Четыре стены

[Дядя Саша]

Каждый дом опирается на стены и фундамент.
Каждая семья, где бы она ни была, опирается на своих членов.
И как не может быть дома без стен, так и никакой семьи невозможно построить в одиночку.
Но стены могут пасть – и тогда конец дому.
А устоит ли семья, если в ней останется всего один человек? Сможет ли он сохранить и пронести сквозь испытания тепло домашнего очага и любовь к своим ближним?

[Дядя Саша]

Когда-то это было полем…
Здесь росла пшеница, над которой летали быстрые птицы. Сновали меж стеблями юркие суслики и прочая живность. Гудела моторами сельскохозяйственная техника, распахивая поле и убирая с него выросший урожай.
Когда-то…
Теперь тут в изобилии росла всевозможная трава. Пробивались сквозь заросли и молодые кустарники – природа понемногу отвоевывала у человека некогда принадлежавшую ему землю. А вот с живностью, которой, казалось бы, теперь самое раздолье, стало хуже. Её крайне не устраивал тот шум, который иногда происходи на бывшем поле.
А ещё тут была дорога…
Точнее – направление, по которому иногда проходила всевозможная техника. Понятно, что танковым гусеницам даже и рыхлый чернозём был по плечу, но вот они-то, как раз, были тут достаточно давно – оставленные ими колеи оплыли и превратились в большие ямы. По которым теперь с большим трудом изредка пробирались одинокие автомобили. А без полного привода тут вообще было нечего делать…
Как раз такой автомобиль сейчас и пробирался по размытой дороге. Старая, неведомо когда отслужившая свою службу, санитарная «буханка». По правильному – «УАЗ-452», но как только тут её не называли!
«Таратайка», пресловутая «буханка», «корыто с болтами» - и ещё множество самых разнообразных незлобивых и шутейных словосочетаний!
Внутри у неё было… ну, словом от привычной глазу медицинской стерильности, давным-давно ничего уже не осталось. Хотя, положенные по штату носилки – имелись. Были надёжно притянуты брезентовыми ремнями к борту. А по полу перекатывались туда-сюда самые разнообразные предметы – какие-то ящики, пластиковые бутылки с водой и тому подобные вещи. Так что случайному пассажиру приходилось не только крепко держаться за поручни кресла (в котором когда-то сидела раньше медсестра), но и периодически отпихивать от своих ног содержимое кабины, чтобы очередной ящик не отдавил бы ему ногу.
- Вы держитесь там! – повернувшись назад, крикнул, стараясь перекрыть неумолчный рёв двигателя и скрежет коробки передач, чернявый парень в потертом камуфляже.
Даже самый опытный эксперт по военному снаряжению - и тот, на первый взгляд затруднился бы определить – к какой армии принадлежал этот боец?
Давно вытершийся и выцветший узор на одежде сливался в какие-то – и вовсе уже непонятные, сочетания рисунков. На плечах топорщились самодельные «лохмушки», изготовленные кустарным образом из обрывков маскировочной сети. Брюки – те вообще отличались от куртки. Видно было, что они несколько менее изношены, чем та. Но рисунок на них был и вовсе уж каким-то странным… Никаких знаков различия и эмблемы воинской части у бойца не имелось.
А вот оружие – оно, как раз, было в полном порядке!
Автомат – хоть и местами потертый, имел всевозможные навесные «приблуды». Подствольный гранатомёт, вполне современная «обрешетка», на которой был закреплён явно нештатный прицел. А вместо привычного дульного тормоза-компенсатора, на стволе была прикручена трубка с отверстиями различного диаметра. И было видно – все эти вещи владелец прикрепил к своему оружию явно не для красоты – края трубки имели следы порохового налёта. Из автомата стреляли достаточно часто.
На поясе – что сразу бросалось в глаза, несколько непривычно была прикреплена кобура с пистолетом. Непривычно – потому, что не справа, как носили все, а слева – на немецкий манер. Почему так? А бог весть…
Флисовая - пятнистая, в крапинку, шапочка, небольшой рюкзачок – ныне лежащий на коленях у владельца, вот и всё снаряжение.
Ах, да!
Ещё был нож в темных матерчатых ножнах – тоже на поясе.
Владелец всего этого арсенала двигался легко, ничего ему не мешало. Многочисленное вооружение (и подсумки с патронами и гранатами) ни за что при этом не цеплялось и не затрудняло посадку и высадку из автомобиля.
Здесь и сейчас он исполнял обязанности сопровождающего.
Кого?
В смысле – кого он сопровождал? Машину?
Пассажира.
Точнее – пассажирку.
Молодая девушка - абсолютно гражданского вида. С трудом удалось её уговорить снять джинсы и поменять их на что-то не столь заметное.
«Иначе, попросту, никуда не поедете…» - пожал плечами сопровождающий.
И отвернулся, давая понять, что разговор окончен.
Вспыхнув, Наташа зашла за шкаф, сдернула джинсы и, не глядя, отбросила их в сторону, напялив кое-как вместо них мешковатые камуфляжные брюки, явно до этого кем-то ношенные.
- Так лучше?!
- Вы так простудитесь, - пожал плечами собеседник. – Ветер… и места, в основном, открытые… Продует вас там. Найдите кто-нибудь девушке что-то ещё вниз, под брюки. И – да! Жилет с надписью «Пресса» - тоже лучше не надевать. Та сторона не очень-то жалует вашего брата – могут и выстрелить.
- По журналисту?
- Именно. Там никто не заинтересован в том, чтобы с нашей стороны появлялись бы объективные репортажи.
- Я – не являюсь корреспондентом вашего телевидения! Или местной газеты! И…

