Тропой мужества

[Валентинович]

Весь путь от линии охранения до штабной палатки Жуков прошел в крайнем напряжении. Все ждал «пакости» от приблудного майора. Но тот весь путь шел спокойно. Редких разговоров меж бойцами не пресекал. Лишь посматривал. Ну, так бдительность, и за порядком надзор…
«Может этот майор тот за которого себя выдает?». «Проверишь, - ответил внук, - не помешает».
- Товарищ батальонный комиссар, - начал докладывать Крамаренко, - доставил задержанных. Документов нет.
- Жуков?! – развернулся Воеводин. – Это товарищ майор наш командир разведбатальона! Как сходили, Сергей Петрович? Все вернулись?
- С толком, сходили, - ответил пространно Жуков. - Погибли Гаврилин и Ковальчук. Ранен лейтенант Головатый.
- Ясно. – Помрачнел комиссар. - Так, лейтенанта в медбат. Капитан на доклад. Товарищ майор, пока свободны, но будьте готовы доложить ваши соображения...
Крамаренко козырнул и развернулся. И Жукову вновь показалось, что тот задержал взгляд на немецком планшете. Перед тем как пройти внутрь палатки, капитан пошептался с сержантом. Ким кивнул и посмотрел вслед Крамаренко…
В палатке не смотря на откинутые полы, было душновато. Посередине на столе лежала карта, над ней склонился полковник Скоробогатов, майор Колышкин, командир арт-дивизиона, что-то в блокноте записывал.
- Товарищ полковник, - начал доклад капитан, - группа задание выполнила - добыты важные разведданные. При выполнении задачи погибли сержант Гаврилин и красноармеец Ковальчук. Получил легкое ранение лейтенант Головатый.
- Совсем сточился твой батальон, капитан, - покачал головой Колышкин. – Давай, что ты там добыл.
Жуков раскрыл планшет, выложил карту с документами оберст-лейтенанта Йохана Ритгена.
- Ого! – удивился полковник, раскрыв немецкий зольдбух.
- Товарищ полковник, есть очень важный вопрос, точнее срочный. Кто Крамаренко кто проверял?
- То есть? – поднял голову Скоробогатов.
- Имеется подозрение насчет него.
- Что за подозрение? – спросил Колышкин. – Мне известно, что в сто тринадцатой, сто сорок девятым командует майор Крамаренко.
- И в лицо его знаете?
- Лично не знаком, но на совещании видел.
- То есть вы его опознали?
- И не сомневался, - пожал плечами Колышкин. – Документы лично проверял. Крамаренко Валерий Павлович. Тысяча девятьсот десятого года рождения. Командир сто сорок девятого батальона, сто тринадцатой дивизии.
- Все правильно, - кивнул капитан Жуков. – И все же…
- А почему вы его заподозрили? – спросил батальонный комиссар.
- Майор личным приказом передвинул линию охранения ближе к расположению дивизии. Выделенные на условный участок охраны бойцы, лично мной проинструктированные, им заменены на других. Еще пароль-ответ довел неправильный. Впрочем, это может быть просто ошибкой бойца. Но главный аргумент – это то, что мой сержант служил в сто тридцатой, и лично знает командира развед-батальона через его супругу. Она приходится двоюродной сестрой сержанту Киму. Этот Крамаренко только похож. В остальном он не тот Крамаренко. По уверению сержанта, однофамильцев в сто тринадцатой дивизии в звании майора не было. Капитанов кстати тоже.
- Хм… считаешь засланный, - полковник задумался. – Не ошибиться бы…
- Считаю, товарищ полковник, - подтвердил Жуков. - Цели? Саботаж и диверсии. Если не сразу, то позже. Возможно передача противнику сведений о действии подразделения. Или внедрение для шпионажа на перспективу.
- О, как! – удивленно крякнул Воеводин. – А не слишком ли сложно?
- Думаю, немцы воспользовались документами настоящего Крамаренко. Они послали похожего на него человека, чтобы внедриться в любое подразделение РККА. Цели я уже озвучил.
- Рискованно, если подумать, - сказал полковник. – Где ваш сержант?
- Рядом должен быть.
