----------------------------------------
2.
А пока на верхах Российской Федерации шли вышеупомянутые разговоры, переговоры и указания, на территории Российской Империи все еще мерз, благо, что не на ветру, начальник Особой лаборатории. Но, честно говоря, он не замечал окружающих неудобств, поскольку был поглощен тем, что вел разговор с людьми, которые находились по ту сторону ''обруча'', внутри которого как будто была вставлена тонкая фольга, изгибающаяся под порывами ветра.
Удивившись словам о ''стилях'', Алексей Иванович осторожно поинтересовался, о каких именно идет речь. На том ''конце'' смущенно сказали о ''старом'' и ''новом'', чем еще больше запутали дело. Вернувшийся наконец первый голос, который был постарше, пояснил, что речь идет о различиях между принятым до сих пор в России церковно-юлианским и соответственно григорианским календарями, которым пользовались в остальном мире.
Затем, ''старший'' поинтересовался окружающей географией и, получив ответ, уточнил, не ошибается ли уважаемый Алексей Ильич. От чего удивленный Бердников задал практически неизбежный вопрос: ''А как вы узнали?'', получив несколько непонятный ответ: ''Ну, у нас за этим не заржавеет!''. Но, вернувшись к теме локаций и направлений, обе стороны опять стали испытывать некоторое недоумение: голос ''оттуда'' уверял, что ''робот'', то есть та ''гусеница'', через которую собственно и шел разговор, выполз из ''аномалии'', под которой подразумевался собственно сам ''обруч'', в направлении подвала, профессор же отвечал, что совсем наоборот...
Поняв, что дело зашло в тупик, голос, представившийся Федором Ивановичем, сказал, что сейчас они, там, попробуют проверить в чем дело - после чего ''гусеница'' задним ходом влезла обратно в ''обруч''-аномалию, причем когда само тело ''робота'' проползало через ''фольгу'' прохода, то его окружало едва заметное сиренево-фиолетовое сияние, вроде нимба. Потом, минут через семь (судя по часам в руке), раздвались знакомые звуки, напоминающие вытягиваемый из ''Ундервуда'' лист писчей бумаги и легкое позвякивание металлического стаканчика о камень, только немного приглушенные, словно они доносились из-за угла. А поскольку и сам ''шланг, набитый кубиками'' тоже не появился, то недоумение профессора усилилось еще больше.
Но вот раздался знакомый тембр:
- Ваше Высокородие, вы где?
- Я здесь, - машинально, поскольку находился в растерянности, ответил Бердников, но в следущий момент догадался обойти ''аномалию'' слева и опять увидел знакомый силуэт.
- Здесь я, слева от вашего ''робота'', - сказал он, подходя к спуску в подвал.
''Гусеница'' со знакомым шипением развернулась в его сторону и, осветила профессора светом, лившимся из ее ''головы''. Он был настолько ярким, что ему пришлось даже заслонить глаза рукой, пока она изучала его своими крохотными зеркалами ''камер''. Потом это сияние погасло.
- Действительно, это вы, - задумчиво произнес голос из нее, - а кстати, совсем забыл спросить - а почему никто, кроме вас, не подошел к Аномалии? Ведь штат-то у вашей лабы немаленький - до шестидесяти душ доходит!
- Побойтесь Бога, Федор Иванович! - удивленно воскликнул профессор, - такой штат у нас набирается по теплу, когда угроза эпидемий максимальна. А сейчас, вообще-то, зима и, кроме того, я же вам сказал дату - или у вас запамятовали, что с завтрашнего дня Масленица ? И да, что такое ''лаба''?
- Лаба? Ну это сокращение от слова ''лаборатория'', - ответила ''гусеница'' и с некоторым раздражением добавила, - нахватались у этих пен... э-э-э, ну то есть американцев вредных привычек, типа такой - сокращать длинные слова до односложных. Говорить вроде и проще, но...
- …потом сложнее использовать все богатство нормального языка для точного выражения своих мыслей, - закончил мысль Алексей Ильич и продолжил, - что же касается северо-американского диалекта английского языка, то соглашусь с вами, что, судя по личным впечатлениям, говорят там далеко не на языке Байрона и Шекспира, а скорее ближе к сельским говорам людей, не знакомых с грамотой, чтобы...
- Ага, - торопливо воскликнули из ''шланга'' и, помолчав, добавили, - и прошу прощения, господин профессор, но тут у меня к вам такой еще возник вопрос - а ваша ла...боратория совсем пуста или может у вас для отдельных опытов остались какие-нибудь подопытные, ну там крысы или кролики?
- Разумеется! - ответил начальник этой самой ''лабы'', - мы же не только на оборону работаем, но и Познанием (торжественным тоном микробиолог выделил этот термин) занимаемся, а оно от сезонов не зависит. Так что, конечно же, мыши для опытов с разными штаммами есть. А можно поинтересоваться - у вас к ним есть какой-то интерес?
- Вы, Алексей Ильич, прямо телепат! - ответил ''робот'' и добавил, - к сожалению, есть и потому мне несколько неловко, но не могли бы вы одо... э-э-э, дать, да, передать нам одну из них - желательно, не зараженную?
- То есть, насовсем? - уточнил профессор, продолжив, - я, конечно, понимаю, что безопасность превыше всего, но вы бы могли взять пробу крови и у меня...
- Ну, господин микробиолог! - голосом выделив профессию Бердникова, голос из ''гусеницы'' с некоторым сожалением продолжил, - вы же должны понимать, поскольку сами работаете с военным ведомством, что мы не можем нарушить инструкций, которые, как и Устав, пишутся зачастую кровью, особенно в такой, согласитесь, далеко не штатной ситуации...
- Да, да, прошу прощения, положение действительно экстраординарное, - несколько смущенно пробормотал Алексей Ильич и более уверенным тоном обратился к ''собеседнику'', - вы, Федор Иванович, не сомневайтесь, образец для опытов я вам отберу наилучший из имеющихся в моем распоряжении!
После чего, аккуратно обойдя ''обруч'', профессор торопливо зашагал к двери лаборатории.
), у Бердникова - ночь и зима. Атмосферное давление и температура неизбежно отличаются. Следовательно, через Аномалию дует постоянный неслабый ветерок (платок с клетки точно сдует), со стороны Бердникова во дворе тает снег, а со стороны Чибиса - выпадает конденсат.
Достаточно налить чуть-чуть, на донышко, или вообще плеснуть из стакана. И титан, кстати, совсем не обязателен.