Московский Лес - 1 "День Ботаника"

Модераторы: ХРуст, Александр Ершов, ВинипегНави, HoKoNi

Re: Московский Лес - 1 "День Ботаника"

Сообщение Ромей » 23 фев 2020, 14:37

VII
Д-дут! Д-ду-ду-дут! Д-ду-ду-ду-ду-дут!
Звук прокатился над водой и увяз в сплошной стене чёрно-зелёной растительности. Сергей невольно втянул голову в плечи – умом он понимал, что стрельба с крепостной стены не представляет для них опасности, но, поди, объясни это дремучим инстинктам! А те настойчиво требуют сжаться в комочек на дне пироги, ведь по слуховым перепонкам долбят очереди «Владимирова» и бледные на фоне дневного неба трассеры мелькают над самой головой.
Д-дут! Д-дут! Д-ду-ду-дут!
Но сжиматься нельзя. Надо изо всех сил орудовать веслом, выгребая против течения, чтобы поскорее миновать опасный участок. И не забывать, что беда может прийти совсем с другой стороны.
- Заряд! – заорал каякер. – Дождёшься, мать твою впоперёк, что нас тут сожрут!
Коля-Эчемин и в спокойной-то обстановке не пытался изображать невозмутимость, приличествующую истинному индейцу.
- Чего застыл, собака бледнолицая? Кидай!
Д-ду-ду-ду-ду-дут! Д-ду-ду-ду-ду-дут! Д-дут!
«…очередями, говорите, нельзя? Удачи не будет? А вот «кремлёвские» молотят длинными, почём зря, и плевать им на приметы со Спасской башни…»
Сергей схватил подрывной заряд – половинку семидесятипятиграммовой тротиловой шашки со вставленным взрывателем. Выдернул проволочную чеку, швырнул заряд за борт и сжался в комок на дне. Самодельные взрыватели, изготавливаемые умельцами Нагатинского затона из стреляных гильз, нередко срабатывали раньше положенной шестисекундной задержки.
«…двести двадцать три, двести двадцать два, двести двадцать один…»
На счёт «двести двадцать» в днище пироги ударил великанский кулак. Поверхность реки возле самого борта вспухла метровым горбом и выбросила вверх грязно-пенный фонтан. По воде расползлась клякса придонной мути, в ней мелькали неопрятные серо-зелёные клочья.
- Накрыли! – довольно рассмеялся Коля. – В клочья, как Тузик грелку! Теперь не скоро сунутся!
- Не полезут, клык на холодец! - подтвердил егерь. - Отсюда до самого Большого Каменного моста гнёзд больше нет. Считай, проскочили!
Кикиморы обитали в переплетениях корней гигантских чёрных вязов, совершенно разваливших гранитные парапеты Софийской набережной. Самое крупное гнездо было напротив Тайницкой башни Кремля - отсюда хищные октоподы расползлись по затопленным подземным коммуникациям до самой Павелецкой площади. Но если там они предпочитали нападать исподтишка, то здешние твари до такого не опускались. Проходящим мимо Чернолеса лодкам речников приходилось, подобно конвойным эсминцам, отбивающимся от субмарин, глушить кикимор самодельными «глубинными бомбами». Помогали и стрелки с Кремлёвских башен: увидав приближающуюся лодку, они занимали места у крупнокалиберных пулемётов и ЗУшек и, не жалея боеприпасов, поливали огнём заросли на чернолесском берегу.
Д-ду-ду-дут! Д-дут! Д-ду-ду-ду-ду-дут!
- Куда это он лупит? Вроде, гнездо ниже по течению?
- А я доктор? - пожал плечами Эчемин - Может, выдру на мосту заметил? Кажется, мелькнуло что-то…
- Не хотелось бы.
Здоровенные, до двух метров в длину, выдры, чёрные, как, ночь, подобно большинству чернолесских тварей, быстро сообразили, что нападать на проплывающие лодки вплавь – себе дороже. И прыгали сверху, из путаницы лиан и проволочного вьюна, свисавшей с Большого Каменного моста. К счастью, выдр осталось не так много - пулемётчики Водовзводной башни знали своё дело и соревновались в счёте подстреленных монстров.
Впрочем, о том, что на самом деле происходит в Кремле, обитатели Леса могли только гадать. Все знали, что его территория находится под контролем властей Российской Федерации, а вот что там творится на самом деле – это была тайна. Как и то, почему расчёты пулемётных гнёзд и зенитных скорострелок, в изобилии усеивавших старинные стены и башни, не жалея боеприпасов, прикрывают проплывающие лодки.

Руины Большого Каменного моста миновали без приключений – то ли пулемётчик не промахнулся, то ли выдра померещилась. Когда опасность осталась позади, Коля-Эчемин приободрился и занялся любимым делом извозчиков, таксистов и лодочников: стал травить байки. Сергею это не нравилось: до уродливого чугунного истукана, обозначавшего границу Чернолеса, ещё грести и грести, и лучше бы «индейцу» не чесать языком, а поглядывать по сторонам.
- …днём хорошо плавать, с башен плотно держат берег. Стоит какой твари шевельнуться, сразу огонь! А вот ночью беда, сунешься – вмиг сожрут. Никто и не суётся. Пули, они ведь не от всякой напасти помогают!
- Чёрный рой? – понимающе кивнул егерь. Чернолес периодически выбрасывал из себя сгустки, облака, целые тучи насекомоподобной мерзости, пожирающей на своём пути всё живое. Егерь не раз находил очищенные от плоти скелеты людей, оленей, даже шипомордников.
- Он самый. Если солнце – тогда ещё ничего, эта дрянь из-под деревьев не вылезает. А если пасмурно, или не приведи Лес, ночь – тогда всё, не заметишь, как влипнешь в это дерьмо. Одно спасение – огонь. Я специально вожу с собой связку факелов. Если успеть разжечь и воткнуть по бортам, тогда, может, и пронесёт.
- У меня на такой случай файеры. – сообщил Сергей. – Берешь в обе руки и отмахиваешься на бегу. Пару раз нарывался, помогло.
Но каякер уже нашёл тему повеселее:
- Эй, Бич, слыхал анекдот? Стучится, значит, лешак в кремлёвские ворота: «Можно тут у вас поселиться?» Охранники фигеют: «Ты чё, больной?» «Да, – говорит - больной и очень-очень старый.»
Это был ещё один слух о Кремле – якобы там помещается супер-закрытая геронтологическая клиника для высшей элиты страны, стремящейся поправить целебным воздухом Леса, здоровье, подорванное государственными делами. Говорили и другое: якобы, истинные правители страны давным-давно подсели на продлевающие жизнь снадобья, заработали Зов Леса – и вынуждены управлять страной с безопасной территории Кремля, через подставных марионеток.
А Коля-Эчемин не умолкал:
- …а вот ещё: «Почему кремлёвская стена такая высокая? - Чтоб твари всякие не лазили - Туда или оттуда?»
Занятно, подумал Сергей: проходят десятилетия, а старые байки продолжают жить, хотя смысл со временем несколько меняется. Похожий анекдот рассказал ему как-то отец. Старик очень гордился тем, что в далёких 90-х поучаствовал в тогдашних политических событиях, и с гордостью демонстрировал сыну медальку с надписью «Защитнику свободной России» и цифрами «1991».
Пирога, тем временем, обошла обрушившиеся в воду обломки пешеходного мостика напротив храма Христа-Спасителя, и Сергей заметил, как Коля-Эчемин облегчённо перевёл дух. Лес не пощадил огромное здание - от него остались только контуры стен, разрушенные стволами гигантских вязов, и затянутые складчатым покрывалом мхов и лишайников. За эти стены никто не рисковал заглядывать; бытовала легенда, что внутри – бездонный омут застойной, чёрной воды, в котором обосновался выводок особо злобных и крупных кикимор. А то и что-то похуже. Оттого и участок реки возле руин храма считался одним из самых опасных, уступая, разве что, тому, что напротив Кремля – неведомая напасть регулярно выбиралась из омута и разбойничала на большой водной дороге, не оставляя свидетелей своих непотребств.

На этот раз звук был другой - сухой, трескучий, будто придурковатый великан провёл палкой по доскам огромного забора. Перед пирогой с большим недолётом выросли и опали фонтанчики воды.
-… твою ж не туда!
Коля-Эчемин на полуслове прервал очередную байку и налёг на весло. Пирога вильнула, подставляя стрелку узкую корму.
- Бич, греби по прямой!
Новая очередь – на этот раз фонтанчики брызнули в опасной близости от борта. И зарослей на берегу взлетела птичья мелочь.
- Вон, из-за острова! Ну, я вам, твари!..
Из-за островка с истуканом выползала большая лодка. По бортам торопливо взмахивали две пары вёсел. На носу стоял вооружённый человек с автоматом, и даже с такого расстояния было видно, как отсвечивает его бритый череп.
«...родноверы? Не меньше четырёх, с автоматами. Что такое «не везёт», и как с ним бороться?..»
А Коля уже заряжал винтовку. Сыпанул в ствол порох из надкушенного бумажного фунтика, прибил шомполом коническую пулю, оттянул ударник и пальцем загнал на место пистон. Воткнул в гнездо, предназначенное для факела, деревянную рогульку и припал к прицелу, нащупывая длинным стволом врага.
Эту винтовку – каякер называл её «оленебой» - изготовили по особому заказу, из ствола крупнокалиберного пулемёта. Заряжался оленебой пулями Минье, которые Коля собственноручно отливал из свинца в специальной формочке-пулелейке.
Стрелок на носу вскинул АКМ.
БАБАХ!
Сергей ни разу не видел, как бьёт Колин оленебой. Уши заложило, в голове поплыл протяжный звон. Корму вместе с каякером заволокло дымом.
- Есть!
Сильный гребок – и дымовая завеса позади. Автоматчика на носу лодки больше не было – впрочем, его место тут же занял другой. Коля лихорадочно орудовал шомполом, прибивая новую пулю.
Ответная очередь - всплески далеко впереди по курсу.
«…а вы, ребята, занервничали…»
БАБАХ!
Белый, ватный дым, острая селитряная вонь.
- Что, падлы, зассали?
С лодки больше не стреляли. Гребцы, пряча головы за бортами, пытались развернуть свою посудину, вразнобой размахивая вёслами. Получалось не очень – лодка, крутясь, дрейфовала по течению в сторону памятника. В чёрных тростниках, затянувших островок, обозначилось шевеление, родновер, сидящий на корме, замахал руками, предупреждая спутников. Егерь видел - не глазами, разумеется - мощное, изготовившееся к атаке тело.
«…поздняк метаться, парни. Вы уже еда…»
Чуйка не подвела. Стремительный бросок, длинные, на пол-рожка, очереди - от отчаяния, куда попало. И вопли, полные ужаса и боли, слышные у другого берега.
- Кто это, Бич, а? – Коля-Эчемин снова взялся за весло. Оленебой он аккуратно пристроил рядом, не забыв замотать замок тряпицей.
- А пёс его знает. Для выдры мелковат. Может, шипомордник?
- Они у воды не охотятся.
- Тогда водяной жук?
- Больно шустрый, не похоже.
Крики вдали утихли.
- Ладно, ну их к бесу. Ну что, поплыли? Через два часа темнеть начнёт, а нам ещё Крымский мост проходить. Как же я его ненавижу, кто бы знал…

VIII
Расписывая действия напарника, Фомич не поскупился на похвалы. Завлаб впечатлился, быстро набросал приказ о «зачислении стажёра Жалнина, Егора Семёновича на должность младшего лаборанта» и лично отнёс бумагу в секретариат. А вернувшись, огорошил коллектив новостью: сегодня в 17.00 сотрудникам лаборатории предстоит ежеквартальная сдача нормативов по стрельбе. Каковая, согласно распоряжению заведующего кафедры за номером… от…, должна пройти организованно, поскольку отдельные младшие научные сотрудники – тут Яков Израилевич выразительно покосился на нескладного долговязого парня – не раз позволяли себе срывать сроки. Чем подвели лабораторию и лично его, доцента Шапиро, под соответствующий монастырь.

В подвале корпуса «А» было темно – лишь в дальнем конце стрелкового зала сияли подсвеченные мишени. Резко, сухо щёлкали мелкашки. Инструктор в потёртом камуфляже, сидел у трубы – корректировал.
- Это кто? А, грибники… здравствуйте, Яков Израилевич! Придётся подождать, пока морфология отстреляется.
- Давно начали?
- Только что. Хорошо, Зданевич! – это уже стрелку.
Егор отошёл к оружейной пирамиде. Выбор стволов не впечатлял: десяток малокалиберных ТОЗовок (по большей части, однозарядные «восьмёрки»), два мосинских карабина и два «калаша» семь-шестьдесят два - «весло» и десантный, со складным металлическим прикладом. Простенькая деревянная стойка, цепочка, пропущенная в спусковые скобы, заперта на обыкновенный висячий замок.
«…да, снаружи за такую организацию хранения оружия в момент отдали бы под суд…»
- Байбаков, «семёрка» на четыре часа. – послышался голос инструктора. – Дышите ровнее!
Стену над пирамидой украшали плакаты со схемами оружия. Кроме картинок стволов, стоящих в пирамиде, Егор обнаружил схемы «нагана», ТТ и помпового дробовика.
- Отлично, Кузьмин! Теперь по второй мишени – тройку с минимальными интервалами. А вас, Петров, не узнаю. Мушку заваливаете, внимательнее!
«…не похоже на плановый зачёт для галочки, скорее уж, полноценная тренировка! К стрелковой подготовке здесь относятся серьёзно…»
Сотрудники лаборатории морфологи стреляли около четверти часа. Потом отзвучали «стрельбу закончил» и мантры насчёт оставленных в стволе патронов и сбора гильз. И наконец, долгожданное: «Следующая смена - на огневой рубеж!»
Мишенями служили изображения обитателей Леса. Егор с удовольствием увидел давешнюю саблезубую рысь-баюна - и высадил по ней десять из двадцати выданных для зачётной стрельбы мелкашкечных патронов. Остальные достались чешуйчатой острорылой твари, именовавшейся, как гласила подпись, шипомордником. Инструктор, осмотрев мишени, довольно хмыкнул и вывел в неизменной амбарной книге с надписью «Сдача нормативов» жирную пятёрку.
Сотрудники лаборатории, включая проштрафившегося мэнээса, отстрелялись вполне прилично, на твёрдые «три с плюсом». Далее последовала чистка оружия и зачёт по матчасти – сборка-разборка АКМ и трёхлинейного карабина. С этим Егор справился играючи, поставив, если верить инструктору, новый рекорд кафедры.

- Яков Израилевич, а почему в выходы не дают автоматы? Фомич… Фёдор Матвеич говорил – только помпы, «мосинки» и ещё «наганы». С «калашом» никакой баюн не страшен!
Завлаб поглядел на ретивого новичка с интересом.
- Вы, как я погляжу, разбираетесь в оружии и стреляете отлично. Увлекаетесь?
- До бакалавриата служил в погранвойсках, на Дальнем Востоке.
- В тайге?
- В самой, что ни на есть. Биробиджанский погранотряд, застава «Дичун».
- Тогда должны понимать, что автоматная пуля далеко не всякого зверя свалит. Медведя, скажем, а ведь здесь встречаются и покрупнее! Но главное – Лес не любит стрельбы. И тем более, очередями. Нет, приходится, конечно, но только в крайнем случае. Когда речь идёт о спасении жизни, например. А вот на охоте, по животным лучше не злоупотреблять.
- А если не по животным?
Завлаб прищурился.
- Собираетесь охотиться на людей?
- Нет, я так, на всякий случай…
- Если на всякий случай – то это наше, дело, людское. Лес требует соблюдать правила по отношению к его созданиям. Знать бы ещё, кто эти правила сочинил…
В голосе начальства Егор уловил едва заметную нотку горечи.
- Вот вы говорите – «правила». А что бывает с тем, кто их нарушает?
- Если вы о наказании, то молния вас не поразит и дерево на голову, скорее всего, не упадёт. А может и упадёт, кто знает? Замечено, что тем, кто слишком увлекается в Лесу стрельбой, перестаёт везти. Сколько-нибудь разумного объяснения этому нет, но лесовики верят, и в особенности, егеря. А ведь им, согласитесь, виднее. Егеря даже помповые ружья не носят, обходятся двустволками или арбалетами. А что касается пальбы без разбора – вспомните, что творится в пакистанском Карачи! Там с самого начала попытались подавить Лес силой оружия, а он в ответ плодит таких чудовищ, что рядом с ними чернолесские твари сущие болонки.
Завлаб кивнул на мишень с шипомордником.
- И это происходит с пугающей стремительностью: чудовища появляются и мутируют чуть ли не быстрее, чем культура плесневого грибка в чашке Петри. Вы ведь читали Гарри Гаррисона?
Егор смущённо улыбнулся и пожал плечами.
- Зря, молодой человек, зря, отличный фантаст. Например, его «Стальная крыса»…
- Я как-то фантастику не очень, тем более – такую древнюю…
- Напрасно, юноша, в нашей ситуации она порой бывает очень полезна. Я ведь почему упомянул о Гаррисоне: в его «Мире смерти» люди сражаются с экосистемой планеты, которая для противодействия им создаёт разных чудовищ. И если кто-то покидает планету, скажем, на месяц, то по возвращении проходит инструктаж: какие новые смертоносные создания появились за время его отсутствия? Так вот, в Карачи, похоже, дело идёт к чему-то подобному.
Завлаб оглянулся. Сотрудники закончили приборку, сгрудились вокруг инструктора и задымили сигаретами.
- Так о чём я? Невооружённым взглядом видно, что пакистанцы войну проигрывают. И при этом совершенно точно известно, что в глубине Леса Карачи есть люди! Они сумели как-то приспособиться - правда, связи с ними, в отличие от тех, кто живёт в Московском Лесу, нет.
- Любопытная точка зрения. - осторожно ответил Егор. – Так вы считаете, что совпадение реальных событий с тем, что написано в книге, неслучайно, и Лес повторяет её сюжет?
- Как знать, молодой человек, как знать... Я всегда полагал, что Лес, выстраивая отношения с цивилизацией, с людьми, пользуется образами, ими же и порождёнными. Возьмите судьбу Токио - что это, как не воплощение историй о гибели Японии от чудовищного катаклизма? Когда-то они были весьма популярны - «Гибель дракона» Сакё Комацу, фильмы про Годзиллу, бесчисленные манги… А Нью-Йорк? Именно американцы ли сняли множество фильмов о городе-тюрьме, отгороженном от остального мира стеной. «Побег из Нью-Йорка», «Побег из Лос-Анджелеса»…. впрочем, вы их, скорее всего, не видели.
Егор согласно кивнул.
- Ну, хорошо - Карачи, Нью-Йорк, Токио… допустим. А Сан-Паулу? Про то, что там происходит, тоже есть фильм? Или книга?
- Конечно, и не одна! Город, затерянный в джунглях, населённый дикарями-людоедами – излюбленный штамп приключенческой литературы. – улыбнулся Яков Израилевич. Снисходительно так, будто беседовал с ребёнком.
- Впрочем, не стоит воспринимать мои слова слишком буквально. Это лишь одна из версий, есть и обратная точка зрения.
- Обратная? Это как?
- Один неглупый человек сказал, что наш разум не способен породить ничего, что не существовало бы на самом деле. Возможно, мы столкнулись с воплощением реальности, которую когда-то подглядели в своём воображении писатели и сценаристы.
Егор пожал плечами. Не похоже было, что аргументы собеседника его убедили.
- Ладно, бог с ними, с книгами. Вот вы сказали: «Лес требует…» "Лес выстраивает отношения…", "Лес пользуется образами..." Вы что, считаете его разумным?
- А почему бы и нет? Вы, юноша, никогда не задумывались, почему российские власти самоустранились от проблем Леса? Если не считать Кремля, их вмешательство сводится к установлению кордонного режима вокруг МКАД, да кое-каким сугубо санитарным мерам, вроде борьбы с Зелёной Проказой. Внутри, даже здесь, в МГУ, официальных представителей практически нет, правовой статус – и тот в ведении спецкомитета ЮНЕСКО.
- Ну… - Егор озадаченно поморщился.– Я полагал, Лесная Аллергия…
- А вас не удивляет, что среди тех, кто имеет иммунитет, практически никто не работает на государство? Казалось бы, как ни мал процент иммунных, но уж десяток-другой тысяч власти всегда могли бы найти или завербовать. Этого за глаза хватило бы, чтобы установить в Лесу свои порядки. Никаких общин и самоорганизованных ячеек, никакой меновой торговли и прочих вольностей - всё жёстко, упорядоченно, по инструкциям и приказам извне. Но нет, ничего подобного и близко не видно!
- И в чём же, по-вашему, дело?
- А в том, что Лес понимает, кто и с какими намерениями приходит к нему. И решает – допускать его, или нет. И нам невероятно повезло, что властям в своё время хватило мудрости не пойти по пакистанскому или, не дай бог, китайскому сценарию, а искать, пусть медленно, крошечными шажками, общий язык, договариваться…
- С кем? – не выдержал Егор. Он уже устал от загадок и намёков. - С кем договариваться-то? С горсткой фермеров? С Золотыми Лесами? Или, может, с университетскими учёными?
- Да с Лесом же! – улыбнулся завлаб. – С кем же ещё? Похоже, он достаточно разумен, чтобы понимать если не слова, то намерения людей.
Он посмотрел на часы.
- Что-то мы увлеклись, юноша, а мне ещё лабораторию запирать. Разговор это долгий, а сейчас поздно. Может, продолжим в другой раз? И мой вам совет: выспитесь хорошенько, завтра предстоит трудный день.
Последний раз редактировалось Ромей 23 фев 2020, 14:40, всего редактировалось 1 раз.
Ромей