- Шубин! – кликнул ординарца Воеводин, выглянув из палатки. - Сержанта Ким, сюда! Потом найди майора Крамаренко, скажи на доклад к командиру. – Комиссар вернулся к столу. - Давайте сделаем так, товарищи…

[Валентинович]

Жуков и Ким устроились в теньке под замаскированной полуторкой, что стояла недалеко от штабной палатки. Тут все на виду. Сами они изображали отдыхающих, с интересом рассматривая трофейные часы и компас. Однако не забывая боковым зрением контролировать обстановку вокруг.
- Зенит, - прочитал Ким надпись на циферблате. - Жаль не идут.
- Может завод кончился?
- Ну-ка… - сержант отщелкнул шпенек завода, стрелки дрогнули, еще щелчок, и осторожно покрутить шпенек туда-сюда. Секундная стрелка неожиданно пошла.
– О, работают! - обрадовался Ким. – Хорошая вещь – часы!
- Забирай.
- Как это? – удивился сержант. – А вы, командиру нужнее.
- А у меня свои есть, - хмыкнул Жуков и постучал по голове пальцем. – Внутренние часы.
Ветерок вдруг надул вкусные запахи от полевой кухни, отвлекая от всяких мыслей. Капитан и сержант одновременно сглотнули.
- Ничего, Сан-Саныч, разберемся с Крамаренко, наедимся. Терпи.
«По-моему вы очень усложнили с этим Крамаренко». «Почему? – удивился Сергей».
«Да тут куча причин, - пояснил правнук. – Твой сержант уверен, что знает настоящего Крамаренко, хотя последний раз его видел, когда в сто тринадцатой дивизии служил, и то один раз. Три года прошло. И, потом, судить по фото, что сестра показывала, вообще тупо – там ему двадцать два годика. Поэтому судить, что этот Крамаренко выглядит гораздо старее, чем должен быть глупо. Люди-то меняются, стареют...». «Но не так чтобы выглядеть на пятьдесят лет! - возразил капитан». «Ну ты дед хватанул! Да, выглядит старше, но не на пятьдесят, - не согласился правнук. – Кроме того, заметил его взгляд?» «Заметил – смотрит как на врага». «Это он на немецкий планшет так смотрит, - сказал гость, - а на других он смотрит… даже не знаю, как описать…».
«И еще, поведение странное для диверсанта, - продолжил мысль правнук. - Неуверенное какое-то. Вид у него потерянный. Знаешь, вот если этот Крамаренко действительно засланный, то уже через лес отсюда со всей шпионской настырностью чешет».
Боковым зрением Сергей заметил, что появился Крамаренко в сопровождении ординарца. Ким, делая вид, что рассматривает ремешок компаса, тихо прошептал:
- Идет.
- Вижу, приготовься. Только без фанатизма, сержант.
Тут оба замерли – следом за Крамаренко, на расстоянии пары десятков метров, шел боец, явно следя за майором. Жуков даже узнал этого бойца, он тоже шел следом за ними, когда группу от линии охранения к штабной палатке вели. Только этот красноармеец не был назначен майором в конвоиры, а шел в стороне, и следил внимательно. Тогда Сергей не придал этому значения, а сейчас…
- Видишь, командир? – выдохнул Ким.
- Вижу. Я в палатку, а ты за этим проследи. Если что, знаешь что делать.
Сержант кивнул и скользнул за машину…
Жуков вошел в штабную палатку, когда Крамаренко доложился о прибытии. Капитан прошел в палатку и встал сбоку от стола. У входа появились проинструктированные Зарубин и Березин. Брать других бойцов капитан не стал. Зачем, если есть проверенные?..
Лица командиров были сосредоточенные и хмурые. Взгляды настороженны. Лишь у Воеводина отражалась задумчивость. Объяснить это можно немецкой картой, что находилась на краю стола в сложенном состоянии. Её явно успели посмотреть. Планшет лежал на скамье. И он опять привлек внимание майора. На карту же он никакого внимания не обратил, хотя по надписям на обороте было ясно – что именно тут лежит.
Сергей взглянул на лицо майора.
«Нет, это не диверсант, - выразил свою мысль правнук. - Он потерянный какой-то, или напуганный…».
- Товарищ майор, скажите, почему вы передвинули линию охранения? – спросил Скоробогатов.
Капитану показалось, что Крамаренко встрепенулся. Но голос его не дрогнул.
- Неудачное расположение, товарищ полковник, - четко ответил майор.
- Поясните.
