Ваш? – ухмыльнувшись, спросил у меня военный представитель.

- Мой, - облегченно выдохнул я. – Спасибо.

- Следить надо за вещами, когда на военный объект заходишь, - пошутил подполковник и добавил с назиданием. – У нас ничего не пропадает, уставом это не предусмотрено. Вот так вот.

- Скажите, товарищ подполковник, а нельзя как-нибудь поощрить вашего прапорщика, - рискнул попросить я военного, вдохновленный чудесным возвращением кожаного изделия советского Минлегпрома.

- Поощрить, говоришь? - усмехнулся подполковник. Сняв с головы фуражку, он отряхнул ее от придорожной пыли, затем вновь надел и оправил мундир.

- Прапорщик Нечипоренко!

- Я!

- От имени командования за проявленную инициативу и расторопность объявляю вам благодарность!

- Служу Советскому Союзу! – бодро ответствовал прапорщик, молодцевато приложив руку к виску, а затем хитро прищурился и вроде как невзначай тихо пробормотал. – И строевая в выходные.

- Что!? – взревел военный представитель. – А ну марш в машину! Бегом!

- Ты у меня еще траву красить будешь! – крикнул он вдогонку нырнувшему в салон «буханки» Нечипоренко, потом повернулся к нам и добродушно пояснил. – Отец у него приятель мой старинный. Вот и приходится держать парня в узде, чтоб дров не наломал. А мужик он, в общем-то, неплохой… Ну да ладно, поехал я. Счастливого вам пути, товарищи ученые.

С этими словами подполковник забрался в машину, и зеленый армейский УАЗ, обдав нас на прощание сизым выхлопом, укатил в сторону кольцевой дороги.

С тех пор прошло много лет. Впоследствии мне еще дважды приходилось выезжать на подмосковный полигон и принимать участие в подобных испытаниях. А потом были август 91-го, развал Союза, расстрел Белого Дома в 93-м, чеченская война и много-много других событий. Науку я оставил - на зарплату в двадцать долларов семью, увы, не прокормишь. Но документы все же приучился держать в относительном порядке и никогда уже не носил их собой все разом. Как сложилась судьба прапорщика Нечипоренко, мне неизвестно. Но думаю, что этот хозяйственный и инициативный военный не затерялся в водовороте лихих девяностых. По крайней мере, я очень на это надеюсь.

P.S. Самоприцеливающийся боевой элемент СПБЭ «Мотив-3М» был принят на вооружение в 1994г. В настоящее время используется в качестве начинки авиабомб, артиллерийских снарядов и головных частей РСЗО «Смерч». Создатели боеприпаса в 1996г. были удостоены Государственной премии РФ.

P.P.S. Автор гордится тем, что принимал непосредственное участие  в разработке данной системы вооружений и надеется на то, что этим рассказом не выдал врагу «страшную военную тайну», поскольку принцип работы и основные параметры системы давно опубликованы в открытой печати.