 
Сообщения: 74
Зарегистрирован: 09 окт 2014, 21:08
Карма: 25

Re: Московский Лес - 1 "День Ботаника"

Сообщение Ромей » 23 фев 2020, 14:38

IX
Лес по-всякому обошёлся с московскими мостами. Одни стояли, почти не тронутые – например, Метромост или мост Окружной железной дороги. Другие лишились въездных эстакад, разрушенных проросшими сквозь камень и бетон деревьями, и теперь нелепо высились над берегами, подобно оставленным гарнизонами бастионам. Третьи, в основном, пешеходные новострои из стали и стекла, обрушились в реку, не устояв на проржавевших насквозь опорах – порой коррозия развивалась в Лесу ураганными темпами. Но большая часть мостов оставались на месте, пусть и обросли так, что совершенно утратили прежний облик. Растительные покровы скрыли опоры и пролёты, густые бороды лиан, проволочного вьюна, ползучего мха и лишайников свешивались до самой воды, и протиснуться под ними было непросто даже скорлупкам, вроде пироги Коли-Эчемина.
Каякер не зря твердил о своей нелюбви к Крымскому мосту. Все - и речники Нгатинского затона, и охотники-одиночки, добиравшиеся от Воробьёвых гор до Парка Культуры коротким путём, по воде, и вездесущие челноки, торгующие с жителями прибрежных посёлков - ненавидели его всеми фибрами своих лесных душ. Нет, на Крымском мосту не обитали хищные твари, нападающие на проплывающие лодки. Пространство под ним не заросло корнями прибрежных деревьев так, что в малую воду лодки приходилось перетаскивать на руках. И даже родноверы, периодически пощипывающие речников, не устраивали здесь засад. Дело было в растении, встречавшемся только здесь и нигде больше. Эта лиана, сплошь затянувшая пилоны, подвесные цепи и фермы моста, давала небольшие, размером со сливу, плоды. При попытке потревожить свисающие до воды стебли, созревшие «сливы» дождём сыпались на неосторожных – и лопались, окатывая с головы до ног дурнопахнущей слизью, смешанной с мелкими семенами, снабжёнными острыми крючками. При попытке смахнуть мерзкую субстанцию с лица или одежды, крючки впивались в ладонь. Лодочники изобретали разнообразные средства против этой напасти – возили с собой огромные самодельные зонтики или, подходя к мосту, натягивали над лодками брезентовые тенты.
Увы, на пироге Коли-Эчемина таких приспособлений не нашлось. Перемазанные вонючей жижей с головы до ног, они выгребали против течения, последними словами понося Крымский мост, реку, Лес, и вообще жизнь, способную довести человека до столь жалкого состояния. Лёгкий вечерний бриз обдувал страдальцев, слизь на лицах, волосах и одежде высыхала, превращаясь в жёсткую бурую корку. Кожа под этими «покровами» нестерпимо чесалась, но стоило поддаться низменным инстинктам – и в пальцы вцеплялись семена, в изобилии прилипшие к вымазанным слизью местам.

- Ах, ты ж, твою дивизию!
Сергей зашипел от боли – вместо лоскута ссохшейся дряни, он содрал пластырь, налепленный на пораненную щёку.
- Потерпи чутка, Бич, осталось всего ничего. В Малиновке отмоемся, постираемся, горилки накатим. У них добрая горилка поспела, наши хвалили.
Сельцо Малиновка, приткнувшаяся к опорам Новоандреевского моста со стороны Нескучного Сада, возникло на карте Леса сравнительно недавно, лет семь назад. Три десятка выходцев с Полтавщины и Винницкой области расчистили глухие заросли малинника и устроились на жительство по-хуторянски основательно, с огородами, мазанками и даже пасекой. Малинник и дал название новоявленному поселению – он, да вездесущие челноки, по достоинству оценившие малороссийский колорит и нравы селян. Схожесть усиливала близость Андреевского монастыря - в руинах бывшего патриаршего подворья вместо пана атамана Грициана Таврического поселилось семейство крупных бурых медведей, и малиновцам приходилось как-то уживаться с опасными соседями.
Несмотря на ироничное к ним отношение (зубоскалы из числа речников-нагатинцев и челноков с упоением плодили анекдоты о «хохлах») Малиновка занимала в Лесу заметное положение. Прежде всего, из-за расположения на пересечении реки и рельсовой нитки МЦК, по которой сновали туда-сюда редкие дрезины. Опять же, недалеко торная тропа Ленинского проспекта, да и до Лужников рукой подать. Мост проходим во всякое время, по рельсам несложно добраться хоть до Большой Арены, хоть до Новодевичьего Скита, хоть дальше, до Бережковской набережной и Сетуньского Стана. Соседство со знаменитым на весь Лес Кузнецом тоже добавляло Малиновке привлекательности, а под опорами моста действовал рынок, на который раз в неделю съезжались окрестные фермеры, охотники и челноки.

- Неплохо хохлы устроились. - заметил Коля-Эчемин - Хатки, вишнёвый садочек, бджолы гудуть, звынни в грязюке копаються - рай, та й годи!
«Звынни» в Малиновке были хороши - настоящие, домашние хрюшки. Сало селяне коптили на ольховых опилках с лесными травами, и получалось оно гораздо нежнее и ароматнее сала диких кабанов. «Бджолы» же были обыкновенными, лесными - но, в отличие от обитателей Добрынинского Кордона, промышлявших бортничеством, малиновцы разбили пасеку с настоящими ульями и переселяли туда пчелиные рои из дупл деревьев.
Пирога, подгоняемая энергичными ударами вёсел, скользила к берегу, туда, где в тени краснокирпичных опор белели сквозь листву домики. Над ними, над решётчатой дугой арки, над заросшей непролазным кустарником набережной гималайскими пиками нависали кроны титанических ясеней, каждый вровень с остатками золотистой конструкции, венчающей здание РАН.
- Слыхал, дядька Панас хочет с торговцев на рынке гро̀ши брать? – спросил Сергей.
- Хохол есть хохол. – каякер сплюнул за борт. - Его салом не корми, дай урвать чего-нибудь на халяву. Люди к ним едут, товар везут, торгуют. Радоваться надо, а он – гро̀ши!
- Ну, какая же тут халява? Территория его, имеет полное право обложить налогом. Иначе, какая с них радость?
Малиновские дела не особенно интересовали егеря. Но в нововведениях старосты Панаса Вонгяновича Вислогуза угадывалось влияние Золотых Лесов, многочисленной и активной общины, образовавшейся возле Московского Университета и замкнувшей на себя почти все контакты учёных с лесовиками. Золотолесцы давно пытались подмять под себя коммерцию всего правого берега, от Филей до парка Культуры, и Малиновка в этом раскладе была важным опорным пунктом восточного фланга их «зоны интересов».
- А правда, что у Говняныча кум в Универе? – спросил Коля.
Челноки и нагатинцы, недолюбливавшие малиновского старосту за скаредность и редкое даже для выходца из Малороссии хитрованство, прилепили ему обидное прозвище - вполне, по мнению Сергея, заслуженное.
- У дядьки Панаса-то? Брательник. Заведует складом на кафедре ксеноботаники.
- Пустили козла в огород…
Нос пироги уткнулся в дощатые мостки. Белобрысый парубок в портках из домотканины и замызганной вышиванке сунулся зацепить берестяной борт багром, но Коля-Эчемин так цыкнул на него, что мальца словно ветром сдуло. Но далеко он не убежал – уселся на корточки за перевёрнутой плоскодонкой и принялся с интересом наблюдать за процессом швартовки. У крайней хаты забрехала барбоска - навстречу гостям уже спешил кто-то из селян.
- Ну, вот… - Коля выбрался из пироги и накинул на вбитое торчком бревно верёвочную петлю. – Подай-ка оленебой, ага… Сейчас скажу баньку истопить, попаримся, перекусим, горилки откушаем. А как стемнеет - к Кузнецу: когда подплывали, его пацан с моста рукой махал. Значит, ждут...

История градостроительства знает немало «жилых» мостов. Парижские, превращённые в торговые улочки, флорентийский мост Понте-Веккьо, мост Кремербрюке в немецком Эрфурте, «Мельница на мосту Вернон», увековеченная Клодом Моне. В самом деле, это удобно: и оборонять, в случае чего, проще, и вода под рукой, и отходы есть куда девать.
Имеются и недостатки: место жительства открыто всем ветрам и… тесно. Очень тесно. На средневековых мостах люди жили, торговали, работали друг у друга на головах в самом буквальном смысле.
Это не относилось к Новоандреевскому мосту, превращённому в совместную артерию МЦК и третьего кольца. Места здесь хватило бы для населения средневекового города – с лошадьми, гулящими девками, нищими, монахами и палачами. И еще осталось бы свободное пространство для разного рода церемоний.
Сейчас здесь обитало около дюжины человек. Главным и самим известным из них был «хозяин» моста – Кузнец. Никто не помнил его настоящее имя, и даже домочадцы называли его просто «Кузнец». Его изделия – ножи, топоры, охотничьи рогатины, наконечники стрел, дуги и механизмы арбалетов – пользовались устойчивым спросом от Большого Болота на севере до таинственных чащоб Царицынского парка.
А уж какие слухи ходили о нём по всему Лесу! Будто знаменитый мастер использует металл, который доставляют из особых, заповедных мест; будто клинки он закаливает в крови чудовищ Чернолеса, а в неприметной постройке рядом с кузней находится алхимическая лаборатория, где он ночами смешивает вытяжки из трав и жуков, варит из коры столетних дубов настои, придающие клинкам не только редкостную красоту и прочность, но и удачливость, качество, особо ценимое в Лесу.

- Как новая игрушка, Бич? Успел в деле опробовать?
Они стояли у перил железнодорожного моста. Уже совсем стемнело; с реки тянуло сыростью, небо, усыпанное не по-городскому крупными звёздами, предвещало на завтра холодную, ветреную погоду.
Кузнец крякнул, извлёк вышитый кисет, глиняную трубочку-носогрейку и принялся, не торопясь, со вкусом, её набивать. Кисет расшила его супруга, сорокалетняя, статная женщина, эталон русской красавицы, родившая в Лесу, четверых детей. Сам Кузнец мало походил на хрестоматийный образ бородатого, кудрявого, широкоплечего здоровяка. Был он неказист, сутул, бородёнку имел жиденькую, из тех, что называют козлиными. Под стереотип подходили, разве что, руки – широкие, сильные, в пятнах ожогов, въевшейся окалины и угольной пыли.
- Рогатину-то? – отозвался Сергей. - Как же, ещё вчера - трёх щитомордников подколол.
- А прежнюю куда девал? А то неси, перекую, запасная будет.
- Я её подарил. Да и нечего там перековывать – насадка цела, только древко треснуло. Заменить – сто лет прослужит.
- Подарил, говоришь? Человек хоть стоящий?
- Университетский, грибы изучает.
- Грибы? Тоже дело…
Говорить Сергею не хотелось. Он так бы и стоял над текущей водой, наслаждаясь покоем, безопасностью и чувством сытости – дорогих гостей в Малиновке кормили от пуза. Однако, вежливость требовала поддержать беседу.
- Видел в кузне копейные насадки, трёхзубые. Для сетуньцев?
- Да, это их любимые охотничьи рунки. Должны были сегодня днём забрать, да припозднились.
«Сетуньцами» называли обитателей укреплённого поселения в долине реки Сетунь, рядом со слиянием с Москвой-рекой. Сетуньцы, сделавшие своим занятием истребление особо опасных тварей, славились в Лесу привязанностью к средневековой атрибутике и полнейшей безбашенностью. А ещё – пристрастием к употреблению сильнодействующих средств, составленных из лесных ингредиентов.
- Бич, тут такое дело. Наведывались третьего дня ко мне из Золотых Лесов…
- Предлагали крышу?
- Один раз попробовали, я их отшил. Они о тебе расспрашивали: когда последний раз появлялся, где сейчас, чем занят?
- Ну и ты…?
- Послал по тому же адресу. Какое их собачье дело?
- И что, пошли?
- А куда бы они делись? Но речь не обо мне, Бич. Их потом в Малиновке видели, у дядьки Панаса. О чём они там беседовали – не знаю, а только чует моё сердце: старый хитрован уже послал на Метромост белку с запиской: «плывёт, мол, Бич, встречайте».
Сергей кивнул. Под мостом лунные блики играли на текучей воде, то и дело доносились всплески – выдры (не чернолесского монстра, обычного зверька-рыболова) вышли на ночную охоту.
Кузнецу тем временем стало невмоготу держать паузу.
- Я вот о чём подумал: может ну её, реку, а? С утра сетуньцы приедут на дрезине. Заберут заказ - и назад. Вот бы и тебе с ними? Эчемин пусть себе плывёт - минует Метромост, заберёт тебя выше по реке, на Бережковской. А я при случае наведу справки через верных людей – есть у меня такие среди золотолесцев - чего им от тебя понадобилось?
Сергей помолчал, прикидывая плюсы и минусы предложенного варианта. Бегать от золотолесцев не хотелось. Репутация у него сложилась вполне определённая, и слух, что отчаянный Бич от кого-то прячется, мог изрядно её подмочить. С другой стороны, может, действительно, не лезть на рожон, выяснить по-тихому? А там видно будет.
- А что, годняя мысль. Так и сделаю.
- Вот и отлично! – осклабился кузнец. - Пошли ко мне, накатим по чуть-чуть – и на боковую. Утро вечера мудренее.
Ромей

 
Сообщения: 74
Зарегистрирован: 09 окт 2014, 21:08
Карма: 25

Re: Московский Лес - 1 "День Ботаника"

Сообщение Ромей » 25 фев 2020, 08:37

ДЕНЬ ТРЕТИЙ
17 сентября 2054 г., пятница.