- Линия охранения, она же обороны, была расположена в глубине рощи. За ней перелесок, который протянулся с северо-запада, на юго-восток. Если противник и появится, то не со стороны леса, а будет двигаться по перелеску, проехать там, кстати, можно – поросль молодая и редкая. А противник в основном использует мобильные разведгруппы на мотоциклах и бронетранспортерах, в этом случай охранение окажется отсеченным от дивизии и предупредить о появлении противника сможет только завязав бой…
Жуков слушал пояснение, а внутри все бурлило, ибо частично он прав. Охранение выставлялось от возможных разведгрупп немцев. Подвижная разведка не учитывалась вообще. «А немцы в основном так разведку и ведут, - хмыкнул правнук. – Косяк, товарищ капитан».
- Таким образом, - продолжал пояснять майор, - терялось время на оповещение и приведение дивизии в должную боеготовность.
Полковник взглянул на Жукова, но промолчал. И так все ясно.
- Скажите, товарищ майор, а начштаба энского полка подполковника Хазина вы давно видели? - неожиданно спросил Воеводин, видимо решив ускорить задуманный сценарий.
- Три дня назад, товарищ батальонный комиссар. Перед тем ударом немцев.
- А военврача Толмачевского?
Лицо Крамаренко неожиданно посерело.
- Лидочка… - прохрипел он, пошатнулся, судорожно вздохнув, попытался расстегнуть воротничок. Не преуспел.
- Что с вами, товарищ майор? – спросил Колышкин.
- Ваша жена ведь в его мед… - начал одновременно Воеводин, и замолк на полуслове.
Неожидаемые метаморфозы майора привели всех в некоторый ступор, ибо такого никто не ожидал. У всех на глазах Крамаренко будто бы постарел лет на двадцать. На ногах он не устоял, осев на лавку. Всем показалось, что его правая рука скользнула к кобуре. Зарубин с Березиным перехватили майора, схватив его за руки…
В этот момент в голове капитана что-то щелкнуло, будто кусочки мозаики сложились.
«Извини, дед!». И капитан ринулся к Крамаренко. «Что ты делаешь? – Возмутился Жуков». «Не мешай! – рыкнул правнук».
- Спирт! – выдохнул он, протягивая руку к Воеводину. – В кружку, быстро!
Тот отцепил свою фляжку, и в протянутую Колышкиным железную кружку плеснул спирта.
- Пей! – сунул кружку майору Жуков.
Тот выхлебал спирт и осел тихо.
- Что это было? – спросил полковник. – Мне казалось, что… он застрелиться хотел, вражина?..
- Погоди, Иван Иванович… - остановил комиссар. – Не руби с плеча, сейчас все узнаем.
- Как же тут узнаешь? Его вон как развезло…
- Так, бойцы, выведите майора на воздух, - сказал капитан, вынимая ТТ из кобуры Крамаренко. – И до медиков сбегайте, пусть рядом будут.
Зарубин с Березиным вывели Крамаренко из палатки, капитан выглянул следом и увидел бойца, что следил за майором. Тот что-то сержанту тихо говорил. Ким при этом имел очень бледный вид. Увидев командира, сержант на ухо быстро поведал такое, что в голове стало не уютно.
- Ты кто?
- Красноармеец Лосев! – вытянулся боец.
- Заходи, Лосев.
А потом Жуков повернулся и пояснил командирам свои действия:
- Это настоящий Крамаренко. А почему мой сержант его не узнал, и почему майор так себя вел, расскажет этот боец…
- … не знали, что немцы прорвали оборону на правом, - голос бойца подрагивал и звучал тихо. Было видно, что тяжело рассказывать. - Мы с командиром как раз в санбат раненых доставили. Лидия Ивановна, жена командира, как раз распределением занималась, она и приняла наших бойцов. Только мы отошли – крик, моторы ревут. Смотрим – танки немецкие из рощи выкатываются и как начали стрелять. Один прямиком на операционную палатку… смял её… никто выскочить не успел. Никто. Ни Толмачевский, ни Шабалин… потом телегу с тяжелыми пулеметом расстрелял и гусеницами давить, а под ней Лида Крамаренко спряталась и… на глазах у командира… кричала… - боец вздрогнул, - до сих пор этот крик в ушах, а командир…
Окаменевшие командиры нервно сглотнули. В палатке казалось, воздух напряженно загустел.
