- Мы вас внимательно слушаем! – успокоил его президент.
А на угловом мониторе тем временем появилось личное дело собеседника.
«…Билл Морган Аткинс, год рождения… штат Техас. Ветеран сил специальных операций, 26 лет безупречной военной службы, участник множества операций, как внутри страны, так и за рубежом. Старший уорент-офицер 4 класса, уволен «с почетом»…»
Список наград бывшего уорент-офицера занял почти половину экрана. Судя уже только по нему, даже не вдаваясь в прочие, никому ничего не говорящие названия миссий и операций, можно было сделать вывод о том, что собеседник президента был далеко не новичком в военном деле.
Имелись там и иные, для постороннего глаза ничего не значащие пометки. Но глядя на то, как внезапно побледнев, схватился за телефонную трубку один из представителей министерства обороны, присутствовавшие в комнате люди почувствовали – что-то не так! Что-то о ч е н ь сильно не так!
- Так вот, мистер президент! – усач прошелся перед камерой. – Чтоб вы понимали – я тут не один такой патриот. И нам всем, кто проливал кровь за свою страну, а не лил чернила ведрами, как большинство ваших советников, всё, что тут происходит последние годы очень, знаете ли, не по душе! Где это видано, чтобы суд, по иску какого-то прощелыги, какого я и в глаза-то никогда не видел, отбирает у меня ранчо, принадлежавшее ещё деду?! И только потому, что где-то там, в глубине, может быть какая-то там сланцевая нефть? Это – моя земля, мистер президент! Более ста лет, между прочим! Ну и что, что соседи продали свои участки – я-то здесь при чём?! Не даю разрешения бурить – так и не дам! И мне тридцать восемь раз наплевать на чей-то там бизнес!
Он наподдал сапогом по земле – взлетел песок.
- Вот во что превратили мою землю – в бесплодный песок! Нельзя пить воду, она горит! Негде пасти скот… Да, что я вам всё это рассказываю? Вам, наверное, уже пять раз прокрутили мое личное дело – а там всё это есть… Да и не обо мне разговор!
Где это видано, чтобы бандита, прострелившего человеку ногу, отпустили прямо из суда? И только потому, что он, видите ли – несчастный наркоман и, прости меня Всевышний, гей?! Это что – индульгенция на всю жизнь? Как так выходит, что долг в какую-то тысячу долларов, который мирно гасился понемногу, внезапно вырастает в совершенно неприличную сумму? И его невозможно погасить уже в принципе? Пока мы на войне – всё «ок», парни! Вы нужны своей стране! А когда мы возвращаемся – что мы видим дома?
А на мониторах тем временем продолжали всплывать всё новые подробности личной жизни Аткинса. И большинство из того, что он сейчас говорил, соответствовало истине. Он многократно судился с властями штата и даже с правительством США. С вполне предсказуемым результатом, плевать против ветра – занятие совершенно бесперспективное. Особенно – против финансового ветра. Да будь ты хоть трижды герой и ветеран – мешать большому бизнесу не разрешено никому.
- Словом, мистер президент, мы все вскоре поняли – это не просто так, это сознательная политика. Когда негры и латиносы, палец не согнувшие ради процветания страны, всю жизнь живущие на вэлфере, вдруг имеют куда больше прав, чем те, кто рисковал за неё жизнью… Эта страна умирает! И вы – именно вы, мистер президент! И все ваше окружение этому активно способствуете! Вы нарушили свою присягу – а ведь клялись на Библии! И Всевышний вас неминуемо покарает! Но – потом. После нас.
Бывший уорент-офицер кому-то махнул рукой. Камера сдвинулась и последовала за ним. Оператор явно не был профессионалом своего дела, изображение порой съезжало куда-то в сторону. Но звук – звук оставался неплохим.