I
Утро напомнило о себе дребезжанием механического будильника, холодным воздухом из распахнутого окна и голодным урчанием в животе. Вчера Егор даже не вспомнил об ужине – дополз до постели и рухнул, как бревно. Впечатления первого рабочего дня высосали его до донышка.
Он вскочил, сделал несколько махов руками, разгоняя застоявшуюся в жилах кровь, наскоро застелил койку и, весело насвистывая, направился в душ. Вода – правда, только холодная, - подавалась без перебоев даже на верхние этажи.
В «шайбе», главном холле корпуса «А», названном так за круглую форму, студенты толпились у буфетов, торопясь добрать за оставшиеся до занятий минуты недостающие калории. Егор взял бутерброд с копчёной колбасой, яблочный пирожок, кофе со сливками и отправился искать столик. Торопиться было некуда. Завлаб Яков Израилевич в порядке поощрения за вчерашние подвиги, великодушно разрешил явиться к обеденному перерыву, так что в планах на утро значилось посещение библиотеки и поход на рынок. Предстояла новая вылазка, хороший нож может понадобиться. Фомич прав: на штык не стоило полагаться иначе, как по крайней нужде.
В библиотеку тоже имело смысл заглянуть - увидеть зеленокожую Лину, проверить, не почудился ли ему намёк на интерес к его персоне? К тому же, она обитательница Леса и, как источник информации, представляет немалый интерес. Ну и вживаться в новую обстановку куда приятнее с таким очаровательным гидом…
Егор нашёл новую знакомую в первом же библиотечном зале, и с удовлетворением отметил, как радостно вспыхнули изумрудные глаза. Отпроситься на часок-другой оказалось несложно. Старшая библиотекарша, типичная «моль бледная» в невзрачном платьишке, с жиденькими волосами, собранными на затылке в пучок, поначалу возражала - но сдалась, стоило Егору отпустить комплимент её пальцам, действительно, тонким, изящным, как у профессиональной скрипачки, хотя и несколько суховатым.
- Наша мымра на тебя запала. - сообщила Лина, когда они спускались по лестнице с пятого этажа. – Ты не смотри, что она такая невзрачненькая, темперамент у неё – о-го-го!
Егор покосился на спутницу. В солнечном свете зеленоватый оттенок кожи был ещё заметнее. Давешний браслет по-прежнему украшал запястье.
- Рекомендуешь?
- Ещё чего! – фыркнула девушка. – Перебьётся. Расскажи лучше о себе.
- Нечего особо рассказывать. Закончил бакалавриат в Новосибирске, решил продолжить образование здесь. А ты родилась в лесу, или тоже «понаехавшая»?
- Успел подцепить словечко? – усмехнулась Лина. – Лучше не употребляй, могут не так понять. «Понаехавшие» - это те, кто устроился в Универе, на ВДНХ или Речвокзале и боится выйти в Лес по-настоящему.
- А ты, значит, не боишься?
- Просто повезло. У нас была компания из девяти человек, те, кто добрался до Серебряного Бора. Двое умерли от эЛ-А, один осел на ВДНХ, а ещё трое не выдержали, сбежали за МКАД. А у меня, Лиски и ещё одного парня, оказался иммунитет.
- Лиска? Это что, прозвище?
- Нет, имя, сокращение от «Василисы». А я – Алина. Мы с первого класса дружили, нас так и звали: Лина и Лиска.
- А здесь давно?
- Скоро три года.
- Почему перебралась в Лес – не секрет?
- А что я там, снаружи, забыла? Нет, жить-то можно, с голоду не умрёшь. Но ведь серость, тоска беспросветная, застой во всём! Только и разговоров: кризисы, экология, мигранты, террористы, войны повсюду…
Егор кивнул. После Зелёного Прилива цивилизация сильно откатилась назад. Одномоментная гибель шести крупнейших мегаполисов планеты и последовавшие за этим катастрофы в Китае и Японии спровоцировали невиданных масштабов кризис – финансовый, экономический, политический. Ситуация стала кое-как выправляться лишь в последние годы, но до прежнего уровня было ещё далеко. В такой обстановке молодёжь в поисках чего-то нового, сулящего выход из всеобщего тупика, нередко обращала взоры к Московскому Лесу.
Немногим «соискателям» удавалось пересечь МКАД. Но и для тех, кто вопреки приступам Лесной Аллергии добирался до спасительных островков Речвокзала, ВДНХ и Универа, испытания только начинались. Многие, не выдержав жизни в заточении, решались на заведомо безнадёжный побег и гибли, подобно спутникам Лины, от анафилактического шока. Настоящую свободу обретали единицы - те, кто подобно Егору и его собеседнице, обладали иммунитетом к Лесной Аллергии.
- И где теперь твои друзья?
- Мы с Лиской подались в Золотые Леса. Только я осталась, а она не ужилась, сбежала через пару месяцев. Я о ней уже года полтора ничего не слышала.
- А тот, третий?
- Семён-то? С ним всё плохо. Пошёл в бандиты – есть тут у нас такие. Грабят барахольщиков, нападают на челноков, которые возят лесные снадобья и лекарства. Знаешь, сколько они стоят снаружи? Вот бандиты и надеются хапнуть побольше, да свалить за МКАД. Но это редко у кого выходит - либо зарабатывают Зов Леса и никуда уже уехать не могут, либо нарываются и гибнут. Семёну тоже не повезло – с караваном, на который они напали, шли двое сетуньцев. Ну и сам понимаешь…
Егор не понимал ровным счётом ничего. Он хотел расспросить о неведомых «сетуньцах», с которыми, похоже, шутки плохи, но передумал. Потом. Пусть пока о себе пооткровенничает.
- А в Универе ты давно?
- С августа, устроилась перед началом семестра. Я ведь тоже поступала, но не повезло, завалила экзамены. Меня звали в рейдеры – иммунитет же! – но я отказалась. Хочу работать здесь, в ГЗ, а в Лесу - чего я там не видела?
- А те, у кого иммунитет слабый - они так и сидят в четырёх стенах? Неужели, нет каких-нибудь средств? Мне на Речвокзале предлагали пилюли…
Лина испытующе посмотрела на собеседника.
- Что, были симптомы? Насморк, глаза слезятся, зуд, сыпь? Ты же вчера выходил, а они обычно сразу появляются…
- Вроде нет, но… постой! – Егор чуть не споткнулся. – Откуда ты знаешь, что я был снаружи?
Девушка рассмеялась серебристым, русалочьим смехом. Двое студентов, поднимавшихся навстречу, вздрогнули и заворожено уставились на неё.
«…какая всё же красавица! Они что, все в Лесу становятся такими? Тогда понятно, почему народ сюда рвётся…»
- ГЗ – это большая деревня. - продолжала Лина. - Здесь все про всех знают. А про нового лаборанта, который ракетами распугивает баюнов и выбивает из мелкашки рекорд факультета, мне в библиотеке только ленивый не рассказал!
- Я не из мелкашки, а сборку-разборку…
- Какая разница? Здесь считанные люди могут полноценно работать снаружи. К примеру, ваш Фомич дальше трёхсот метров от ГЗ не отдаляется. А тебе даже адаптироваться не понадобилось!
Егор озадаченно почесал переносицу.
- Так вот, почему мне стажировку зачли…
- А ты что, решил, что из-за баюна? Шапиро, как увидел результаты анализов – сразу понял, какое сокровище заполучил!
- Ты и это знаешь?
- Чего тут знать? Стажёры не имеют права работать снаружи в одиночку, вот он и поспешил тебя оформить. У лаборатории горит программа полевых работ, а к нашим он обращаться почему-то не хочет. А тут - готовый рейдер! Конечно, он торопится, пока тебя не переманили.
- К каким это «вашим»?
- К золотолесцам. Кто, думаешь, выполняет для учёных задания в Лесу?
Егор кивнул. Кое-что постепенно прояснялось.
- Кстати… - в зелёных глазах мелькнули чёртики. – Ты, помнится, спрашивал о средстве против эЛ-А?
- Да, а что?
- А то, что приезжие из-за МКАД верят, что есть один способ.
- И какой?
- Секс. С тем, у кого полный иммунитет. Вбили себе в головы, что он передаётся половым путём. Так что имей в виду: когда к тебе в постель станут прыгать первокурсницы - не сочти ненароком, что это из-за твоей немыслимой привлекательности. Голый расчёт!
Такого Егор не ожидал.
- Что, правда передаётся?..
В ответ девушка продемонстрировала кончик розового язычка.
- Так я тебе и сказала!

II
Посланцы Сетуньского Стана появились рано утром – прикатили на маленькой, пыхтящей газогенератором дрезине. Извинились за задержку, забросили на платформу заказ - связки секир, рунок, рогатин, широких кривых мечей на длинных рукоятках - и покатили назад, прихватив с собой Сергея.
Один из сетуньцев, крепкий сорокалетний дядечка стриженый «под горшок», оказался давним знакомцем егеря. Узнав, что тому надо на Бережковскую набережную, он стал уговаривать сделать крюк: «Давай, Бич, с нами! Сегодня Посвящение, пусть молодые на тебя посмотрят. Ты же для них легенда, такое о тебе рассказывают! А за Колю не беспокойся: пост на мосту стоит, встретят его, накормят, вам же ещё плыть и плыть…»
Сергей отделался неопределённым «надо подумать…», а сам наслаждался поездкой. Хорошо, когда не надо сбивать ладони веслом - сиди, насвистывай да крути головой. И не потому, что из кустов в любой момент может кинуться какая-нибудь тварь, а просто так, от нечего делать. Движок успокоительно тарахтит, дрезина катится, делая километров пятнадцать в час. Такими темпами до места они доберутся через полчаса, не раньше.
Стало светлее – дрезина вынырнула из зелёного сумрака перед станцией «Лужники». Похожее явление встречалось во многих местах: изогнутые стволы деревьев по обе стороны от насыпи смыкались над головой, образуя тоннель, но на самих путях, между шпалами, не росло даже былинки. Вездесущий проволочный вьюн и прочая ползучая флора делали стены «тоннеля» почти непроницаемыми, так, что выбраться наружу можно далеко не везде – чаще всего, на разрушенных станциях или возле мостов и путепроводов. А если надо сойти где-нибудь ещё – бери топор в руки, прорубай проход. Но учти: не пройдёт и дня, как прореха затянется, будто и не было её вовсе.
От самой станции мало что осталось: перроны и козырьки давным-давно разодрали на части деревья. Дальше начинался длинный участок, почти свободный от растительности, и с высокой насыпи открывался вид на Лужники. Деревья здесь росли нормальные - ни одного гиганта под сотню метров высотой. Справа краснела сквозь непролазный кустарник кирпичная стена кладбища, да сверкали золотом купола Новодевичьего Скита - безопасного приюта паломников, сумевших добраться туда вопреки Лесной Аллергии.
Вокруг Большой Арены в древесном пологе угадывалась прогалина. Там обосновалась самая многочисленная в окрестностях фермерская община. Покровительство Новодевичьего Скита и близость реки с одной стороны и железной дороги с другой, делали это место весьма привлекательным: численность лужниковцев перевалила за семь сотен, местный рынок манил к себе фермеров, охотников и челноков со всего района Хамовники.
- Мужики, а чего на Лужниках-то не тормознули? – спохватился Сергей, бросив взгляд на медленно уплывающие назад руины. – Вон, ждут какие-то страдальцы, а у нас на платформе место есть. Могли бы и подхватить, а то застрянут там до морковкиного заговенья!
«Голосовать» в Лесу было не принято – путейцы сами тормозили, завидев на насыпи человека. Дрезины считались неприкосновенными, и даже отморозки из числа охотящихся за барахольщиками и челноками бандитов, не рисковали нарушать этот запрет. Себе дороже - всякий знал, что путейцы, в отличие от прочих обитателей Леса, комплексами насчёт оружия не страдают и ставят на свои дрезины пулемёты.
- Не… - помотал головой сетунец. – Они нас узнали. Это местные, лужниковские, им в Ските запрещают иметь с нами дело.
- Вот те раз! – удивился Сергей. – И давно?
- Да уж с месяц. Позавчера зашли на рынок за пчелиным воском - а они попрятались по домам и носа не кажут. Даже приезжие, кто на рынке торговал – и те отворачиваются.
- А монахи-то тут причём?
- Как причём? Они всем и заправляют, без ведома Скита в Лужниках ничего не делается.
- Ну, так и поговорили бы с ними. Отец Андро̀ник – мужик толковый и вменяемый.
- Не хотят! – уныло отозвался сетунец. – Чёрт знает, что они не поделили – то ли с нашими старшинами, то ли с золотолесцами.
Это было любопытно. До сих пор Сергею не доводилось слышать о разногласиях между монахами Новодевичьего Скита и Золотыми Лесами. А уж чтобы в это были замешаны обитатели Сетуньского Стана…
- Знаешь, я тут прикинул – может и правда, двинуть с вами?
- Правильно! - обрадовался сетунец. - Не пожалеешь, Бич, слово даю!

Правый берег Сетуни захватили громадные узловатые вязы; их корни кое-где перекрыли русло речки, образовав небольшие запруды. С другой стороны, от полотна Киевской железной дороги, подступали непролазные заросли бамбука – иные стебли вымахивали высотой с шестнадцатиэтажный дом, а в обхвате достигали полутора метров.
Узкая полоса между речкой и Сетуньским проездом, обозначавшим границу бамбуковой рощи, осталась нетронутой. Когда-то здесь была база каскадёров, мотоциклистов-байкеров и парк киноприключений с макетом средневекового замка, площадью, вымощенной булыжником и ристалищами для рыцарских боёв. В этих постройках обосновалось сообщество, членов которого в Лесу прозвали «сетуньцами», хотя те и пытались ввести в обиход более звучные термины: «витязи», «ратоборцы» и даже «ведьмаки» - словечко, позаимствованное из архаичной компьютерной игры.
Подражая легендарным персонажам, сетуньцы объявили своей главной задачей истребление монстров. К таковым причислялись твари Чернолеса, порождения Щукинской Чересполосицы, и разнообразные страшилища, что время от времени объявлялись в разных уголках брошенного мегаполиса. Лесовики отнеслись к этому начинанию без энтузиазма: на заре своей деятельности сетуньцы попытались обложить взятые под покровительство общины данью, но понимания не встретили – фермеры и сами могли дать укорот шипастым и чешуйчатым соседям. До прямых столкновений, к счастью, не дошло, но с тех пор обитатели Стана истребляли чудищ из идейных соображений, не требуя воздаяния.
Обустроились сетуньцы основательно – замкнули кольцо стен, привели в порядок постройки, возвели над башнями «замка» сторожевые вышки. А главное, расчистили вокруг участки земли, куда потянулись фермеры-одиночки со всей округи. Они разводили в запрудах карпов, сеяли ячмень и варили из него превосходное пиво. Со временем в речной долине возник целый городок с населением человек в пятьсот.
«Охотников на монстров» из них было не более пятидесяти; неизбежная естественная убыль с избытком компенсировалась притоком добровольцев. Жаждущие приключений юнцы стремились в Сетуньский Стан - упражнялись во владении оружием, притирались к будущим боевым товарищам, изучали повадки обитающих в Лесу тварей и способы их изничтожения. А раз в полгода в Стане проводили обряд Посвящения, во время которого соискатели демонстрировали приобретённые навыки и добивались права носить боевое имя.
На этот праздник и зазывал Сергея попутчик. Егерь, по здравому размышлению, приглашение принял. В самом деле: пока Коля-Эчемин пройдёт досмотр на Метромосту, пока преодолеет на своей пироге заросшее русло напротив Смотровой площадки, пока выгребёт против течения до Лужнецкого моста, пройдёт часа четыре. Ждать на берегу - удовольствие небольшое, так почему не провести это время в доброй компании за парой кружек сетуньского тёмного эля – по общему мнению, лучшего в Лесу?
Ромей

 
Сообщения: 74
Зарегистрирован: 09 окт 2014, 21:08
Карма: 25

Re: Московский Лес - 1 "День Ботаника"

Сообщение Ромей » 25 фев 2020, 08:37

III
Рынок раскинулся между корпусами «Д» и «Ж», во внутреннем дворе, почти не тронутом растительностью. Обитатели ГЗ, лишённые иммунитета к Лесной Аллергии не испытывали здесь особых неудобств.
Народу пока было немного. Наплыв ждали позже, к обеду, а сейчас между рядами бродило от силы человек двадцать: присматривались, приценивались, судачили, обменивались новостями и сплетнями. Торговцы раскладывали на прилавках и расстеленных на земле тряпицах товар, ожидая половины второго, когда прозвенит звонок и истощённые непосильной учёбой студенты кинутся за горячими пирожками с копчёной олениной и ягодными взварами. Следом подтянутся преподаватели и сотрудники кафедр, лабораторий, деканатов – все те, кого не устраивает ассортимент университетских буфетов и столовок.
- Почему цены везде указаны двойные? В рублях – это я понимаю, а что за цифирка в овале?
- Это жёлуди. – Лина пошарила в сумочке на поясе, и продемонстрировала спутнику дубовый желудь. – Вот – лесная валюта!
- А в чём их ценность?
- Жёлуди входят в число популярных ингредиентов для местных снадобий. Дубов в Лесу не так много, а жёлуди нужны любому, кто занимается зельеварением.
- А что, трудно привезти снаружи? Ваши э-э-э… зелья пользуются за МКАД бешеным спросом. Только скажи, вмиг завалят желудями, и не горстками – мешками, вагонами!
- Кому они сдались, замкадные-то? – презрительно фыркнула девушка. – Нужными свойствами обладают только взятые от тех дубов, что растут в Лесу, да и то не каждый – один из десятка, а то и реже. К тому же, здешние дубы почему-то приносят очень мало желудей. За МКАД с одного дуба их можно набирать мешками, а тут – несколько горстей за счастье.
Она достала из сумочки ещё один жёлудь.
- Смотри: вот этот привезли из-за МКАД. Фальшивка, ни один лесовик на такой не поведётся.
Егор покрутил жёлуди в пальцах.
- Как же их отличать?
Вместе ответа девушка лизнула кончик жёлудя.
- Чуть-чуть кислит. Но ты можешь не пробовать - у вас, замкадников, вкус не настолько тонкий, чтобы почувствовать разницу. Чтобы научиться отличать правильные жёлуди, надо несколько лет прожить в Лесу, пропитаться им хотя бы немного.
- Ясно. И где их брать, правильные? А то у меня только рубли…
- Так вон же лавка менял! – Лина показала на будку, в отличие от других, снабжённую дверью и маленьким окошечком. – Там не обманут, всё честь по чести, гарантия. И текущий курс указан, видишь?
На фанерной стенке мелом было выведено «259».
- Сегодня - 259 рублей за жёлудь, но он почти не меняется. Спрос на жёлуди постоянный, а на всякие там котировки валют здесь всем наплевать. Это замкадышам, нужна торговля с Лесом, а не наоборот!
- Как это? – не понял Егор. – А промышленные товары? Патроны, например?
Лина усмехнулась.
- Вот почему, стоит заговорить с замкадниками о торговле, как они сразу вспоминают о патронах? Как будто, мы только и делаем, что воюем? Да в Лесу, к твоему сведению, патронов навалом, каких угодно!
- Откуда?
- Ты хоть представляешь, сколько здесь было отделений полиции? И в каждом – оружие, боеприпасы! А охотничьи магазины, стрелковые клубы? Тридцать лет прошло после Зелёного Прилива, а до сих пор далеко не до всех добрались.
- Ну… - Егор смутился. – Не только патроны, конечно…
- А что ещё? Деньги? Драгоценности? Так их отсюда тащат, а не наоборот. Лекарства? Ваша химическая отрава здесь даром никому не нужна. Одежда? Смешно – там сплошь синтетика, в Лесу она и пяти минут не проживёт. Электроника, аппаратура? У нас она не работает. Инструменты, утварь, всякие бытовые мелочи? Заходи в любой дом, в любой магазин, выбирай, чего душе угодно!
- Так что тогда везут снаружи?
- Да почти ничего. Главные потребители товаров из Замкадья – обитатели Универа, ВДНХ и Речвокзала, те, кто не хочет отвыкать от прежнего образа жизни. А лесовики – ну, шоколадку купят иногда, пачку кофе или чая. Да и то больше по старой памяти, а так пьют отвары трав и кореньев. Фермеры ещё иногда животных заказывают, на развод – цыплят, поросят, семена ещё. А так всё своё.
Егор озадаченно хмыкнул и почесал затылок. Лесная коммерция открывалась ему с неожиданной стороны.
- Деньги можешь пока не менять. – Лине определённо нравилась роль наставницы. – На рынке торговцы принимают рубли, по курсу, разумеется. Но если соберёшься куда-нибудь, лучше заранее озаботиться.
Во время прогулки по рынку Егора не оставляло чувство, будто он попал на фестиваль исторической реконструкции. За прилавками и в маленьких мастерских сплошь сидели обитатели Леса, в домотканых одеждах, с сумочками-кошелями и ножами на поясе. У многих - браслеты, как у его спутницы, кожаные с золотым узором, отличительный знак золотолесцев. Покупатели, напротив, несли на себе неизгладимый отпечаток цивилизации.
В самом большом ряду торговали съестным. Здесь пекли пирожки и лепёшки, варили кулеш - нечто вроде каши из саговой крупы, картошки и сала - жарили на углях мясо и рыбу. Запах был такой, что у Егора, успевшего позавтракать в «шайбе», потекли слюнки.
По соседству предлагали свою продукцию ремесленники Леса: деревянную и глиняную посуду, изделия из кожи и бересты, сшитую вручную обувь. Здесь, как и в «обжорном» ряду, торговали в основном, фермеры – десятки маленьких поселений, порой из двух-трёх семей были рассыпаны вокруг МГУ и по Воробьёвым горам. Самое крупное носило название «колхоз Пионерский» и располагалось на территории парка бывшего Дворца Пионеров. Колхозники занимали на рынке отдельный ряд и щеголяли эмалированными пионерскими значками, которые, как поведала Лина, барахольщики выискивали для них по всему Лесу.
За прилавками фермеров начинался блошиный рынок, царство барахольщиков: механические часы и будильники, чашки, тарелки из разрозненных сервизов, слесарный и столярный прочий инструмент. Отдельно продавалось оружие: от охотничьих ножей и арбалетов до охотничьих двустволок. Егор с удивлением обнаружил здесь несколько «макаровых», «наганов», старую разболтанную трёхлинейку и охотничий карабин «Вепрь». Владельцу лавки и в голову не пришло спрашивать лицензию - ограничения на торговлю оружием здесь, похоже, не действовали.
А ещё - очень много книг, потрёпанных, в пятнах, многие без обложек. Попался и лоток, заставленный фарфоровыми и бронзовыми статуэтками, самоварами (настоящими, дровяными!) чугунными утюгами, пепельницами. Были и музыкальные инструменты – гитары, скрипки и даже обшарпанный аккордеон с надписью «WELTMEISTER». Ни дать ни взять - витрина захудалого антикварного магазинчика.
- Это ещё что! – хмыкнула Лина, увидев, что Егор рассматривает бронзовый бюстик какого-то исторического деятеля. - Вот у Кубика-Рубика – там есть на что посмотреть. А здесь хлам, мелочёвка.
- Кубик-Рубик? Кто это?
- Самый первый в Лесу антиквар. Ты, вроде, был на Речвокзале – неужели не заметил? Приметная такая лавочка…
Егор вспомнил угол зала, отгороженный ширмами и пожилого коренастого – действительно, кубик! - армянина, безмятежно восседающего под куском картона с корявой надписью от руки: «СТАРЬЁ БИРЁМ». Дизайн вывески полностью соответствовал убогому ассортименту.
- Антиквар, говоришь? А мне он показался просто старьёвщиком.
- Кубик-Рубик-то? – засмеялась Лина. – Да он нарочно выставляет напоказ всякую рухлядь, а дела ведёт с самыми крутыми коллекционерами Замкадья. Все знают, что на него работает половина егерей Леса. Даже Бич, говорят, принимает заказы!
- Заказы? А что…
Но девушка уже не слушала.
- Мне пора возвращаться в библиотеку, так что давай поскорее. Что ты собирался купить, нож? Вон подходящая лавочка, выбирай.