- Гранат нет, бутылок нет. Патронов кот наплакал, не успели пополниться, думали на обратном пути… а немцы наших раненых расстреливают, давят, и ничего мы сделать не можем. На танки и смотреть страшно – в крови, на гусянках ошметки… А командир в рост стоит страшно кричит и из пистолета по танкам садит. Танк выстрелил, взрыв, думали все, пропал командир. Кинулся я к нему… не знаю, как удалось его в глубь рощи утащить. Чудом под пулеметы и гусеницы не попал. Как во сне все…
Я по роще версты три командира тащил. По пути несколько бойцов прибилось. Встали мы, смотрим друга на друга… как чумные. Упали. Лежим. И подняться сил нет. Прям там и заночевали. Только спать боялись, а ну приснится бойня та…
Поутру командир очнулся. Не ранило его даже, только контузило. Сидит и воет. А мы и что делать не знаем. Потом те-те достал и к голове… только обойма пустая, все по танку высадил. Мы пистолет-то отобрали, и патроны тоже, что остались… потом говорили с ним. Командир ведь, одни красноармейцы вокруг, ни одного сержанта даже нет. Вроде отошел, командир. Повел он нас. Только иной раз плакал. Но мы понимающие, чего уж. Такое пережить… Потом к вам вышли, дальше вы знаете. Я лишь за товарищем майором приглядывал, чтобы не дай чего…
Боец тяжело вздохнул.

[Валентинович]

В палатке стало тихо. Лица командиров задумчиво-нервные, наверняка ставят себя на место майора. Вот комиссара даже перекосило, видно явственно представил себе танк, давящий людей. Майор тоже поморщился и даже вздрогнул. Лишь полковник задумчиво хмур. Жуков сам хотел представить, но не дал внук. И правильно, и так нервы не к черту.
- Ты иди, Лосев, - тихо сказал Жуков бойцу, - отдохни, за товарищем майором пригляди.
Пауза затягивалась. Колышкин, нервно расстегнув воротничок, смотрел в угол палатки. Воеводин вытирал вспотевший лоб платком.
- Да, увидеть такое не приведи… - прервал затянувшееся молчание Скоробогатов. - И все же малодушно стреляться…
- А, не руби с плеча, Иван Иванович… - вновь остановил комиссар полковника. – Ни ты, ни я, никто не ведает, как повел бы себя в подобной ситуации. Это я тебе как коммунист говорю. Я многое повидал, и зверства тоже, когда басмачей по пустыне гоняли, но такого…
- Какого-такого! – вспылил полковник. – У меня тут не пионерский лагерь. Дивизия… растрёпанная, но дивизия! По факту людей на полтора батальона всего. Весь командный состав с штабными в боях… стрелковым батальоном лейтенант командует, думал майора на батальон поставить, а он стреляться. Вот ты умный человек, Петр Семеныч, скажи - что мне теперь делать с Крамаренко?
Воеводин вновь вытер вспотевший лоб платком.
- Майором я займусь, - выдохнул комиссар. – Кому как не политработнику мозги вправлять.
- Ты только не перестарайся, Петр Семеныч, - сказал Колышкин.
- А, не учи, - отмахнулся Воеводин. - Давить не буду, тут вдумчиво надо. А вы пока сами делом займитесь.
Комиссар вышел. Тем временем полковник и майор трофейную карту развернули, и принялись изучать, а Жуков терпеливо ждал.
- Это выходит Минск уже окружен? – растерянно сказал Колышкин. – А это не провокация?
- Нет, товарищ майор. В условиях наступления жертвовать командиром батальона глупо. И не за чем. Считаю, что нам невероятно повезло. Карту командованию бы передать.
- Хорошо бы, - кивнул Скоробогатов, и глянув на карту, ткнул пальцем. – Только, если верить карте, мы в тылу у немцев.
- Да, товарищ полковник. Чуть южнее нас вторая танковая группа под командованием генерал-полковника Гудериана. А севернее, вот эта, - Жуков показал на стрелку, что упиралась в Минск севернее, - третья танковая группа генерал-полковника Гота.
- Сколько у них танков?
- Четыре дивизии у Гота и пять у Гудериана.
- А у нас три БТ-шки всего, - произнес Колышкин. – И то приблудные…
- Это все оберст-лейтенант поведал?