[Дядя Саша]

Собеседник с любопытством огляделся по сторонам.
- Что вы ищете?!
- Плакат.
Наташа непонимающе приподняла бровь.
- Плакат? Э-э-э… транспарант?
- Ну да. Тот, на котором будет написано название вашего телеканала. Чтобы нести его перед вами.
- Зачем?
- Дабы на той стороне хорошо понимали, по кому ведут огонь…
- Это такая есть шутка?!
- Я сильно похож на клоуна?
Андрей сил на стул и кратко пояснил.
Никакие журналисты на фронте не нужны.
Никому.
Но, если ополчение просто воспринимает их как привычную помеху, то противник готов на всё, чтобы сюда никто и вовсе бы не появлялся. Вообще никогда. Никакая объективность ему не требуется. Более того – она и вовсе не нужна!
- А вам?
- И на что повлияет ваш репортаж? Сколько их уже было… и что в итоге? А ничего!
- Но стрелять по корреспонденту французского телеканала…
- Свалят всё на нас. Не в первый раз уже… и все в это поверят. Как всегда…Потому что так – проще для всех. Ополчение само себя обстреливает, чтобы обвинить в этом правительственные войска – с четырнадцатого года ничего не меняется. А раз так – всё остаётся по-прежнему. Украина – в ряду демократических стран, а мы – бородатые сепаратисты с кинжалами в зубах.
- У вас нет бороды.
- И кинжала нет… Ну и что? Это нетрудно дорисовать на фото – современные технологии ещё и не такое могут.
- Вы мне не верите?!
- А с какой стати-то? Вижу в первый раз, ничего о вас не знаю…
- Но ваше руководство…
- Отдало мне приказ сопроводить репортёра на линию фронта. Обеспечить вашу безопасность. Всё. Вы что же полагаете – у нас тут сплошные Джеймсы Бонды в пресс-службе сидят? И взглянув на удостоверение репортёра, могут тотчас же поведать о нём даже и то, что он и сам давно уже позабыл? Это не кино… тут всё намного проще. И существенно более сурово…
С трудом она восприняла всё то, что говорил ей парень в потёртом камуфляже. За свою деятельность репортёром, ей приходилось встречать разное к себе отношение. Враждебность – порою, так и вовсе откровенную. Жадность – люди, прежде всего, интересовались – а что они будут с этого иметь? Доброжелательность – не так часто, как хотелось бы, но… всё же это было!
Но вот такого… абсолютного равнодушия… ей видеть ещё не приходилось…

Журналист Наташа Саблин, являлась потомком некогда эмигрировавших во Францию приверженцев белого движения. И уже в силу этого, неплохо говорила и понимала по-русски и по-украински. И именно по этой причине, когда она возвратилась из трудной миссии в Мали, именно её выбрали для поездки в новую командировку.