IV
Проскочив мост, дрезина миновала эстакаду через Третье Кольцо и остановилась. Здесь влево уходила ветка, соединяющая МЦК с путями Киевской железной дороги, а с другой стороны стеной нависали громадные ясени, до основания разрушившие индустриальные кварталы за Потылихой. У этой развилки сетуньцы возвели из бетонных блоков и шпал блокгауз и держали на нём гарнизон, троих новичков под командой сержанта из ветеранов. Отсюда к Стану вела тропа. Егерь и его спутник миновали в ворота из толстенных брусьев, пересекли площадь, полную по случаю праздника, народа, и направились к трактиру «Мистер Панин».
Никто не знал точно, почему центр общественной и культурной жизни Стана получил такое имя. Согласно самой популярной версии – в честь основателя Стана, в одиночку уничтожившего гнездо засевших здесь чернолесских кикимор. Однако, старожилы утверждали, что ни самого героя, ни кикимор, не было и в помине, а названием своим трактир обязан скандально известному актёру, который ещё до Зелёного Прилива устраивал здесь попойки с девками, травкой, порошком и прочими богемными шалостями.

Зал «Мистера Панина» был набит битком. Синий табачный дым плавал под низким потолком густыми слоями, пейзанки в чепцах и крахмальных передничках сновали туда-сюда с подносами и охапками кружек – в трактире старательно выдерживали «средневековый» стиль. Сергей и Тур (так звали его спутника) устроились в углу. Сетунец, извинившись, отлучился во двор по малой надобности, егерь же выцедил большую кружку ледяного эля и сразу спросил вторую. Блаженно вытянул ноги и стал прислушиваться к доносящимся со всех сторон обрывкам разговоров.
- …зашёл, значит, Бич на Речвокзал. Хочется выпить, а денег нет. Пошёл в «Старьё-Бирём» и говорит Кубику-Рубику: «Уважаемый, я что угодно для тебя сделаю, только поставь пузырь, а?»
За соседним столом устроилась компания из четверых юнцов. Анекдот рассказывал один из них, здоровенный детина, чей бицепс обвивали сплетённые на кельтский манер стебли с двумя цветками терновника - по числу убитых монстров. Всё ясно: мальчишка недавно закончил обучение, поучаствовал в паре-тройке вылазок и уверен, что схватил Бога за бороду.
А вот знака Посвящения в виде дуба, с переплетёнными ветвями и корнями, Сергей не заметил.
Здоровяк продолжал:
- Ну что ж, отвечает Кубик-Рубик. Дам тебе три поручения. Первое: вон тот барахольщик меня кинул. Накажи его. Второе: у меня есть родственница, тётка Ануш. Ей за шестьдесят, а темперамент, как у молодой. Уважь её, доведи до трех оргазмов! И третье: в подвале стоит чан с кикиморой, на заказ взял, для зоопарка из Замкадья. Хорошая кикимора, здоровая, одна беда - не ест совсем. Ты её накорми, а?
Взрыв хохота заглушил продолжение. Ржали не только собеседники рассказчика – к ним присоединились и сидящие за соседними столиками. Сергей нахмурился, сжав кружку так, что побелели костяшки пальцев. Раздражение накатывало, накрывало волной, гребень которой вспенивался глухой злобой.
«… нет, нельзя… но до чего наглый юнец!..»
- …Бич хватает пустую бутылку, кидает в барахольщика. Тот стекает по стенке. Потом спускается в подвал, оттуда раздаются возня, рёв, крики. Через четверть часа вылазит, весь в лохмотьях, искусанный. Отдышался и спрашивает: «Где тут тётка Ануш? Ща я её накормлю!»
Снова хохот, от которого опасно задребезжали стёкла.
« … ну, всё! Клык на холодец, нет больше моего терпения!..»
Кружка разбилась о стену, в опасной близи от головы шутника, осыпав его и собеседников стеклянным крошевом.
- Ты, пацан, только в кабаке такой смелый? От кого спас мир – от пары кроликов? Или подстрелил бродячего пса и теперь быкуешь? Тогда базара нет, герой!
Трактир загудел - оскорбление было нешуточным. Здоровяк, обалдевший, было, от наезда, пришёл в себя и потянул из-за пояса кинжал.
- Эй-эй! – трактирщик заметил назревающую ссору и решил вмешаться. - Если собираетесь драться – валите на Спорный Ринг! Порядка, что ли не знаете? Вот кликну шерифа, насидитесь в холодной!
Обиженный открыл рот, чтобы ответить – и едва не полетел с ног от могучего тычка в спину.
- Ты на кого лапку задрал, щенок?
Посетители расступились, и Сергей увидал Тура. Сетунец был разозлён так, что казалось ещё чуть-чуть - и из ушей повалит дым.
- Ты хоть знаешь, недоносок, кто перед тобой? Это сам Бич и есть! Ну что, всё ещё рвёшься ножичком помахать?
По толпе прокатился недоумённый гул. На гостя смотрели с удивлением, а кое-кто и с опаской. Здесь многие были наслышаны об отчаянном егере, забиравшемся в самые гиблые места Леса.
Егерь поморщился. Реакция посетителей радовала его ничуть не больше выходки подвыпившего сопляка.
«…что же это такое на меня накатило? А вроде, почти не пил, подумаешь, две кружки. Да, стареешь, брат…»
- …сгною в нарядах! Сегодня же, после Посвящения – на кухню, дрова колоть, лично проверю!
- Ладно Тур, хрен с ним, я сам погорячился… – примирительно сказал Сергей, и не удержавшись, добавил с толикой яда в голосе:
- Так, значит, рассказывают обо мне? Ну-ну…
Физиономия ветерана от стыда пошла багровыми пятнами. Он опустил голову и злобно покосился на проштрафившегося парня.
«…вот теперь - сгноит, к бабке не ходи. Ну, извиняй, парень, сам дурак…»
Ромей

 
Сообщения: 74
Зарегистрирован: 09 окт 2014, 21:08
Карма: 25

Re: Московский Лес - 1 "День Ботаника"

Сообщение Ромей » 26 фев 2020, 15:27

V
- Проводник будет ждать возле Восточного фонтана. – Яков Израилевич Шапиро ткнул карандашом в висящую на стене схему. - Он и проводит вас до места. Задание несложное: обыскать квартиру, забрать документы. Они в кабинете, в письменном столе, скорее всего - в левом верхнем ящике. Или, может быть, в кейсе. Квартира принадлежала учёному, работавшему в ядерном исследовательском центре.
- В «Курчатнике»?
- Именно. За день до Зелёного Прилива он унёс домой с работы лабораторный журнал и тетрадь с рабочими заметками.
- Разве это не запрещено?
Вопрос был заведомо бессмысленным. Членкору РАН, ведущему физику страны подобные запреты не писаны.
- Разумеется, запрещено. Но Виктор Павлович часто работал дома. Говорил: ночью лучше всего думается.
- Он сам рассказал о бумагах?
- Увы, профессор Новогородцев погиб, пытаясь выбраться из города. Тело не нашли.
Егор озадаченно нахмурился.
- Но тогда, каким образом…
- Один из сотрудников видел, как он собирался домой и клал лабораторный журнал в портфель.
- А другие подробности – кабинет, ящик стола? Сотрудник этого знать не мог.
Во взгляде завлаба мелькнуло раздражение.
- А вы дотошны, юноша. Полезное качество для исследователя. Честно говоря, я не в курсе. Быть может, рассказал кто-нибудь из близких? Вроде, у Новогородцева была дочь...
- Тогда конечно. Позвольте ещё вопрос?
Завлаб кивнул.
- Какое отношение это имеет к микологии?
Раздражение в глазах Якова Израилевича сменилось недоумением, потом досадой.
- Э-э-э… видите ли… собственно, никакого. Нас попросили отыскать эти бумаги, поскольку мы много работаем в поле и обладаем соответствующим опытом.
«…попросили нас? Ох, темните вы, Яков Израилевич! Помнится, Лина давеча говорила, что задания учёных обычно выполняют золотолесцы. А ещё – что завлаб экспериментальной микологии, кандидат наук Шапиро избегает к ним обращаться…»
- Но у меня-то, откуда опыт? Один только раз был за пределами ГЗ, всего на пару сотен метров отошёл…
- Так ведь я вас не одного посылаю! – завлаб явно обрадовался смене темы. - Гоша отведёт куда надо, и поможет, если что. Вам надо только опознать нужные бумаги. Вы ведь физик по специальности?
- Да, физика элементарных частиц.
- Тогда вам и карты в руки! Заодно и опыта наберётесь. Не дальний свет, конечно, но пошагать придётся изрядно. Давайте я вам на схеме покажу...
- Яков Израилевич, можно?
В дверях стоял студент – среднего роста, в джинсах, клетчатой рубашке. Бросалась в глаза круглая, веснушчатая физиономия и уши, оттопыренные, словно лопухи. На ушах висели дужки очков в тонкой прямоугольной оправе.
- Что вам… простите, не припомню?
- Лёша… Алексей Конкин, сто третья группа. Михаил Игнатьевич велел зайти насчёт завтрашней лабораторки.
- Да, конечно. Подождите, я скоро освобожусь. Вон стул, присядьте.
Студент кивнул и пристроился возле шкафа с лабораторной посудой. При этом он косился на Егора – то ли с любопытством, то ли с опаской.
«…почему бы и нет? Если верить Лине, я теперь знаменитость…»
- Да, так о чём я, Жалнин? Ах, да, карта… смотрите – вам вот сюда. Дома частично разрушены, но хоть какие-то ориентиры.
Карандаш в руках завлаба упёрся в красную отметку.
- Строителей шесть, корпус два… а дом цел?
- Вот вы и выясните. Да, и ракетницу возьмите, мало ли что?
- С вашего позволения, я бы лучше карабин.
- Незачем. Пропуск я приготовил - чтобы не позже, чем через час были снаружи! Гоша ждать не будет.
- Гоша? Это кто? Фомич… простите, Фёдор Матвеевич о нём упоминал, но без подробностей.
Завлаб усмехнулся.
- Гоша – лешак. Своеобразный тип, увидите. И зайдите на склад, подберите инструменты – топор там, монтировку, кувалду…
- Это ещё зачем?
- А как вы собираетесь проникнуть в квартиру?

Волны Зелёного Прилива совсем немного не докатились до монументального, украшенного колоннадой и статуями, парадного входа. Асфальт перед ступенями кое-где взломали тощие деревца, и даже восьмигранные бетонные вазоны для цветов стояли на своих местах, по периметру площадки. Сквер вокруг памятника Ломоносову сохранил почти первозданный вид – разве что, поднялись ещё выше голубые ели, буйно разрослись кусты сирени, да трава на газонах вымахала в человеческий рост. Дорожки, выложенные брусчаткой, остались нетронутыми, будто и на них распространялся странный запрет, хранивший иные участки Леса, освоенные его двуногими обитателями. Многочисленные скамейки заброшены, краска облупилась – студенты давно уже не устраиваются в сквере в перерывах между парами.
Гоша дожидался Егора, сидя на бордюре заросшего диким виноградом фонтана. Увидев его, молодой человек понял, почему Шапиро назвал проводника лешаком – другое слово к нему попросту не подходило. Гоша напоминал Врубелевского Пана, только с дубовой корой вместо кожи и пальцами-корешками. На голове - не окаймлённая седыми кудрями лысина, а космы то ли мха, то ли водорослей. Длинный, слегка загнутый вверх нос походил на отпиленный сучок.
Всё это не производило отталкивающего впечатления, как запущенная кожная болезнь. Облик Гоши гармонично вписывался в окружающее: казалось, ожил обыкновенный пенёк – ожил, натянул на себя лохмотья и отправился прогуляться по дорожкам сквера.
- Как тебя звать-то, студент?
Голос был под стать облику – скрипучий, потрескивающий.
- Егор. Только я не студент, а лаборант.
- Так мы с тобой, выходит, тёзки? Помнишь - «он же Гога, он же Го̀ра…»
- Нет, а это откуда?
- Был такой фильм - давно ещё, в советские времена. Неужто, ни разу не видел?
Егор виновато улыбнулся и развёл руками.
- Эх, молодёжь, святые вещи забыли! Помнится, я его в первый раз смотрел ещё студентом, в кинотеатре «Прогресс» - здесь, недалеко.
Это дурдом, отрешённо подумал Егор. Параллельная реальность. Перед ним сидит натуральный лешак из русских сказок и ностальгирует по кинофильмам давно рухнувшей Империи. А дальше что - баба-Яга прилетит на ступе? Да запросто, кота-баюна он уже встречал.
- Сколько же вам лет?
- А пёс его знает! – проскрипел Гоша, как показалось Егору, с досадой. – Я уж и со счёта сбился. Помню только, что филфак закончил лет за десять до развала Союза.
«…лешак-филолог? Точно, клиника…»
- За десять? То есть во время Зелёного Прилива вам было лет семьдесят?
Гоша поморщился – насколько может поморщиться пенёк, покрытый растрескавшейся корой.
- Да, где-то около того.
- А сейчас, значит, не меньше ста?
Гоша поскрёб в замшелых кудрях корявой пятернёй.
- Пожалуй, что и так. Лес – он, знаешь ли, жизнь продлевает, тем, кто живёт в нём по правилам.
- По правилам? По каким?
«…вот и Шапиро упоминал о правилах…»
Гоша встал, скрипнув суставами. Звук был такой, словно открыли с натугой рассохшуюся, приросшую к косяку дощатую дверь. Егор едва не присвистнул от удивления – росту в лешаке было больше двух метров.
- Экий ты шустрый, паря… Время придёт – сам всё узнаешь, а сейчас пошли, пора.