- Да, товарищ полковник. Немец сыпал сведениями, не скупясь. Видать запугать хотел. Но в большинстве я выводы делал, изучив карту.
- Вот как! – поднял брови полковник.
- Да, именно так, - подтвердил Жуков. – Вы с немецкими тактическими обозначениями знакомы?
- Частично, - признал Скоробогатов, - но общее понимаю.
- Вот смотрите, - сказал Сергей, склонившись над картой и показывая на знак, - вот этот ромб обозначает танковое подразделение, а буквы и цифры номер и количество боеготовой техники.
- А почему такие обозначения только в одном месте, а не по всему фронту?
- По-видимому, штаб счел лишним вносить информацию для командира батальона вне действия его подразделения. Но по общим обозначениям можно вытащить многое, например, вот этот знак в виде флажка – штаб четвертой армии, а немец успел напеть про четвертую армию…
Командиры вдумчиво изучали обозначения.
- А расположение наших войск немцам известно, - заметил Колышкин. – Смотрите, все наши дивизии и корпуса обозначены. А это что? – И майор, показал на стрелочки с надписями отмеченные карандашом.
- Это немцы пометили дороги, вдоль которых можно нанести удар или быстро перебросить резервы, - ответил Жуков, и показал на значки. – Вот это шоссе, а тут вообще, железная дорога, даже грунтовые обозначены. Что интересно, пропускная способность просчитана…
- Думаешь?
- Да, товарищ полковник. Немцы вообще предпочитают по дорогам передвигаться. Причем все подразделения в первом эшелоне моторизованные. Второй эшелон частично на машинах, лишь третий пешком. Но если надо, немцы могут быстро перебросить резервы в нужное место. Зная это, считаю наши боевые действия сейчас надо строить от природных препятствий. Это реки и болота. При вдумчивом подходе стрелковый взвод может надолго даже дивизию задержать.
- Ну, ты хватанул, капитан! – покрутил головой Скоробогатов.
- Нисколько, - возразил Жуков и показал на карту. - Вот смотрите. Река, бродов нет, русло глубокое. Берега топкие. Но имеется мост, который можно взорвать. И все, дивизия встала.
- На час максимум, - сказал Скоробогатов. – Наведут наплавной или мост починят. Полчаса-час.
- Время будет потеряно, товарищ полковник. У немцев все действия чуть ли не по минутам расписаны, а тут эффект песочных часов - через узкий проход по песчинке. Медленно. А теперь представьте, полк или даже дивизия – это песок, и они через узкий мост переправляются? Поскольку возможности обойти нет. И мост надо не только восстановить, укрепить надо, поскольку должен выдержать танк. Пусть еще на час задержались. Но тут час, там час. Сутки набегут. Темп наступления собьётся. Будет время резервы подтянуть, подготовить контрудар…
Жуков умолк, а полковник задумался. Затем приподнял трофейную карту и взглянул на штабную. Там Жуков заметил стрелки нанесенные карандашом. Они имели направление на Гродно. Тут заволновался правнук.
- Товарищ полковник. Хотели ударить на Солы? – спросил Сергей. - Там сейчас три пехотных и одна моторизованная дивизия…
- Да вижу уже, - буркнул Скоробогатов, недовольно взглянув на капитана. Он смотрел то на свою, то на трофейную карту, сравнивая данные.
«А что случится под Солами? – поинтересовался Жуков у правнука». «В районе Вишневец - Солы дивизия понесет очень большие потери, - ответил тот. - Практически ляжет вся. Но это если полковник решит атаковать, как мне известно. Если решит, то… - Сергей почувствовал как к горлу подкатил нервный ком, - представь - жители неделями закапывали павших бойцов. Потом со временем про захоронения забыли. Там начали строиться, например посёлок Вишневец буквально на костях погибших стоит». Жуков помрачнел. «Если тебе станет легче - полковник выведет из окружения, остатки, но сколько – не известно»*. «Легче не станет… - буркнул Сергей».
- Вот что, товарищ капитан, - сказал Скоробогатов. – Составьте записку о захвате оберст-лейтенанта, в ней укажите все, что успел вам сообщить пленный, и все ваши соображения. Их я приложу к трофейной карте. Надо её командованию срочно передать.
- Записка объемная выйдет. Нужны листы, или тетрадь.