Её репортаж о детях-солдатах наделал немало шуму, и какое-то время о нём вспоминали практически повсюду. И было отчего! Рассказ о молодом Усмане, который начал сражаться за исламистскую группу "Ансар Дайн" в возрасте всего двенадцати лет, имел большой успех. И мастерство репортёра было неоднократно отмечено.
Надо сказать, что она постаралась собрать и использовать всё, чтобы пробудить у зрителя сильные эмоции. Маленький ребенок, ставший свидетелем зверств джихадистов, вступил в их группу! Те, кто видел этот репортаж, не могли сдержать невольную слезу. Да, Наташа несколько погрешила против истины, сказав, что именно семья Усмана продала его группе террористов. Хотя, это и была неправда - парень добровольно пошел на сделку ради денег, но эта маленькая ложь сделала его историю еще более драматичной. Наташа постаралась принять все меры к тому, чтобы эта неприятная правда так никогда бы и не стала достоянием общественности – и вполне в этом преуспела!
Главное, что ее репортаж заставляет плакать пятидесятилетних домохозяек, а история привлекает зрителей достаточно, чтобы получить хорошую аудиторию.
Вернувшись в Париж, она несколько дней приходила в себя, восстанавливая расшатанные после трудной командировки нервы. И только полностью успокоившись, она приехала в редакцию.
Не сказать, чтобы новое задание явилось бы совсем уж неожиданным – Наташа, в принципе, представляла себе будущее место работы.

[Дядя Саша]

Не так уж и давно на юго-востоке Украины, недалеко от границ Европы, разразилась новая война, и ее главный редактор, Дэвид Марни, хотел, чтобы она отправилась бы и туда. Прежде всего, потому, что у нее есть опыт ведения репортажей в зоне военных действий, да и, кроме того, она свободно говорит по-русски. Таким образом, ей не понадобится переводчик, что снизит расходы на этот репортаж. Да и те, с кем ей придётся общаться, не будут испытывать известного дискомфорта, разговаривая с репортёром через переводчика. Репортаж должен был освещать обычную и любимую тему Наташи: дети во время войны. Нет ничего лучше, чтобы заставить зрителей сострадать и сочувствовать.
Зная о её склонности делать очень эмоциональные репортажи, Дэвид дал ей очень простое указание: «Ты можешь быть эмоциональной, как обычно, но не говори ничего негативного об Украине!»
Никаких проблем с аккредитацией на украинской стороне конфликта возникнуть не должно – телеканал France Direct TV был известен своей пронатовской позицией и широко освещал различные аспекты деятельности альянса.
С этими напутствиями Наташа покинула офис и отправилась домой – собирать вещи.
Как и говорил ей редактор, проблем, действительно, никаких не возникло – аккредитацию с украинской стороны она получила очень быстро. Некоторое время ушло на выбор точки – вот тут, на самом деле, всё оказалось не так-то уж и просто…
Ехать куда-то в поле, где не то что детей – нет вообще никаких жителей? А смысл? Точно так же её не устраивали те места, где периодически возникали перестрелки – с кем там разговаривать? Мало ли кто и почему там стреляет… жить в подобных условиях никто не станет.
Нужен был более-менее спокойный участок фронта, желательно расположенный вблизи какого-нибудь населённого пункта.
И такое место удалось, наконец, найти!
Но, против всяких ожиданий она решила сначала ехать на ту сторону – к ополчению. Что послужило к этому толчком, какая мысль… она и сама не смогла бы себе ответить на этот вопрос…

И вот сейчас, подпрыгивая на ухабах, развалюха, явно по недоразумению именовавшаяся автомобилем, медленно продвигалась по размытой «дороге».
- А почему мы не едем по настоящей дороге? – поинтересовалась девушка. – Вон там же есть шоссе! Его даже отсюда видно!
- Видно, - кивнул, не отрываясь от руля, водитель. – И не только отсюда, кстати говоря. С той стороны оно вообще – как на ладони! Стреляй, как в тире!
- Так… - не поняла Наташа. – Сейчас же перемирие! Артиллерия не должна…
Громкий хохот прервал её слова – оба спутника смеялись до неприличия громко.
- Надо же… - покачал головою водитель. – А пацаны-то и не знают! Надобно им будет по рации это сообщить – может, до них это ещё не дошло?
Девушка обиделась.
- А что я такого сказала?
- Стреляют они… - пояснил Андрей. – Из всего, что только может это делать. На такую дистанцию – из пушек. Если поближе – тут уже и миномёты в ход идут. А совсем на передке – там и АГСы с пулемётами во весь рост отрываются. Чем не тир? В ответ-то стрелять запрещено! Так что с шоссе нас смахнули бы мигом! Это данную низину они не просматривают… да и то, пока беспилотник не подняли. Вот тогда – совсем дело швах!
- То есть?
- Ну, словом – плохо очень будет. Сюда снарядов накидать – на три минуты делов… А скорости здесь не развить, уехать попросту не успеем.
И они каждый день здесь ездят? Рискуя собственной жизнью? Да ещё так спокойно об этом говорят?