VI
Купол, накрывавший Арену, был сделан из прочной металлической сетки. В нескольких местах она была пробита и залатана – где наскоро, проволокой, а где и капитально, железными листами. По бокам, на защищённых решёткой помостах стояли тяжёлые станковые арбалеты, заряженные метровыми болтами с зазубренными наконечниками. От купола к металлическому ангару вёл забранный стальной решёткой коридор.
- Объявляется первая схватка финального раунда Посвящения! Алексей Пархоменко, соискатель - против ракопаука! Напоминаю, вес взрослой особи…
Объяснения потонули в шквале криков, свиста, улюлюканья. Служители налегли на рукояти ворота, решётка, отделяющая коридор от арены, со скрежетом поползла вверх. Из ангара послышалась возня, матюги, и на арену выскочила уродливая тварь, казалось, состоящая из одних ног, жвал и шипов. Замерла, угрожающе вскинув мощные, сложенные как у богомола, клешни. Они заканчивались остриями, способными пришпилить жертву к земле, и вибрировали, словно кастаньеты, сотрясая воздух россыпями сухих костяных щелчков. Ракопаук, гордый воин, бросал вызов гуманоидному ничтожеству, замершему у противоположного края арены.
Зрители восторженно взревели. Сергей внимательно оглядел трибуны. Среди сетуньцев и окрестных фермеров, собравшихся поглазеть на интересное зрелище, мелькнули знакомые плащи.
«…золотолесцы? И не один – четверо! Судя по платью, не из рядовых. Ну-ка, ну-ка…»
Он сощурился, пытаясь разглядеть узор на браслетах.
«…вот так сюрприз! И что же вам здесь понадобилось, таким важным? Не на этот же балаган явились полюбоваться?..»
Ракопаук продолжал заливаться трескучими трелями.
- Хорош, а? – сетунец пихнул егеря локтём. – В холке почти два метра!
Создание походило на помесь арахнида и невиданного ракообразного. Восемь суставчатых ног, треугольная головогрудь с широким затылочным гребнем, ощетинившимся длинными шипами. Пасть - отверстие, окружённое шевелящимися хелитцерами. Выше россыпь белёсых пузырей размером с апельсин – глаза. Спина защищена хитиновым панцырем, и Сергей по собственному опыту знал, что его сегменты способны удержать заряд картечи из двустволки.
- Где вы его раздобыли?
- У них гнездо в развалинах ТЭЦ, выше, по Бережковской набережной. – вполголоса ответил сетунец. - Но там таких здоровых нет, только мелочь, размером с собаку. Они всё время друг друга жрут и не успевают вымахать.
- А этот?
- Мы ещё в январе отловили полдюжины особей и держали в ангаре – чтобы подросли к Посвящению. Выжили, правда, только три, но больше и не понадобилось.
- Так мало соискателей?
- Было десять. Посвящение проходит в три раунда: сначала схватка с щитомордником, потом с чернолесской выдрой. Кто уцелеет – будет иметь дело с ракопауком. В этом году до финала добрались двое.
- А остальные?
- Один труп, пятеро раненых. Двое отказались.
- По-взрослому у вас…
- Приходится. Понизишь планку – сразу пойдут потери. Нет уж, пусть опыта набираются!
- …соискатели могут выбирать оружие. Как видите, Андрей Пархоменко кроме рунки, взял ловчую сеть и клевец. Стоит отметить, что…
- Хреновый выбор. – прокомментировал Тур. – Сеть хороша против шипомордника, может ещё баюна. А у ракопауков кромки клешней как бритвы, прорежут на раз.
Парень двинулся вдоль края арены, обходя гадину по дуге. Сергей увидел его лицо – мертвенно бледное, испещрённое вздувшимися сине-багровыми сосудами. И глаза, выпученные налитые кровью.
- Клык на холодец – парень накачан вашей отравой. А иначе что, никак?
- Эликсиры улучшают реакцию, мышцы резче работают и чувства обостряются. Этот, судя по всему, крепко на них подсел. Если провалится – всё, конец, тем, кто не охотится, эликсиры не положены.
- И что с ним будет? Склеит ласты?
- Нет, есть способы… но, поверь, Бич, бывают вещи и похуже смерти.
- Верю. И что, у вас все на них сидят?
- Типун тебе на язык! – Тур сплюнул через плечо. – Половина, не больше.
- А сам?
- Лес миловал.
Ракопауку надоело бессмысленное кружение. Он звонко щелкнул и двинулся на противника.
- Сейчас прыгнет... - прошептал сетунец. – Они всегда так.
Договорить он не успел – тварь распрямила, как пружины, заднюю пару конечностей и взвилась в воздух. Соискатель этого ждал – перекатом ушёл в сторону и сразу же вскочил на ноги, раскручивая над головой сеть.
Ракопаук развернулся и снова бросился в атаку. На этот раз он не стал прыгать, а резко, с места ускорился, бивни-клешни взлетели для сокрушительного удара.
Сетунец не стал бросать сеть. Уходя с линии атаки, он хлестнул ею, целя по второй паре конечностей. Тварь словно ждала этого - неуловимым движением она сложилась, как перочинный ножик, и сеть запуталась в шипах гребня. Рывок, и парень, чтобы не полететь с ног, выпустил сеть и отскочил, выставив копьё-рунку перед собой.
Ракопаук зацепил докучливую сеть кончиком клешни. Треск, обрывки полетели во все стороны.
«…один-ноль в пользу членистоногой скотины...»
- Ну, всё. - обречённо прошептал Тур. – Сейчас прижмёт к решётке и...
Но боец не собирался сдаваться. Он нырнул под занесённые клешни и ударил, целя в сочленения сегментов.
Тварь издала оглушительную трель и повалилась на спину, скребя гребнем песок арены. Клешни бестолково мельтешили, пытаясь захватить древко рунки, застрявшей в панцыре.
«…один-один?..»
Болельщики неистовствовали:
- Красава!
- Добивай его!
- О-лэ – олэ-олэ-олэ!
- Молодец, Лёха!
- Мо-чи! Мо-чи! Мо-чи!
- О-лэ – олэ-олэ-олэ!
- Вали гада нах!
Но боец не спешил. Он вытащил из-за пояса клевец – топорик с длинным, слегка изогнутым шипом вместо лезвия (Сергей заметил, что движения его стали неловкими, как бы неуверенными) и шагнул к бьющейся в судорогах гадине. Внезапно ноги подкосились, парень осел, повалился лицом вниз. Из-под живота по песку медленно расползлось тёмное пятно.
Ракопаук наконец перевернулся, повёл буркалами и бочком-бочком посеменил к лежащему врагу.
«…и-и-и - чистая победа! Увы, неправильной стороны…»
Ш-ш-ших-хрясь!
Тяжёлый болт проломил хитин и глубоко, по середину древка, вошёл в плоть. От удара ракопаук осел на задние ноги, широко, словно в недоумении, раскинув клешни.
Ш-ш-ших-хрясь!
Второй болт ударил чуть выше первого. Тварь издала затухающую трель, суставчатые ноги-ходули подогнулись и жвала уткнулись в песок. Решётка, перегораживающая коридор, поднялась, и на арену высыпали служители в кирасах. Двое подхватили тело неудачника, остальные, вооружённые пиками, окружили поверженного ракопаука и принялись деловито его добивать, целя в стыки хитиновых пластин и белёсые шары глаз.
Ромей

 
Сообщения: 74
Зарегистрирован: 09 окт 2014, 21:08
Карма: 25

Re: Московский Лес - 1 "День Ботаника"

Сообщение Ромей » 26 фев 2020, 15:28

VII
Чащоба, в которую превратился Ломоносовский проспект, поражала воображение. Джунгли здесь соседствовали с подмосковным осинником, субтропические бамбуковые рощи - с плейстоценовыми секвойями и таксодиями. «Малая Чересполосица» - бурчал Гоша – нигде в Лесу больше нет такого салата». На вопрос Егора – «а где Большая Чересполосица?» - он неопределённо хмыкнул.
В отличие от флоры, фауна здесь не баловала особым разнообразием. В Малой Чересполосице преобладали обычные для средней полосы России виды - Егор видел белок, взлетающих по шипастому стволу тропической сайбы, кабаний выводок, весело хрумкающий дикорастущими ананасами. А однажды им попалось странное создание, чем-то напоминающее крота-переростка с длинным, сплющенным, загнутым кверху рылом и толстыми лапами, вооружёнными внушительными когтями. Зверюга неторопливо жевала полуметровую сколопендру. Увидев людей, она и не подумала прерывать трапезу, только приподняла плоскую башку и проводила чужаков немигающим взглядом чёрных глазок-бусинок. Лешак назвал существо «барсукро̀том» и пояснил, что правильно оно именуется «кротоподобный некролест», происходит из ранне-миоценовой эпохи и является ровесником кота-баюна. Чем изрядно удивил Егора - тот никак не ожидал от лешака столь глубоких познаний в палеонтологии.
К метро «Университет» они вышли неожиданно. Гоша раздвинул очередную завесу лиан, и упёрся прямо в облупленную колонну. Из окон буйно лезла наружу ползучая растительность, а возле входа громоздились россыпи белёсых, в бурых пупырях, шаров.
- Жгучие дождевики – Гоша показал на ближайшую гроздь. –Держись от них подальше. Заденешь – лопается и ф-ф-фух, облако спор на пять шагов! Если вдохнуть - лёгкие выжжет и глаза, никакие снадобья не помогут. А грибница отрастит ложноножку, дотянется до трупа и будет сосать соки.
- Экая мерзость! - Егор попятился.
- Ещё какая! – жизнерадостно подтвердил «тёзка». - Хочешь посмотреть?
- На что?
- Как они лопаются. Красиво же!
Предложение застало Егора врасплох.
- Но ведь… а споры?
- Отойдём за колонны, не достанет.
- А как сделать, чтобы они… э-э-э… полопались?
- Шмальни из ракетницы, и всего делов! Если Шапиро спросит за потраченный боеприпас - скажешь, почудилось что-то, ты и выстрелил.
Комок красного огня со свистом влетел в гроздь дождевиков. Раздалась череда громких хлопков, и место действия затянуло густым облаком. Гоша не соврал – зрелище вышло красивое. Споры дождевика поблёскивали, подобно туче крошечных конфетти из золотой фольги. Клубящаяся масса расползалась, приближалась к колоннам, за которыми укрылись Егор со спутником.
- Валим отсюда!
Суковатая пятерня сцапала Егора за рюкзак. Гоша бесцеремонно волок повисшего в лямках попутчика, и тому оставалось скрести каблуками по земле да перебирать без толку ногами.
И вдруг всё кончилось. Проводник огляделся и прислонил напарника к стволу дерева, услужливо подсунув под седалище рюкзак.
- Оу-уй! – Егора подбросило вверх. - Что ж ты творишь, а? Там же топор с кувалдой, а ты их живому человеку под задницу! Под свою, деревянную, подложи, Буратина хренов!
- Ох ты… - Лешак виновато развёл руками. - Ну, извини, паря. И за дождевики прости, это я зря.
Гримаса на лешачиной физиономии, была до того комична, что гнев Егора немедленно растворился.
- Да ладно, чего там… тем более – действительно красиво! Вот, значит, какая ты, экспериментальная микология!
- Она, родимая! - подтвердил Гоша. – Ты как, идти-то сможешь?
На бегу он не выбирал дороги - ломился через подлесок, как кабан сквозь тростники, и пару раз чувствительно приложил напарника о стволы деревьев.
- Справлюсь.
– Дальше легче будет. Здесь есть тропинка, ведёт примерно, куда нам нужно и зарастает не шибко.
Егор вдел руки в лямки и охнул – ушибленное плечо отозвалось болью.
- Давай понесу… - засуетился лешак. Он отобрал у напарника рюкзак со связкой инструментов, закинул на плечо. – Потопали помаленьку?
- Да, сейчас… - Егор обернулся. Сквозь прореху в кустарнике, виднелся павильон станции, затянутый золотистым туманом. – А что там, внизу?
- В метро-то?
- Ага.
- Ничего хорошего. Почти все тоннели затоплены, а которые не затоплены – заросли разной мерзостью. Когда деревья из-под земли попёрли и по всему городу отрубилась связь, кто-то подал сигнал «Атом». По нему в метро должны были запирать гермоворота – на случай ядерной войны, понимаешь? Ну, их и заперли, отрезав всех, кто находился внизу.
- А почему потом не открыли? Наверняка ведь поняли, что никакой войны нет?
- Открыли, да не везде - где корни деревьев помешали, а где станции затопило, и открывать стало некому. На «Университете», ворота так и стоят закрытые, и никто не знает, что внизу. Да и кому надо туда лезть? Разве что, подземникам, а те – бр-р-р….
- Подземники?
- Потомки тех, кто выжил в метро. Только они уже не совсем люди.
«…кто бы говорил…»
Видимо, Гоша угадал эту мысль. Он наклонил голову, пряча глаза, помолчал, потом заговорил – глухо, без прежнего жизнерадостного скрипа.
- Возьми, скажем, меня и прочих обитателей Леса. Есть разница?
Егор кивнул.
- Они среди людей живут, пищу едят человеческую, овощи, на грядках выращенные, воду кипятят, готовят на огне.
- А вы что, сырым питаетесь?
- Я-то? Да, ваша пища мне не подходит.
Гоша протяжно скрипнул – как показалось Егору, печально.
- Не жалеете, что так изменились?
- Так ведь все меняются! Кто сильнее, кто слабее, но - все. Ты тоже изменишься, когда Лес в себя впустишь, только сам не заметишь. Сначала глаза зеленеют, особенно у женщин. Это ещё можно поправить – поживи месяцок-другой за МКАД, они сделаются прежними. Но когда кожа пойдёт зелёным оттенком, это уже сигнал: ещё чуть-чуть, и хода назад не будет. А позеленеет совсем, как у аватарок – тогда всё.
«…что - всё? И опять это слово - аватарки…»
- А причём здесь подземники? Мы же о них говорили?
- Как - причём? – удивился лешак. – Лес, он ведь не только вверх растёт, под землю тоже. Только там вместо травы с деревьями – корни, грибы осклизлые, плесень да водоросли. Подземники этим всем и живут, без солнца, без свежего воздуха. Жрут грибы, крыс, слизняков, и сами стали, как крысы и слизняки. Даже, говорят, перепонки между пальцами отрастили – тоннели-то почти все затоплены. Я сам их не видал, а вот Бич…
- Бич? Что-то я про него слышал…
- Лучший егерь на весь Лес! – наставительно проскрипел Гоша. – Он с вашим Шапиро приятельствует, частенько заглядывает в Универ. Если встретишь - расспроси, столько всего порасскажет! Если захочет, конечно. Бич, он не из болтливых.
«..не то что ты, колода трухлявая…»
- Если увижу – обязательно спрошу. Пошли, что ли?
Егор продирался сквозь подлесок, стараясь не отставать от проводника, и гадал: с чего это Гоша решил с ним пооткровенничать? Хотя, что он такого рассказал, кроме того, что можно услышать в коридорах Универа или на кухне, в общаге? Студенты, правда, наплели бы ещё сорок бочек арестантов – они в этом плане публика ненадёжная...
А Гоша чем лучше? Столетний замшелый пенёк с мелко-хулиганскими наклонностями! Тоже мне, источник информации…
«…а что, есть из кого выбирать?..»

VIII
- Вот такая у нас теперь жизнь, Бич. Не знаем, чего и ждать...
Они стояли у парапета набережной. Ниже по течению вода пенилась среди изломанных бетонных глыб – автомобильный мост, в отличие от старого, железнодорожного, не устоял перед натиском разбушевавшейся растительности. Корни подрыли опоры, обрушив полотно Третьего Кольца в воду.
- …на Тинге чуть до драки не дошло. Когда Седрик объявил, что даёт золотолесцам бойцов для экспедиции - наши взбеленились. Стали орать: «Седрик нас под Золотые Леса укладывает! И так уже творят в Стане, что хотят!»
«Тингом» называлось собрание, на котором сетуньцы решали все сколько-нибудь важные дела. Седрик бессменно возглавлял Тинг с момента его создания. Слухи о его разногласиях с ветеранами Стана, ходили давно - один из таких «оппозиционеров» как раз излагал Сергею эту историю.
- Что за экспедиция?
- На Запад, к Щукинской Чересполосице. О подробностях он не распространялся, говорит – слово дал молчать.
- Ну, раз слово – тогда базара нет.
- Не нравится мне это, Бич. Заперся с золотолесцами, всю ночь проговорили. Наутро вышел, бледный, как смерть, руки трясутся - и велел собирать Тинг.
- Золотолесцы – это те, что были сегодня на Арене? Козырные ребята, как я погляжу, из самой их верхушки.
- Разглядел?
Сергей кивнул.
- Зачастили к нам, торчат неделями напролёт. Седрика словно подменили: рассорился с ветеранами, собирает вокруг себя молодёжь, не прошедшую Посвящения и отправляет в охотничьи экспедиции. А те и рады: орут, что никакого Посвящения вообще не надо, а нужно наоборот, менять старые порядки.
«…а ведь верно! Вот и у щенка из «Мистера Панина» не было знака Посвящения…»
- И многие недовольны Седриком?
- Из ветеранов – больше половины. Молодёжь почти вся на его стороне.
- А Тур?
- Тур… - хмыкнул сетунец. – Тур человек занятой, на нём хозяйство. Он в политику не лезет… пока.
- Эй, Бич, скоро вы там?
Сергей перегнулся через парапет.
- Тебе пожрать-то дали, мореход?
Пирога Коли-Эчемина покачивалась у наплавного причала. Там же, на перевёрнутой железной бочке стояли котелок с остатками мясного рагу и оплетённая соломой бутыль.
- А то как же! И с собой завернули, теперь с голоду не помрём.
Каякер продемонстрировал свёрток, укутанный зелёными листьями.
- Чутка погоди, нам тут ещё надо перетереть. Ты пока собирайся, что ли…
- Нищему собраться – только подпоясаться! – весело крикнул Коля. – Всё готово Бич, тебя ждём…
- Десять минут, клык на холодец. Извини, Рудобой, отвлёкся…
Сетунец зло сплюнул в воду.
- Сдаётся мне, Бич, золотолесцы против тебя что-то имеют. Когда увидели - только что не зашипели. Пацанчика своего послали, проследить, куда ты пойдёшь. Ну, мои парни его тормознули: нечего шляться без сопровождающего по режимному объекту!
- Может и имеют. А может и чуют, что у меня к ним вопросы.
Рудобой сощурился.
- Вопросы? Какие - не секрет?
- Секрет. Но тебе, так и быть, скажу. Понимаешь, ни в одном уголке мира нет такой свободы, как у нас, в Лесу. Свободы от властей, Сети, криминала, а главное – от нищеты и голода. Любой, кто не сидит на попе ровно и не жуёт сопли, имеет крышу над головой, одёжку и кусок хлеба с маслом. А ещё - надёжный ствол, чтобы никакая падла не тронула ни его самого, ни его семью. Не желаешь жить в общине – бога ради, отделяйся, селись на отшибе, никто не держит. Захочешь вернуться – обратно, без проблем. А золотолесцы тащат сюда всякую погань из-за МКАД: политику, интриги, высшие, мать их, интересы… дай им волю – они и налоги введут! Нам оно надо? Вот вам, свободным воинам – надо?
Рудобой поморщился.
- Ну, заладил – «свобода, свобода»… Порядок должен быть!
- Золотолесцы его тебе вмиг обеспечат, только заикнись. А заодно – и остальные радости, вроде демократии, конституции, прав человека и прочей мутотени. Они уже вовсю стараются - подминают хуторки вроде Малиновки, к Кузнецу подкатывались, челноков потихоньку прессуют, с замкадниками дела крутят, только держись!
- Думаешь, хотят подчинить весь Лес?
- Весь – пупок развяжется. А вот правобережье Москвы-реки, скажем, от Филей до Крымского Моста – это в лёгкую. Недаром они изо всех сил стараются, чтобы мы друг с другом перегрызлись. «Разделяй и властвуй», слыхал?
- Брось, Бич. Сам же говорил: всегда можно сняться и уйти, и путь себе властвуют на пустом месте!
- Не все такие бродяги как мы с тобой. Люди обжились, устроились. Им нравится их жизнь, понимаешь? И чтобы она такой и оставалось, они могут прогнуться. Сначала чуть-чуть, потом ещё и ещё – и не заметят, как останутся должны, как земля колхозу. А им будут впаривать, что только так и надо жить, и вообще всё это - мечта их босоногого детства.
Рудобой медленно покачал головой. Лоб его прорезали жёсткие складки.
- Да, брат, люди не меняются. Сколько нас в Лесу – тысяч пятьдесят-шестьдесят?
- Около семидесяти. Умники из Универа что-то там считают, только цена их подсчётам – овечье дерьмо. Нету такого способа, чтобы узнать, сколько на самом деле народу живёт в Лесу, не придумали ещё! И не надо: а то подсчитают, и начнётся - паспорта, гражданский долг, регистрация по месту жительства, а закончится подоходным налогом и всеобщей воинской повинностью. Нет уж, спасибо, кушайте сами, а мы как-нибудь обойдёмся. Леса хватит на всех!
Сетунец помрачнел ещё больше.
- Может, ты и прав. Но я о другом: будь нас не семьдесят тысяч, а тысяча, или сто человек - мы бы и тогда играли в политику?
Двое мужчин помолчали, глядя на воду.
- Знаешь, Рудобой, я тебе скажу по-простому. Снадобья, здоровье, продление жизни – это всё круто, конечно. Но главное, Лес нас переиначивает, понимаешь? Нет, даже не так – даёт каждому шанс самому другим сделаться. Умнее, добрее, лучше, что ли… А то, что творят Золотые Леса может спустить этот шанс в сортир – китайцы свой шанс спустили, когда вдарили по Шанхаю термоядерными ракетами. Не так быстро, конечно, но всё равно, наверняка.
Ромей

 
Сообщения: 74
Зарегистрирован: 09 окт 2014, 21:08
Карма: 25

Re: Московский Лес - 1 "День Ботаника"