- Возьмите тетрадь, - согласился полковник, - но займитесь этим немедленно. А мы тут еще подумаем…
Жуков вышел из душной палатки, расстегнул гимнастерку и с удовольствием вдохнул свежего воздуха. Стало легче. Еще перекусить бы чего и поспать минуток так «шессот», как говаривал Головатый, большой любитель поспать. Но времени на это нет, надо заняться делом. Где этим заняться - вопросов не возникло, есть уже хорошее место – полуторка, недалеко от штабной, где они с Кимом сидели. Тенек и рядом со штабом. При необходимости найдут.
Не успел он устроиться у колес, как мимо просеменил красноармеец с полными ведрами воды.
- Боец, стой! Куда воду несешь?
- Лошадей напоить, товарищ капитан.
- Чистая?
- Колодезная. Пейте вот, - и боец поставил ведро.
Вода показалась Сергею самой вкусной, что когда-либо пил. Холодная, до ломоты в зубах, в животе заурчало, но это мелочи.
- Ух! – выдохнул Сергей, жмурясь от удовольствия. – Откуда тут колодец?
- Дык хутор тут рядом, товарищ капитан.
Красноармеец ушел, а Сергей вновь устроился под замаскированной полуторкой. Тут тень и относительно прохладно. Жуков выудил из планшетки тетрадь с карандашом. Тетрадь положил на планшет, карандаш завис в готовности…
О чем писать наперво? Хотелось записать все, но что важнее? Пока он шел по лесу, ознакомился о многом. Да, сведения о численности и составе немецких дивизий важны, так же как направления ударов, с «прогнозом» на три-четыре дня вперед. Почему не больше, Сергей прекрасно понимал, даже пояснять у внука не требовалось. Мало ли командование РККА среагирует, гадай что потом немцы предпримут.
Что важнее? Про план «Барбаросса» написать? Можно, хотя он уже «трещит по швам». Упомянуть план «Ост»? Очень хочется донести до руководства это людоедские намерения фашистов. Прям руки чешутся. Кроме того стоит упомянуть про приказы об отношении к захваченным пленным и судьбе евреев и политработников…
«Успокойся!» Жуков почувствовал, что его трясет от злости. Надо же, как нервы сдали…
«Ты с направлений ударов начни, и состава групп армий, - посоветовал правнук, - а так же о взаимодействии танковых, пехотных и артиллеристских дивизий с поддержкой авиации. Потом, если время будет, и про «Ост», и прочее напишешь».
Правнук прав, эмоции побоку. Мысли пришли в порядок и карандаш заскользил по бумаге. Страница заполнилась быстро, перевернув, продолжил. Руку вдруг свело – давно не приходилось много писать. Размяв усталые кисти, Жуков вновь пишет. В животе урчит, но внимания на это никакого.
«Ты бы поел чего…» «Успею, - отмахнулся Сергей, - успею».
Через полчаса капитан устало откинулся на колесо и принялся разминать усталые кисти. Боковым зрением заметил вышедшего справа Головатого. Лейтенант держал в руках пару котелков, один большой и с большой краюхой хлеба поверх. Головатый заметил Жукова, дохромал до полуторки и поставил котелки рядом.
– Вот, командир, пообедай. Тут каша и компот из ревеня. Кисленький.
- Антон, ты почему тут, а рана?
- А, - отмахнулся лейтенант, - ерунда - ляжку продырявило, кость не задело. Рану почистили и забинтовали. Сбежал. Ложка есть?
- Есть. Сам- то ел?
- Ага, успел перехватиться.
Зачерпнув из котелка варева, Жуков сунул ложку в рот. Задумчиво прожевал, прикидывая то что необходимо записать следующим. И уже приготовил карандаш, но распробовав кашу, понял, есть и одновременно записывать не выйдет. Глаза сами собой скосились в сторону котелка и хлеба, отвлекая от дела. Пришлось отложить писанину. Желудок урчал от удовольствия, Сергей гмыкал в унисон. Черт побери, как вкусно! Хлеб пах дымком, был нежен и мягок, будто испекли недавно. И где его Головатый нашел в лесу? Ах да, хутор недалеко. Похоже, штатные повара сговорились с хуторянами и напекли свежего хлеба. Пейзане еще и ревеня в огороде позволили нарвать. Котелок опустел влет. Кислый компот добил до сытости. Накатила истома, вместе с ней обострилась сонливость. Сергей с минуту боролся с желанием прилечь хотя бы на полчаса, но поняв, что может уснуть надолго, решительно поднялся, и прошелся, разминая ноги и растирая лицо.