Сообщение Ромей » 27 фев 2020, 16:52

IX
Чётная сторона улицы Строителей была застроена многоэтажными домами, теперь, по большей части, полу-обвалившимися. Дом номер шесть выделялся среди них относительной сохранностью: ни обрушенных подъездов, ни великанских клёнов и тополей, проросших сквозь этажи, лишь пологи ползучей растительности, свисающие с лепнины на фасаде в стиле «сталинский ампир».
Повезло.
От - А я жил тут, неподалёку. – сказал Гоша, ворочая по сторонам замшелой башкой. - Давно, ещё до того, как стал бомжом. Когда всё началось - хотел вернуться, но дома камня на камне не осталось.
Егор, в который уже раз, обратил внимание, что лешак избегает термина «Зелёный Прилив». И морщится, когда слышит его от собеседника.
Нужный подъезд нашёлся рядом с огромной липой, в развилке которой, на уровне третьего этажа, повис съеденный ржавчиной остов «Газели». Они протиснулись по лестничной клетке, держась подальше от гроздей жгучих дождевиков. Егор, увидев белёсые пузыри, расстегнул на всякий случай противогазную сумку – потом ведь можно и не успеть…
Профессор Новогородцев занимал квартиру на седьмом этаже. Сейфовая дверь отразила все усилия Егора, пришлось последовать совету из детской песенки – пойти в обход. И снова повезло: соседи профессора не успели, а может и не захотели запереть дверь квартиры, а лишь защёлкнули на английский замок. Пара минут возни, и Егор с кувалдой стоит перед межквартирной, в один кирпич толщиной, стенкой и примеривается, куда нанести первый удар.
Профессорский стол – старинный, просторный, как палуба авианосца - нашёлся сразу. Левый верхний ящик, запертый на ключ, не поддался попытке подцепить его монтировкой. Пришлось вколотить в щель штык-нож и всем весом налечь на рукоять. Звон, клинок лопнул у перекладины, и Егор едва успел подставить локоть, чтобы не расквасить нос о столешницу. Пока он проклинал изделие советского Оборонпрома, кувалдой завладел Гоша и несколькими ударами превратил шедевр мебельного искусства в груду дров.
Журнал с надписью «Лабораторные наблюдения» на обложке, лежал, как и говорил Шапиро, в ящике. Егор пробежал глазами пару страниц: колонки цифр, значки, неудобоваримые пометки - похоже, то, что надо! На всякий случай, добавил к трофею несколько записных книжек и растрёпанный еженедельник.
Закончив с обыском (кроме бумаг, в баре, встроенном в тумбу стола отыскались две бутылки коньяка - тёмные, покрытые толстым слоем пыли), напарники выбрались на лестничную клетку и пошли по ступенькам вниз. Егор, насвистывая легкомысленный мотивчик, перешагивал через гроздья пожарной лозы и отстранял монтировкой пряди проволочного вьюна, когда на площадке первого этажа из темноты, в поясницу ему ударило копьё.
Выручила фляга, висевшая на поясе: острие скользнуло по металлу и ушло в сторону, выдрав клок ткани из штанов. Егор отшатнулся и вскинул монтировку. Нападавший, чёрный силуэт на фоне светлых пузырей дождевиков, испуганно попятился. «Берегись!» - скрипуче каркнул идущий следом Гоша, но было уже поздно: россыпь негромких хлопков и лестничную клетку заволокло золотистым туманом.
Спасла армейская выучка. Егор зажмурился, отшвырнул монтировку, левой рукой зажал нос и рот, а правой зашарил в расстёгнутой – слава богу! - противогазной сумке. Привычным движением натянул воняющую резиной маску, ощупал ремешки на затылке, и только тогда осмелился открыть глаза.
Нападавший катался по полу визжа от нестерпимой боли. Впавший в ступор Гоша корявым пугалом торчал посреди лестничного пролёта. Егор ухватил несостоявшегося убийцу под мышки и потащил вниз по ступеням, не обращая внимания на хлопки дождевиков, лопающиеся при каждом шаге. Пришедший в себя лешак топал следом, и облако смертоносных спор затягивало его, словно дымовая завеса.

Гоша разрешил Егору снять противогаз, только когда они завернули за угол. Отыскал гроздь пожарной лозы, заставил стащить верхнюю одежду и тщательно промыть лицо и руки. А сам отошёл в сторону и принялся вытряхивать энцефалитный костюм. На недоумённый вопрос «как же так, оно ведь жгучее?..» - буркнул «ничо, мы привычные…» и продолжал, пока из складок не перестала лететь золотистая пыль.
Нападавшему водные процедуры не требовались. Он лежал спине – почерневшие губы в клочьях кровавой пены, глазницы полны гнойно-жёлтой с золотыми точками слизи, пальцы, сведены судорогой предсмертной агонии.
Лешак наклонился, пошарил в нагрудных карманах мертвеца.
- Гляди-ка!
Студенческий билет. Биофак, группа 103. Конкин Алексей Геннадьевич, первокурсник. На фотографии Егор узнал знакомую лопоухую физиономию – это был тот самый студент, что зашёл в лабораторию, когда Шапиро объяснял ему сегодняшнее задание.
«…совпадение?..
…щазз!..»
- А это что?
Деревянный кругляш сантиметров семи в поперечнике. Приятный древесный запах – можжевельник? На одной стороне выжжен знак в виде дуба, корни и крона которого сплелись между собой, словно щупальца схватившихся врукопашную осьминогов.
- Древо Игдрасиль, символ Сетуньского Стана – проскрипел проводник. – Но это точно не сетунец - хлипковат, без татуировок, да и одёжка не та.
На погибшем были джинсы, ковбойка и куртка-стройотрядовка с нашивкой «МГУ». Обычный гардероб студента.
- Эти сетуньцы – кто они? Второй раз о них слышу.
- Есть такие. Поселились лет десять назад возле Лужнецкого моста и с тех пор шастают по лесу, бьют разных зверушек.
- Охотники, что ли?
- Не… - Гоша замотал головой так энергично, что во все стороны полетели клочья мха. – Охотники – те охотятся. А эти… ну их, говорить не хочу!
«…и этот туда же…»
Егор стащил со спины погибшего тощий рюкзак и вытряхнул на траву туристический топорик, стамеску и фомку, в точности как брошенная в подъезде.
Гоша взвесил топорик на широкой, словно разделочная доска, ладони.
- Похоже, собирался пошарить по квартирам, а на нас наткнулся случайно.
- Копьём пырнул тоже случайно? И вообще, откуда у студента копьё?
- На рынке купил, тоже мне, проблема!
- А нападать зачем?
- Может, с перепугу? Принял за бандитов, они, бывает, охотятся за барахольщиками.
- Вы сами-то в это верите?
Лешак медленно, со скрипом развёл руками.
- Да, что-то тут не складывается. Игдрасиль ведь не только сетуньцы используют, друиды тоже.
- В Лесу и друиды есть?
- В Лесу всё есть.
Егор выждал несколько секунд, но продолжения не последовало.
- Насчёт студента хорошо бы на кафедре расспросить. Или у сокурсников.
- Это успеется. - помотал головой Гоша. - А пока надо его самого...
- Самого? Что за бред, он же…
- Есть способ. Сообрази пока что-нибудь вроде носилок, а я сейчас.
Прежде чем Егор успел спросить, зачем нужны носилки, лешак скрылся в подъезде. И вышел через пять минут, заворачивая на ходу крышку стеклянной баночки с чем-то подозрительно золотистым. Егор ахнул.
- Споры дождевиков?
- Они самые. Я подумал – чего добру пропадать-то?
- «Добру»?! Зачем вам эта гадость?
Гоша ухмыльнулся.
- Эту «гадость» знахари с руками отрывают - ценный ингредиент, однако… Но я-то не на продажу беру.
- А зачем?
Лешак замялся, но всё же ответил:
- Помнишь, я говорил, что мне человеческая пища не годится?
Егор кивнул.
- Так и бухло тоже не всякое подходит. Вот ты прихватил профессорский коньяк – а я чем хуже? Душа, она, знаешь ли, требует… Вот, добавляю золотые споры в ягодную бражку – получается в самый раз!
«…замшелый пенёк, бывший бомж-пропойца, да ещё и самогонщик – на свой, лешачиный манер. Хорош проводник!..»
- Вот, зачем понадобилась хохма с ракетой! Хотели спор набрать?
Гоша скрипнул – как показалось Егору, смущённо.
- Ну, эта… а что такого? Кто ж знал, что дождевики все разом полопаются?
- Могли бы и сами. На вас, вижу, споры не действуют!
- Так веселее же! – оживился лешак. – И потом, надо же было, чтобы ты понял, что это за пакость!
- А что, словами сказать нельзя?
- Люди говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.- Гоша назидательно поднял коричневый, потрескавшийся палец. - Вот ты увидел, проникся, и потом с противогазом не сплоховал.
Несколько секунд Егор осмысливал сказанное.
«…и ведь не поспоришь: не расстегни он тогда противогазную сумку – вполне мог и не успеть…»
Проводник уже озирался по сторонам.
- А где носилки? Я же просил! Нам что, на закорках его тащить?
- Куда тащить-то?
- Тут, недалече.

X
Пирога неторопливо ползла против течения. Слева уплывала назад высотка гостиницы «Украина», наполовину скрытая гигантскими клёнами. На противоположном берегу могильной плитой высилось здание Белого Дома, когда-то действительно белое, а сейчас покрытое сплошным, без единой прорехи, одеялом бурого лишайника. Местами оно собиралось могучими складками, словно жировая прослойка на боках толстяка. Сергей однажды попробовал определить толщину слоя, но щуп из заострённой арматурины на два с лишним метра ушёл вглубь губчатой массы, так и не достав до бетона.
- …досматривать меня не стали. Как увидели, что я один – замахали руками: «проплывай, мол!» А рожи кислые, будто лимон сжевали!
- Так пропустили же! – отозвался егерь. – А могли бы тормознуть, взять за жабры: – кого, мил человек, вёз, давно ли высадил и где собираешься подобрать?
- Но это же беспредел! – Коля-Эчемин никак не мог отойти от возмущения. Видимо, наболело. - У нас договор: золотолесцы не мешают плавать мимо Воробьёвых Гор. Какая их забота, кого я везу?
Негодование каякера было подводкой: он уже пытался расспрашивать егеря о его неладах с золотолесцами. Особого секрета в этом не было, однако слухи о том, что Колю попросили с Богатырских прудов за длинный язык появились не на пустом месте, и егерю не хотелось, чтобы его отношения с обитателями Метромоста стали предметом пересудов.
- Вот ты всё говоришь: «мы» да «мы»… Ты в натуре кто - Пау-Вау или нагатинский? Пора бы определяться.
- А зачем? – ухмыльнулся каякер. – Одно другому не мешает. У меня лодка, репутация. Взять, к примеру, тебя: если надо прошвырнуться по реке – кого ты зовёшь? Эчемина! А на Богатырском пруду я душой отдыхаю.
- Давно хотел спросить: у вас там не наших много? Тех, кто не из России?
- Половина, пожалуй, будет. - подумав, ответил Коля. О золотолесцах он уже забыл. – В основном, из Европы, но есть и коренные американцы – индейцы, в смысле.
- А эти-то с чего к нам ломанулись? Европейцы – это я понимаю, им ближе. Но чтобы природные индейцы? Валили бы к своим, в Сан-Паулу!
- К своим? - хмыкнул Коля. – Какие они им, нахрен, свои? В Сан-Паулу настоящие дикари, обитатели амазонской сельвы. Многие ещё из каменного века не выбрались, и теперь уже никогда не выберутся. Цивилизованные краснокожие из Штатов для них такие же чужаки, как и белые. И разговор с ними короткий: копьё в живот или стрелу с кураре в спину. Могут и сожрать, среди самых диких встречаются и каннибалы... Власти Бразилии недаром закрыли доступ не только в Сан-Паулу, но и на всю территорию штата. Мне знающий человек говорил: две трети племен Амазонии уже там, а которые остались - готовы сняться в любой момент.
- Как? Закрыли же!
- Поди, останови дикарей в джунглях, пупок развяжется! Дебри там такие, что сам чёрт ногу сломит.
- Это понятно. – кивнул Сергей. - Но как индейцы туда попадают? Сан-Паулу ведь на юге Бразилии, там нет тропических лесов, как в бассейне Амазонки.
- Находятся добрые люди. – хмыкнул Коля-Эчемин. - Благотворительные фонды, неправительственные организации, борцы за права коренных народов… Власти это не одобряют, но особо и не препятствуют - баба с возу кобыле легче. Племена выходят к границе цивилизованных районов, там их встречают волонтёры и перебрасывают на юг - кого самолётами, кого автобусами или в автофургонах. Их ведь немного, редко-редко группа в полсотни душ. Довезут до границы Леса, а дальше они сами. И ни одного не задержала Лесная Аллергия - похоже, она на дикарей вовсе не действует!
Это действительно было необычно. Насколько Сергей знал, Лесная Аллергия щадила в лучшем случае, одного из тысячи.
- И что самое странное: они все, одновременно узнали про Сан-Паулу! Даже самые дикие, которые не то, что радио – топора железного отродясь не видели. Узнали – и снялись с мест, где их предки с допотопных времён обитали!
Пирога миновала шеренгу величественных буков, высящихся на месте Краснопресненского парка. Дальше к берегу подступали руины выставочного Центра, сплошь заросшие шиповником и акациями, а за ними рвались к небу оплетённые древолианами небоскрёбы Москва-Сити. Годы и стихии пощадили большую часть остекления, и сейчас лучи вечернего солнца отбрасывали блики от граней медного кристалла «Меркурий-Тауэр». Выше, там, где заканчивались сталь и бетон, чудовищные плети сплетались в жгуты, не уступающие по толщине самим зданиям, и расходились зонтичными кронами на огромной высоте.
- Самая высокая точка Леса после Останкинской Древобашни.– Коля-Эчемин указал веслом на крону над башней Федерации. – Говорят, группа экстремалов из Универа планирует туда забраться.
- Не выйдет, клык на холодец! – убеждённо заявил Сергей. – Белки пробовали, обломились. В верхних ярусах такая гадость водится – куда там паукам-плевакам!
Он слегка покривил душой. Яська, отчаянная сорвиголова, как-то добралась до самой кроны спиралевидной Башни Эволюции - и даже ухитрилась вернуться живой и невредимой.
- А в Сан-Паулу небоскрёбов не осталось. – сообщил Коля, ритмично взмахивая веслом. - Только холмы из обломков бетона, сплошь заросшие, как в затерянных городах на Юкатане. Пока не начнёшь копаться – и не поймёшь, что там было раньше.
- А что, кто-то пробовал копаться? Ты же говорил - индейцы чужаков режут.
- Может, кто-то и пробовал. - пожал плечами каякер. - Лес Сан-Паулу побольше нашего будет, а людей – раз-два и обчёлся. Повезёт – пройдёшь из конца в конец и никого не встретишь.
- А если не повезёт?
- Тогда хуже. Несколько лет назад в Сан-Паулу сгинула экспедиция - два десятка учёных, охрана, проводники из Московского Леса. Я тогда ещё жил снаружи, помню, какой поднялся хай. С тех пор туда никого не посылают, не хотят рисковать.
Сергей кивнул. Он тоже не забыл об этой истории: тогда для бразильской экспедиции среди егерей искали тех, кто не слишком подвержен Зову Леса. Организаторы, сотрудники ЮНЕСКО, клялись обеспечить быструю переброску по воздуху, чтобы свести неудобства к минимуму, сулили самые редкие и дорогие препараты, способные смягчить действие Зова. Сергей тогда отказался, не желая афишировать свою невосприимчивость. А может, и послушал предчувствия, нашёптывавшего о беде.

Пешеходный мост, соединяющий Краснопресненскую набережную с набережной Шевченко, обрушился давным-давно. Стальные конструкции, заросшие водорослями и проволочным вьюном, перекрыли реку, и течение здесь было особенно бурным. Пришлось протискиваться под левым берегом, отталкиваясь вёслами от корней вязов и ив, разваливших по камешку парапеты набережных. По корням сновали крупные крабы с забавными, словно в нарукавниках из меха, клешнями.
- А знаешь, что они живут в Москве-реке ещё с доприливных времён?
- Да ладно? - Коля-Эчемин так удивился, что перестал грести. – Крабы – и в Москве-реке?
- Клык на холодец. И привезли в китайский ресторан. Оттуда несколько штук сбежали в канализацию - и в реку. Размножились, потом о мутантах слухи ходили…
- А что, они правда, мутанты? – насторожился каякер. – А то мы их едим…
- Нет, обыкновенные китайские мохноногие крабы.
- Вот и хорошо. Кстати, давай наловим – вечером, в Серебряном бору сварим, будет закуска к сетуньскому элю.
- Думаешь там заночевать?
- Придётся. К Тушинским шлюзам подойдём уже в сумерках. Возиться с подъёмом пироги в темноте – удовольствие маленькое. Лучше переночуем с удобствами, а с утра двинем. К тому же, у меня на Поляне дело, пассажир есть до Речвокзала. Ты ведь не против?
- Куда от тебя денешься…
- Тогда бери сачок, крабов ловить будем.
Ромей

 
Сообщения: 74
Зарегистрирован: 09 окт 2014, 21:08
Карма: 25

Re: Московский Лес - 1 "День Ботаника"

Сообщение Ромей » 27 фев 2020, 16:53

XI
Подвал пятиэтажки встретил их застарелым запахом запёкшейся крови, смешанным с дымом трав, тлеющих в железной жаровне. Дух был таким густым, что его, казалось, можно резать ножом. Голые бетонные стены, посредине длинный деревянный стол, весь в подозрительных тёмных пятнах, дощатые полки с кувшинами, коробочками, склянками. Единственное окошко под потолком наглухо заколочено, полумрак едва-едва разгоняет свет от углей в курильнице.
- Наина – она тётка со странностями. – наставлял спутника Гоша. – Ежели что не понравится – слова не скажет, проси - не проси. То есть слова-то она и так не скажет, сколько уж лет молчит, но и помогать не станет. Так что ты тоже молчи и ничего не трогай - стой столбом и лучше вообще не шевелись. Как что скажу – исполняй сразу! И учти, она, хоть и слепая, а всё видит.
- Имя какое-то странное… - буркнул Егор. Происходящее нравилось ему всё меньше и меньше. Сначала пришлось пересекать намертво закупоренный кустарниками и завалами проржавевших машин Ленинский проспект, потом тащить мёртвое тело за несколько кварталов, до конца улицы Панфёрова и отмахиваться от роя крупных чёрно-зелёных, отливающих металлом мух, клубящихся у входа в подвал. Но, самое скверное - запах. Егору захотелось даже натянуть противогаз, но Гоша и думать об этом запретил.
- Имя - из Пушкина. – пояснил проводник. – Помнишь: «О, витязь, то была Наина!» Вот и эта: ведьма - ведьмой, а ведь какая красотка была когда-то… Имя ей родноверы дали, когда жила в их общине.
Наина действительно с виду была сущая ведьма – свалявшиеся седые космы, морщинистое лицо с крючковатым носом. Одета она была в грубую полотняную рубаху до пола и вся увешана странными амулетами, связками кореньев и гирляндами высушенных куриных лапок. Выслушав скрипучий Гошин монолог, старуха повертела в узловатых пальцах медальон убитого, кивнула по-птичьи, отрывисто, и указала на стол. На секунду Егору показалось, что её глаза, слепые, мутные, в самом деле, способны видеть.
Общими усилиями они взгромоздили мёртвое тело на столешницу. Ведьма пробежалась кончиками пальцев по изъеденному жгучими спорами лицу и стала озираться - судорожно, суетливо.
- Нож ей дай, нож! – прошипел Гоша. - Скорее, всё испортишь! Передумает же!
Егор протянул Наине нож. Свой, собственный, купленный на рынке. Широкий, слегка искривлённый, со следами ковки и согнутым вдвое череном вместо рукояти. Продавец называл его смешным словом – «куябрик».
Лезвие скользнуло по шее мертвеца. Потекла кровь, старуха ловко подсунула под багряную струю корыто, когда-то оцинкованное, а теперь проржавевшее чуть ли не насквозь. Струйка звонко забренчала по тонкому металлу. Егор замер, боясь пошевелиться – ему казалось, что всё это происходит в дурном сне.
Он не смог бы сказать, сколько на самом деле прошло времени. Струйки иссякли, превратились в отдельные капли; барабанный ритм сменился редкими щелчками по багровой, дымящейся поверхности, а потом по донцу подставленной Наиной глиняной плошки.
Егор считал капли. Зачем? Он и сам не знал, но их было ровно двенадцать – последняя кровь Алёши Конкина.
Наина проковыляла к стене, сняла с покосившейся полки кувшин. Маслянистая коричневая жидкость смешалась с кровью. Горечь полыни и ещё каких-то незнакомых трав на краткий миг перебил заполнявший подвал смрад.
Старуха низко наклонилась к лицу мертвеца, будто собиралась поцеловать его в губы - и уставилась мутными бельмами в глазные впадины, полные кровавой слизи.
Кислая муть подкатила к горлу. Егор обеими ладонями зажал рот, но Гошины пальцы, твёрдые, как старые корневища, стиснули его плечо.
- Терпи, парень, дальше будет хуже. Спугнёшь – повернётся, уйдёт, и всё будет зазря!
Лешак не соврал – стало хуже. Гораздо хуже. Наина достала из коробочки то ли высохшие стебельки, то ли скрученные из пакли жгутики, опустила в наполненные жидкостью глазные впадины, словно фитили в плошки с маслом, и зажгла от лучины. Проковыляла к столу, скрюченными пальцами обхватила голову Егора и с силой, которую трудно было заподозрить в таком тщедушном теле, нагнула к язычкам пламени, дрожащим в глазницах трупа.

Он пришёл в себя, сидя на трухлявом стволе дерева у подъезда заросшей проволочным вьюном двенадцатиэтажки. До дома с подвалом Наины было шагов сто, и Егор, как ни старался, не вспомнил, как лешак притащил его сюда, как усадил и сунул в руку фляжку.
Вода имела сильный железистый привкус. Он сам наполнял флягу - утром, из-под крана в общаге. Руки мелко тряслись, перед глазами стояла давешняя жуть – огоньки, трепещущие в глазницах мертвеца.
- Ну, что увидел? – Гоша приплясывал от нетерпения. – Давай, излагай, и подробнее, подробнее!
«…излагать? О чём это он?..»
Видение, явившееся в страшных огоньках, накатило мутной волной, словно сцена прямо сейчас разыгрывалась у него перед глазами.
…звука не было - только двое, беседующие на фоне светлой стены. Первый – студент, Лёша Конкин. Он что-то говорит - взахлёб, сопровождая слова суетливыми жестами. Выражение лица просящее, заискивающее, жалкое. Ему плохо, очень плохо. И… стыдно? Нет, он уже перешагнул через стыд и думает только о том, что собеседник может отказать. И тогда – конец.
Второй, высокий, широкоплечий, стоит, не шевелясь, руки сложены на груди. Предплечья защищены шнурованными кожаными наручами, выше локтя татуировка: перевитые стебли, унизанные цветками терновника. Одет в кожаную, прошнурованную на боках безрукавку, из-за плеча выглядывает рукоять какого-то оружия.
В ответ на очередную фразу здоровяк кивает и показывает студенту плоский кожаный футляр, из которого торчат то ли флаконы, то ли ампулы с разноцветными жидкостями.
Даже муть видения не в состоянии скрыть лихорадочный блеск глаз Конкина. Он вцепляется в футляр – вернее, делает попытку. Татуированный начеку, и от толчка в грудь студент отлетает на несколько шагов и падает. И не встаёт – ползёт на четвереньках к безжалостному визави, обхватывает колени, что-то объясняет, молит. Вытаскивает из кармана бумажку, разворачивает, трясёт, тычет пальцем в строки.
Но собеседнику неинтересно. Он смотрит не на бумажку, а на червя в человеческом обличье, копошащегося у его ног. В глазах ни капли сочувствия, лишь презрение и высокомерная скука.
Конкин оставил уговоры – скорчился на полу, плечи вздрагивают от рыданий. Татуированный тыкает его носком сапога, произносит короткую фразу – видно, как шевелятся губы - и швыряет парню коричневый кругляш. Тот перехватывает его на лету, прижимает к груди и смотрит снизу вверх, затравленно улыбаясь, уже готовый на всё. Здоровяк поворачивается, демонстрируя длинный, искривлённый клинок, висящий в ножнах за спиной, и уходит.
Занавес.
- Вот как… - проскрипел лешак. – Вот оно, значит, как… Сколько лет живу в Лесу, но чтобы так над человеком изгалялись, не слышал. А услышал бы – не поверил!
- Кх-х… что это было, а? – Егор, чтобы не упасть, обеими руками опёрся о ствол дерева. Перед глазами плавали цветные круги.
- Значит, всё-таки сетуньцы... – Гоша словно его не слышал. - Их человек дал парню какое-то поручение и знак, этот самый медальон. И пообещал в уплату эликсир. Знать бы ещё, за что?
- Кх-х... тьфу! - кисло-рвотный привкус, скопившийся во рту, не давал выговаривать слова. - Что за эликсир? Можно без загадок, а?
- Сетуньские эликсиры пробуждают в человеке всякие скрытые способности. Без них с тварями, за которыми они по Лесу гоняются, нипочём не справиться.
- А что, эти эликсиры такие ценные?
- Ещё бы! Никто, кроме сетуньцев, их варить не умеет, а чужакам они их не дают. Даже своим не дают, тем, кто на охоту не ходит. А ведь многие эликсиры – сильнейшие лекарства, если их употреблять с умом. Друиды, или Наина, уж на что доки в снадобьях, и те не умеют варить такие. На Речвокзале и ВДНХ за один флакон любые деньги сулят, да только никто не предлагает.
- Эликсиры, значит… - Егор сделал попытку подняться, покачнулся и снова сел.
- Они самые. И вот что, паря… - на лешачиной физиономии обозначилась неуверенность. - Ты бы помалкивал об этом, пока не разберёшься, что к чему? А то и вовсе забудь – нечисто тут, ох нечисто, печёнкой чую!
«…а у тебя она есть, печёнка-то?..»
- И Шапиро не говорить?
- Ему – особенно.

XII
Поляна Серебряный Бор раскинулась на острове, в излучине Москвы-реки. К югу, на Крылатских холмах, в непроходимых кайнозойских чащобах, в тени древовидных папоротников бродили мегатерии, гигантские броненосцы и саблезубые хищники. Фермеры избегали здесь селиться – кому нужны такие неспокойные соседи, когда вокруг полно свободной земли? - так что холмы стали вотчиной учёных с кафедры палеонтологии МГУ.
Допотопной фауной мог полюбоваться любой желающий, не удаляясь от безопасной Поляны. К водопою напротив пляжа частенько выходил стегодон, гигантский предок слона, вооружённый четырёхметровыми бивнями, и вид девиц, загорающих, в чём мать родила, в паре десятков шагов от принимающего солнечные ванны великана, приводил публику в восторг. Палеонтологи, развернувшие на Поляне постоянную биостанцию, числились у Сергея в списке привилегированных клиентов - он в разное время немало перетаскал для них голов и шкур древних тварей. Случалось и водить за реку исследователей - один из них как-то под большой стакан, поведал о стоянке австралопитеков, найденной на «том берегу». Правда, утром он яростно открещивался от этих слов, ссылаясь на усталость и ядрёную филёвскую самогонку.
Поляны Коломенское и Серебряный Бор были своего рода «тихими гаванями», островками безопасности в зелёном море Леса. Здесь почти не было аномальной растительности, а Лесная Аллергия давала гостям из-за МКАД некоторое послабление. На Поляны стремились те, кто нуждался в адаптации, в тонкой настройке организма на загадочную лесную биохимию.
Население Серебряного Бора не превышало двух сотен – в основном, молодые люди до двадцати пяти лет. Они стремились в Лес за острыми ощущениями, бежали от прелестей цивилизации – и все, без исключения, жаждали свободы, немыслимой во внешнем мире. Но даже неудачники, не сумевшие справиться с Лесной Аллергией, не спешили возвращаться за МКАД. Зачем? Всю жизнь тосковать по упущенному шансу? Одни оседали на Речвокзале, другие, самые везучие ухитрялись добраться до МГУ. А остальные втягивались в беззаботную, безалаберную жизнь Поляны и застревали здесь на годы, надеясь, что однажды недуг отступит, позволит вырваться на волю.
Официальных властей на Поляне не было; некое подобие порядка поддерживал временный комитет, самоорганизовавшийся вокруг домиков биостанции. Тут же, возле лодочных пирсов, раскинулся рынок. Окрестные фермеры везли на него провиант по бросовым ценам. И не оставались в накладе: многие из приезжих в итоге оседали в общинах Терехова, Филей и Матвеевской поймы.

Нос лодки мягко ткнулся в связку камыша, заменявшую кранцы. Пока Коля-Эчемин привязывал пирогу, Сергей выложил на дощатый помост рюкзаки, оружие, корзину с крабами, переложенными мокрыми водорослями, и ещё одну, вручённую при расставании сетуньцами. Сонный сторож выдал ключ от крошечного, похожего на деревенский сортир, сарайчика для хранения багажа и лодочного имущества.
- Когда за судном-то вернётесь? – поинтересовался он, дождавшись, когда Коля-Эчемин запрёт клетушку. - А то я через час замки повешу, чтобы, значит, никто ночью спьяну не учинил чего-нибудь.
- А что, пошаливают? – встревожился каякер. – Вроде, раньше такого не было?..
- Неделю назад, когда пришла новая партия замкадышей, отвязали лодки по пьяни – хотели, понимаешь, покататься с девками при луне. Так две посудины опрокинули и потопили, пришлось потом вытаскивать. Хорошо хоть сами не захлебнулись, идиоты... А ещё одну загнали в камыши на том берегу, там её слонопотамы и растоптали!
Слонопотамами обитатели Поляны, не искушённые в палеонтологических тонкостях, именовали предков слонов и носорогов, в изобилии водившихся на Крылатских холмах.
- И теперь новое указание вышло - на ночь пропускать под банками пришвартованных лодок общую цепь и запирать на замок. Хотят трахаться в лодках – сколько угодно. Но угонять – это уже озорство!
- Раз указание – запирайте. – не стал спорить Коля. - Мы здесь до утра останемся. Надо найти кое-кого, заодно поужинаем, переночуем…
- Ну, тогда ладно. Сегодня на «Улетае» сабантуй, большой костёр. Новички прибыли с Речвокзала - девицы там такие… сочные!
Он поцокал языком в знак восхищения.
- Как только, так сразу! – весело отозвался речник. - Нам надо ещё по базару пройтись и крабов сварить где-нибудь – к пиву-то!
- На базаре уже никого нет. – разочаровал его цербер. – завтра приходите. А что до крабов – там и сварите, костёр же! Только смотрите внимательно: в прошлый раз, как стали плясать – половину котелков в угли опрокинули, замкадыши хреновы!
Ромей

 
Сообщения: 74
Зарегистрирован: 09 окт 2014, 21:08
Карма: 25

Re: Московский Лес - 1 "День Ботаника"

Сообщение Ромей » 28 фев 2020, 17:28

Егор устал - так, как не уставал даже во время марш-бросков по дальневосточной тайге. В глазах плыли тёмные круги, воздух со свистом врывался в лёгкие через пересохшую гортань, но всё равно, его не хватало, чтобы питать энергией выпитый до донышка организм.
Но, стоило удалиться от дома со страшным подвалом, как немочь стала отпускать. Поначалу Гоша тащил напарника на себе – самого Егора едва хватало на то, чтобы перебирать ногами. Но вскоре он уже ковылял, опираясь на палку, а когда миновали станцию метро, он уже шагал, и бодро сыпал вопросами, будто не изображал только что раздавленного червяка.
- С телом-то что делать? Нехорошо, всё же человек… был. К тому же в Университете его искать будут.
- Рассказать, конечно, надо. - отозвался лешак. - А там пусть начальство решает. Пошлют людей, забрать и похоронить по-людски – я отведу. Чего ж не отвести-то? Припрятал надёжно, никуда он не денется.
Перед тем, как пуститься в обратный путь, Гоша затащил труп в соседнюю пятиэтажку, отыскал в брошенной квартире шкаф покрепче и засунул в него мертвеца - чтобы не добралась мелкая живность, способная за считанные часы оставить от трупа одни косточки.
- …и документики отдашь, пусть решают.
Студбилет и пропуск в ГЗ на имя Алексея Конкина лежали в кармане рядом с сетуньским медальоном.
- Может, присядем, отдохнём? – Егор кивнул на почти не заросшую скамейку. В сквере, тянущемся вдоль Ломоносовского проспекта, сохранились остатки асфальтированных дорожек, и даже бетонные бордюры торчали кое-где из густой травы.
- А что, и присядь! - проводник засуетился, расчищая спутнику место. – Всего ничего осталось, через полчаса будем...
Егор откинулся на спинку и с наслаждением вытянул ноги.
- Вы обещали рассказать об этой… ведьме.
- О Наине-то? – Гоша с хрустом поскрёб мшистую бороду. – Она последняя из клана Даждьбога. Когда их перерезали, бежала сюда, на Ленинский.
- Даждьбог? Кажется, что-то из древних славян?
- Раньше в парке Музеон – это возле Крымского моста, там, где Центральный Дом художника - обитала община родноверов. Слыхал о таких?
Егор кивнул. Движение неоязычников стало популярным ещё в конце двадцатого века. Родноверы обожали татуировки, носили обереги из дерева и разноцветных бусин, устраивали ритуалы на природе и ругали христиан. В его родном Новосибирске они прочно прописались в рядах городских сумасшедших.
- Ну вот, жили они жили, пока не раскололись на две группы - кланы по-ихнему. И один клан, Чернобога, истребил других, поклонявшихся Даждьбогу.
- Что, прямо так взяли и истребили? Всех?
- Почти. – горестно вздохнул проводник. - Жуткая история, отродясь у нас такого смертоубийства не случалось.
- А за что?
Гоша пожал плечами.
- Говорят, власть не поделили. Хотя, над кем властвовать в Лесу-то? Нет, сдаётся мне, в другом дело было…
Голос лешака, обычно звучащий несколько комично, приобрёл загадочность - словно тот собирался посвятить собеседника в некую тайну.
- У каждого в Лесу своё предназначение. Не все, правда, об этом знают, но оно есть. Предназначение родноверов было - держать стражу на Калиновом Мосту. Для того их и призвали!
- Призвали? Кто?
- А ты что же думаешь, люди в Лес случайно приходят? Нет, он сам их призывает, и неважно, где находится человек, хоть на Аляске, хоть в Новой Зеландии. Услышит - и придёт.
Лешак уже не рассказывал, а вещал. Загадочность в его голосе сменилась торжественностью.
- Те, чьим духам поклонялись родноверы, знали, какие берега соединяет Калинов Мост и кто живёт на той стороне.
«…Калинов Мост? Ну да, конечно: Иван-царевич побеждает Змея-Горыныча на Калиновом Мосту. Час от часу не легче!..»
- И где он находится? - Егор осмелился перебить лешака. - Или это только символ?
К его удивлению Гоша не возмутился.
- Символ тоже. Но и мост есть - последний уцелевший мост с замоскворецкого берега на Болотный остров, между Лесом и Чернолесом. Раньше его называли Третьяковским – узкий такой, пешеходный. Там ещё молодожёны замочки вешали.
- И родноверы, значит, его не удержали?
- Заигрались в свои ритуалы, а того не знали, что в Лесу любое слово может обрести силу, даже сказанное понарошку, в шутку. Вот и вышло, что одни впустили в себя Лес, а другие - Чернолес. И, конечно, ужиться они уже не могли.
- И сторонники Чернолеса победили?
- Да. Так была проиграна битва на Калиновом Мосту. Но будет ещё одна битва, последняя. И после неё Лес кончится, а вместе с ним – и наш мир.
Егор помолчал. Впереди, сквозь высоченные кусты сирени просвечивали груды битого кирпича. Когда-то здесь стояло здание Социологического факультета МГУ, сейчас разваленное до основания гигантскими липами, проросшими сквозь фундамент. Остатки социологов перебрались в ГЗ - два десятка упрямцев, пытающихся изучать людские сообщества Леса. Темы их ежемесячных открытых семинаров служили в Универе постоянным предметом шуток.
- Почему именно тот мост?
- Он один остался цел. И это тоже неспроста: в сказках за Калиновым мостом Баба-Яга жила, а она, доложу тебе, далеко не забавная старушка из мультиков.
- За тем мостом тоже что-то такое есть?
Гоша посмотрел на собеседника с удивлением.
- Ты что, правда, не знаешь?
- Откуда? Я в Лесу меньше недели.
- Там скульптура, и не одна, а целая композиция. Называется - «Дети – жертвы пороков взрослых». Тринадцать жутких, отвратительных фигур. Неужели даже на картинках не видел?
- Не пришлось.
- И век бы их не видеть. Если Чернолес победить в последней битве на Калиновом Мосту, они обретут силу и расползутся по всему свету, тысячекратно умножая несчастья, которые символизируют – война, разврат, алчность, садизм, ну и всё такое прочее.
Егору стало вдруг муторно. После всего, что он увидел за эти часы - паренёк, в муках умирающий в облаке жгучих спор, старая ведьма с её диковатыми ритуалами, видение, подсмотренное в глазницах трупа – после такой жути получить вместо объяснения детсадовскую страшилку?
- Я так и знал, что не поверишь. - обиженно проскрипел Гоша. – Вы, замкадники, всегда так…
Похоже, проводник снова угадал его мысли.
- Так что родноверы-то?
- Отступники-чернобожцы так там и живут. Только это уже не люди, а ходячие куклы, у них вместо душ гнилые грибницы Чернолеса. А уцелевшие даждьбожцы попрятались. Наина – одна из них.
- Есть и другие?
- Были. Один основал Сетуньский Стан. Хотел создать что-то вроде рыцарского ордена для битвы на Калиновом Мосту и натаскивал своих последователей на самых опасных тварей. Но когда погиб - они забыли о своём предназначении и теперь истребляют всё, что под руку попадётся. И, похоже, впутались в какую-то тёмную историю.
Голос лешака стал печальным. Он сник, плечи опустились, руки-сучья безвольно повисли вдоль тела.
- А вы, значит, знали?
- Лешаки много чего знают, только людям не говорят. Не готовы вы узнать правду…
Гоша шумно встряхнулся всем своим замшелым телом, в точности, как собака, вылезшая из воды. В стороны полетели кусочки коры и клочья мха.
- Ну что, отдохнул? – он говорил прежним, скрипучим голосом. - Вставай, идти надо. Тебе ещё о выполнении задания отчитываться и о погибшем докладывать.
- Это точно… - вздохнул, поднимаясь с лавки, Егор. – засадят писать бумажки, до ночи провожусь. А жрать, между прочим, хочется – обед-то мы пропустили…
- Вот и пошли.

XIV
На песке, недалеко от воды пылал костёр. Языки пламени взлетали к чёрному небу выше крон деревьев, подступающих к пляжу, бросали отсветы в воду, играли бликами в непроницаемой стене листьев на противоположном берегу.
У Большого Костра, которым на Поляне традиционно встречали партии новичков, царили благодушие, веселье и любовь - в самом, что ни на есть, плотском воплощении. А как иначе, если здесь собралось две сотни молодых людей, не отягощённых особыми проблемами, ошалевших от невиданной до сих пор свободы? Купаться можно до середины октября, брага, которую здесь гонят из малины и смородины, и дурман-травка, поставляемая окрестными фермерами всегда в достатке. Что ещё нужно для непрекращающегося праздника свободной любви?
Гости Поляны вносили в общее веселье свою лепту. Челноки и речники Нагатинского затона заводили необременительные романы с податливыми приезжими девицами, и нередко увозили в своих лодках подруг и будущих жён. Окрестные фермеры везли сюда сыновей-сильванов - в «лесных» семьях рождались по большей части, мальчики, невест не хватало, вот и приходилось припадать к живительному источнику, бьющему в Серебряном Бору.

Костёр медленно прогорал. Давно сварились и съедены китайские крабы, опустела бутыль сетуньского эля и ещё две, с ягодной брагой. Коля-Эчемин притомился травить речные байки, осоловел от выпитого и съеденного, и восседал на чурбачке в окружении экономно одетых поклонниц, восхищающихся «индейской» причёской и висящими на шее ножнами с «бобровым хвостом». Впрочем, интересовали их не только внешние атрибуты мужественности – одна, ничуть не скрываясь, полезла каякеру в штаны, другая впилась в губы жадным поцелуем.
- Попал ваш индеец!- тихонько хихикнула Лиска. – Затащат в кусты и до утра не отпустят. Эти дуры уверены, что, если трахаться с лесными обитателями – быстрее приобретаешь иммунитет.
В отличие от пленивших Колю девиц, собеседница Сергея к новичкам не относилась. Она и была той пассажиркой, ради которой каякер завернул в Серебряный Бор. Лиска, занимавшаяся переправкой новичков с Речвокзала на Поляну Коломенское, как раз отправлялась за очередной группой. Но по дороге случилась неприятность - лодочник пропорол днище своей байдарки о топляк, и девушке, чтобы не застрять на Поляне, пришлось посылать почтовую белку за старым знакомцем. Эчемин разыскал её возле биостанции, и предложил провести вечер в их компании - он собирался отправиться в путь с утра пораньше, и не собирался тратить время на поиски.
Сейчас Лиска оживлённо болтала с сидящим рядом парнем.
- …знаешь, чего мне больше всего не хватает? Зимы. В детстве, маленькой, я ходила в парк, каталась на санках. А под Новый Год там ставили большущую ёлку с гирляндами. В Коломенском тоже раньше устраивали новогодние гуляния, и ёлку наряжали перед дворцом.
Её лицо, тонкое, с мелкими чертами, озаряли сполохи костра. Собеседник - тощий, белобрысый молодой человек, представившийся челноком с Филей, как бы невзначай положил ей руку на коленку. Сергей отвёл глаза и стиснул зубы.
«…чёрт, мне-то какое дело? Девчонка как девчонка, есть и пособлазнительней…»
- Так что вам, коломенским, мешает? - недоумевал белобрысый. - Украсьте ёлку и пляшите вокруг, сколько влезет!
- Да ну, что это будет за ёлка? - Лиска забавно наморщила носик.
«…а ведь правда, похожа на лисёнка. Только не рыжая, как Яська…»
-…это хрень какая-то получится, а не ёлка! На ёлке снежок должен лежать, укутывать, блин! И чтоб "снежного ангела" делать, и чтоб снеговика лепить! И чтоб…
И как бы невзначай стряхнула руку собеседника. Сергей, увидав это жест, повеселел.
- Ну, извини… – белобрысый понял намёк. – Со снегом в Лесу напряжёнка. А вот если…
Что «если», Сергей так и не узнал. Из костра с треском взметнулся столб искр – и сразу загудели барабаны. Трое полуголых парней, сидя на корточках, выстукивали ритм. Стоящая над ними девчонка в символической набедренной повязке помогала большим бубном, и ещё одна, в таком же наряде, высвистывала мелодию на флейте.
В круг выскочили четыре девицы, из одежды, имевшие на себе только разноцветные нитки бус и браслеты с колокольчиками на запястьях и лодыжках, и принялись извиваться, сгибаться, разгибаться, кружить в такт барабанам в каком-то дикарском танце. Отсветы пламени играли на влажной коже, тугих полушариях грудей, гладких животах.
Сидящие один за другим вскакивали и присоединялись к танцовщицам. Летели на песок футболки, шорты, кружевные трусики и боксеры; вокруг костра стало не протолкнуться от молодых, разгорячённых, нагих тел. А барабаны били, били, били, тонко, пронзительно свистела флейта, и бубен добавлял к сумасшедшему ритму рассыпчатый медный звон.
Белобрысый челнок принял у стоящей рядом девушки блестящую коробочку. Открыл, сыпанул на сгиб большого пальца бурого порошка, шумно втянул носом. Лиска при виде этого фыркнула и демонстративно отодвинулась.
Белобрысому было уже всё равно. Он подхватил хозяйку коробочки, и оба кинулись в круг. Сергей оглянулся – многие вокруг делали то же самое: втягивали понюшки, избавлялись от одежды и присоединялись к танцу.
«…или к оргии?..»
Один из парней швырнул партнёршу на песок, навалился и заработал бёдрами, в темпе, заданном обезумевшими барабанами. Сразу образовался круг – люди вскидывали руки и ухали хором, и девица отвечала им отрывистыми, в такт толчкам, вскриками. Ещё одна парочка повалилась на песок, другая, третья…
Первая пара успела уже сменить позу: женщина теперь скакала на партнёре, одновременно прильнув лицом к паху другого парня. Ещё одна, бритая наголо, с замысловатой татуировкой на затылке, встала на четвереньки, пытаясь поймать языком соски её подпрыгивающих грудей, а к её костлявому заду уже пристраивался другой кавалер.
Сергей вздрогнул – Лискина ладошка крепко обхватила его пальцы.
- Пойдём!
- А? Что? Я не…
- Ты что, вообразил, что я на тебя накинусь? Просто не люблю, когда вот так: обдолбаются, нанюхаются – вообще ничего не соображают, трахаются, как заведённые, пока не свалятся без сил.
- Нанюхаются? А что это у них?..
Лиска фыркнула – на этот раз, не раздражённо, а насмешливо.
- Такой большой мальчик, а не знаешь?
- Ну, извини, у меня другие интересы.
- Кто бы сомневался! – её слова источали чистый, девяносто девятой пробы, кураре. – Нашему знаменитому егерю не до женской любви - ему дай какую-нибудь тварь изловить - чтобы вся в шипах, чешуе и, желательно, ядовитую.
«…ах ты, стервочка!..»
- Почему не до любви? То есть, я должен закончить одно дело…
- И что, одно другому мешает?
Лиска стояла перед ним, уперев кулачки в поясницу. Сергей только сейчас заметил, что из одежды на ней осталась только длинная белая футболка, сквозь которую просвечивают почти невидимые трусики.
«…и когда успела-то?..»
- Так что за порошок?
Девушка пожала плечами.
- Какие-то грибы, вываренные в отваре из жуков. Недавно появился, челноки везут из Сокольников. Убойная штука – сам видишь, как от неё крышу сносит!
- Это точно… - пробормотал Сергей. На пляже не осталось никого, не занятого любовью. Отовсюду неслись сладострастные стоны, крики, рычание, влажные шлепки совокупляющихся тел. А барабаны всё били, и флейта едва поспевала за ними своим свистом.
- Я однажды видела, как одна парочка устроилась у самого костра, и парню угольком задницу подпалило. А он не чувствует, наяривает вовсю! Хорошо другие заметили, окатили водой…
- А он что?
- А ничего! Так и продолжал, пока не заснул прямо на партнёрше. Под этим порошочком можно по двадцать раз подряд кончать, хоть мужику, хоть девке.
- Побочные эффекты есть?
- Какие мы деловые! – расхохоталась Лиска. – «Побочные эффекты!» - ну прям дядя доктор!
Они пошли к камышам, чернеющим в дальнем конце пляжа. Ладошка девушки крепко сжимала пальцы егеря.
-…если честно – понятия не имею. Наверное, как и у других снадобий. Подсядешь - и Зов Леса обеспечен!
- А как же эЛ-А? Иммунитет-то через секс не передаётся, проверено.
- Плевать! - девушка независимо вздёрнула острый подбородок. – Мне это ни к чему!
- Секс? Сочувствую…
- Иммунитет, болван! – она больно ущипнула Сергея за руку. – У меня уже есть. И вообще, сколько можно болтать? Пошли купаться!
И, прежде, чем он ответил, скинула футболку, стащила трусики и с разбегу кинулась в воду.
Ромей

 
Сообщения: 74
Зарегистрирован: 09 окт 2014, 21:08
Карма: 25

Re: Московский Лес - 1 "День Ботаника"

Сообщение Ромей » 28 фев 2020, 17:29

XV
Егор встретил Лину в коридоре общаги. Сил ему хватало только на то, чтобы кое-как ковылять, держась за стену. Визит к Наине, возвращение в ГЗ и последующие объяснения по поводу гибели Алёши Конкина выжали его досуха, не оставив и капли сил.
Девушка решительно взяла дело в свои руки. Не прошло и десяти минут, как Егор, с мокрыми волосами и махровым полотенцем на бёдрах, сидел в своей комнате, отхлёбывая из кружки обжигающий травяной чай.
Хлопнула дверь – Лина вошла, неся перед собой чугунную сковородку, на которой шкворчали, исходя салом, половинка круга домашней колбасы. Запах был такой, что Егор моментально забыл о зловещем подвале, и даже о трупе со светильниками в глазницах.
Лина поставила сковородку перед Егором и наполнила стопку, фиолетовой жидкостью из большой бутыли. Огненная жидкость обожгла пищевод и огненным комом упала в желудок. Егор хватал ртом воздух и шарил руками по столу в поисках чего-то, способного затушить пылающий внутри пожар.
- Ух ты… что это?
- Грибовуха. Ваши микологи гонят, из дождевиков.
Егор поперхнулся.
- Из этих, со спорами? Они что, лешаки, как Гоша?
Лина усмехнулась.
- Уже успел познакомиться?
- Ты его тоже знаешь?
- Кто ж его не знает? Местная достопримечательность. А на грибовуху другие дождевики идут, не жгучие.
- Неслабо… градусов семьдесят?
- Семьдесят шесть. Ты закусывай, а то она здорово по мозгам шибает.
Девушка встала, подошла к распахнутому настежь окну, и присела на подоконник, обхватив руками колени. Большая, жёлтая, как круг сыра, луна подсветила её фигуру, и Егор обнаружил, что новая знакомая и на этот раз обошлась без белья. Под коротенькой, едва до середины бёдер, рубашкой-туникой не было ничего, кроме тела, великолепие которого ничуть не портил зеленоватый отлив кожи.
Молодой организм немедленно отозвался на соблазнительное зрелище.
«…ого! Не так-то он, оказывается вымотан. Надо срочно отвлечься…»
- А Гоше, правда, сто лет?
- Может, и сто, может и больше. Говорят, лешаки бессмертны. Точнее, не могут умереть своей смертью. У них есть особый обряд: надо найти подходящее дерево и закрепить связь с ним. И только тогда они становятся настоящими лешаками. И пока дерево стоит – лешак умереть не может.
Это было так интересно, что Егор на секунду забыл о соблазне. Видимо, это отразилось у него на физиономии: в зелёных глазах собеседницы мелькнула лёгкая досада.
- А с каким деревом связан Гоша? Кора вон, как у дуба!
Лина тряхнула головой, волосы рассыпались по плечам. Мужское достоинство Егора отреагировало, оттопырив полотенце. Он завозился, стараясь повернуться так, чтобы собеседница ничего не заметила.
- Ни один лешак нипочём в этом не признается. Известно только, что их деревья растут в самой глубине Леса, в Терлецком Урочище. Ходят слухи, что раз в год лешаки собираются там, говорят с деревьями, и те им отвечают...
- Терлецкое урочище? Это где?
- В самой глуши Измайловского парка. Людям туда хода нет, а лешакам только того и надо, никто до их драгоценных деревьев не доберётся.
- Выходит, добряк Гоша сродни Кощею?
Девушка недоумённо подняла брови.
- Почему это - Кощею?
- Ну как же: бессмертный – раз, смерть спрятана в дереве в тридевятом царстве – два. Кто ж ещё он, по-твоему?
- Ну, если ты так говоришь…
Она встала с подоконника, подошла к Егору вплотную, положила руки ему на плечи. Ладошки у неё были твёрдые и прохладные. Голова кружилась от тонкого травяного аромата, в зелёных глазах хотелось утонуть.
- Ну что, пошли?
- Пошли? Кхм… куда?
Одна рука легла ей на талию. Другая – сама, без его участия – прикоснулась к немыслимо гладкой коже и заскользила по внутренней стороне бедра, вверх, к жаркому, женскому.
- Глупыш! - она со смехом взъерошила ему волосы. - И ты еще спрашиваешь?

XVI
Звук был довольно противным, словно кто-то высморкался сильно заложенным носом. Сергей развернулся к источнику шума, левой рукой задвигая девушку за спину. Правая нырнула к поясу, нашаривая рукоятку кукри.
Результат его огорошил. Лиска от сильного толчка полетела в воду - последние минут пять они стояли по колено в реке и упоённо целовались. Так что встречать неведомую опасность приходилось не только с пустыми руками, но и без штанов.
Как, впрочем, и без остальной одежды.
Звук повторился, раз, другой. Похоже, у неведомого врага были серьёзные проблемы с носоглоткой.
«…или что там у него - хобот? Ды̀хало?..»
- Ты чего, испугался? Вообразил, что там какое-нибудь чудище? Это же шмыгун!
- Шмыгун? – тупо сказал Сергей. – Что за хрень, почему не знаю?..
Шмыганье в камышах повторилось, как показалось Сергею, обиженное. Он бросил взгляд назад – девушка сидела по грудь в воде и хохотала.
- Ой, мамочки, не могу! Наш знаменитый егерь никогда не слышал про шмыгуна! Рассказать кому – не поверят!
- Ты толком говори, не хихикай! Мало ли в Лесу разного зверья…
Кем бы ни был шмыгун – особой опасности он, похоже, не представлял. Сергей попятился и боком, стараясь не поворачиваться спиной к камышам, выбрался из воды.
Когда Лиска кинулась в реку, он ринулся за ней, на бегу избавляясь от одежды. То, что произошло между ними потом, оглушило его - чутьё, обычно позволявшее угадывать присутствие любой живой твари крупнее кошки за полсотни шагов, сейчас молчало.
«… а что такого было-то? Ну, пообжимались, ласки там, поцелуи…»
Неужели его так просто вывести из равновесия?
Кукри нашёлся в шаге от воды. Сергей судорожно выхватил нож и перехватил так, как любил – обратным хватом, чтобы удобнее нанести секущий удар наискось, снизу вверх.
Шмыганье повторилось. Похоже, неведомый зверь не счёл Сергея достойной добычей и вернулся к своим занятиям.
- Верши собирался обобрать – ребята тут, в камышах, верши ставят… – объяснила Лиска. - Шмыгуны любят рыбу прикопать, подождать, когда завоняет, тогда и жрут. Чувствуешь, как смердит?
Из камышей, перебивая запах тины, идущей от воды, тянуло тухлой рыбой.
- Они совсем недавно стали появляться, приходят с того берега.
Девушка закончила отжимать рубашку, но одеваться не спешила.
– Раньше-то про них вообще не никто не слышал. Крупные зверюги сюда не суются, а эти вот повадились. Так-то они безобидные, но во время гона шалеют и могут разнести садки, мостки, а то и заборчик-сарайчик. И уже не шмыгают, а орут, страшно, отвратительно - будто с них кожу сдирают живьём. Брачные песни у них такие.
Зашуршало сильнее, и в камышах возник возмутитель спокойствия – похожий на крупную собаку, с тонким, длинным хвостом и головой, наводящей на мысль то ли о крысе-переростке то ли о щуке с лапами. Шмыгун посмотрел на людей крошечными, с бусинку, глазёнками и широко разинул пасть, усаженную длинными треугольными зубами. На Сергея густо пахнуло тухлятиной.
- Пшёл отсюда! – Лиска подобрала с песка ветку и замахнулась на незваного гостя. Зверь не двинулся с места - наклонил узкую башку, и ответил чередой оглушительных шмыгов.
- Знаешь, в чём прикол? Шмыгуны - на самом деле предки китов. Мне один палеонтолог говорил: это, оказывается, доисторические млекопитающие, земноводные. Жили возле водоёмов и питались рыбой и доисторическими лягушками. А потом совсем перебрались в воду и превратились в дельфинов, касаток и китов. Правильно он называется «пакицет».
Сергей поглядел с интересом на шмыгуна-пакицета. Доисторический предок кита перебрал тонкими копытцами, шмыгнул и исчез в камышах. Вслед ему полетела ветка.
- Вот ведь тварь вонючая! Всё испортил…
Сергей не заметил, как девушка оказалась рядом с ним. Ладошки легли ему на плечи, скользнули по груди.
- Что это?
- Не надо, оставь…
Но её тонкие пальчики уже завладели добычей – плоским ключом из жёлтого металла, висящим на провощенном шнурке.
- Ну, уж нет! Ты мне всё скажешь!
Такой подлости Сергей не ожидал. Двойной толчок обеими ладонями в плечи – и он полетел навзничь на песок. Девчонка уселась ему на грудь, упёрлась острыми коленками.
- Признавайся, презренный раб!
- Это от моей старой квартиры. Когда все побежали из города, я подумал: а что я забыл во внешнем мире? Ну и решил остаться.
- А ключ?
- Я прожил там год, а потом понял, что больше не могу сидеть на одном месте. Запер дверь и ушёл.
- Стоп… - девчонка озадаченно нахмурилась - Сколько тебе тогда было?
- Двадцать три.
- Значит сейчас – пятьдесят три? А с виду едва тридцать! А я-то, дура, не верила, что Лес продлевает жизнь!
- Я и сам поначалу не верил… – вздохнул Сергей. Лежать было неудобно – оброненные при падении ножны впились в лопатку.
- И ты ни разу туда не возвращался?
- Нет.
- А ключ таскаешь с собой? Все тридцать лет?
Она перехватила Сергея за запястья и наклонилась ещё ниже. Маленькие тёмные соски почти касались его лица – затвердевшие, торчащие дерзко, призывно.
- Ты точно, псих. Но, знаешь - мне это даже нравится!
Ромей

 
Сообщения: 74
Зарегистрирован: 09 окт 2014, 21:08
Карма: 25

Пред.

Вернуться в Мастерская

Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 8