Головатый спокойно лежал под кузовом полуторки, одним глазом наблюдая за Жуковым.
- Ты бы тоже прикорнул, командир.
- Некогда, Антон, некогда. Дел полно. Вон, еще писать и писать…
- Пиши, а я посплю… - сказал лейтенант, отчаянно зевая. – Толкнешь, если что…
Жуков уселся к колесу, чуть подправил карандаш и продолжил писать. Вскоре рядом засопел Головатый. Припахать бы его к писанине – подумалось, но сам и ответил - не выйдет. Собственноручно быстрее получится. А так хоть он пусть отдохнет, тоже постоянно на ногах…
Сергей заполнил уже полторы страницы, задумался…
- Воздух!
От неожиданности Жуков подскочил. Одновременно что-то глухо бумкнуло и раздался сдавленный мат. Ругался Головатый. Он тоже взбудоражился, но так как спал под машиной, спросонья вскочил и треснулся об днище кузова.
- Твою ж мать! – лейтенант выполз из-под машины и, держась за ушибленную макушку, закрутил головой. – И где воздух?!
Действительно – где. Как капитан не всматривался в небо, ничего подобного похожего на самолеты не видел. Повернулся к видневшейся установке ПВО. Наблюдатель, сидящий на березе, пристально смотрел в бинокль. Из штабной палатки вышел Скоробогатов Колышкин и Воеводин.
- Группа самолетов с северо-запада, - доложил сержант-наблюдатель. - Движется в нашу сторону.
Командиры переглянулись. Колышкин что-то начал говорить. Воеводин согласно закивал.
- Огонь не открывать, - распорядился комдив, выслушав майора и политрука. – Если мимо пролетят.
Не успел Жуков удивиться команде, как сам понял - зенитный огонь сразу демаскирует расположение дивизии. А к движению она еще не готова. В голове вдруг возникло недоумение - правнук забеспокоился, однако пояснить пока ничего не мог. По его просьбе капитан попытался увидеть – что твориться в небе поднявшись на кузов полуторки, но не преуспел. Тогда он направился к наблюдателю.
- Что можешь про них сказать? – спросил он сержанта.
- Странно летят, ответил тот, не отрываясь от наблюдения. - Пока не понятно.
- В чем странность?
- Обычно строем идут, а тут как бы роятся… - сержант примолк на миг. – Там наши! Наши там! Два или истребителя!
«Твою же мать! – вдруг выругался правнук. – Мы идиоты! Дауны! Кретины! Лузеры!». Жуков недоуменно завис. «Ты чего?». «Извини, дед, не сдержался. Просто понял – как мы – я и друзья, лопухнулись с тем, что важно командованию передать!». «Как это лопухнулись? – удивился Сергей. – Все по делу, важное и необходимое!». «Аэродромы-же! – мысленно закричал правнук. – Аэродромы! И их дислокация! Вот про что мы забыли! Ты понимаешь – как важна эта информация! Знать бы нашим командующим дислокацию немецкой авиации, нанесли бы удар по аэродромам, как бы легче стало! Ну, мы и лузеры!» «А на карте их не было… - задумался капитан». «Конечно - не было! Зачем пехотному комбату знать дислокацию родной авиации? Ну-у-у, блин… – досадно протянул правнук».
Тем временем стало слышно гудение множества самолетов. Действительно, в воздухе шел жаркий бой. То, что это не налет, а бой, стало ясно всем. Красноармейцы перемещались по роще, ища возможность посмотреть. Гул усилился – значит скоро можно увидеть воздушное сражение воочию.
- Мессеров восемь, наших двое, - уточнил наблюдатель. – Вот же суки!
В роще движение практически прекратилось. Все замерли, вглядываясь в небо. Рой самолетов возник над головами внезапно. Пара И-16 отбивались от восьмерки мессершмитов. Ишачки постоянно виртуозно виражили, так как немцы атаковали беспрерывно, пользуясь подавляющем превосходством и преимуществом машин. Пока одна пара мессеров атаковала, остальные лезли в высоту и поочередно падали на советские истребители. И-16 летели рядом, один за другим, лихо уклоняясь от атак немцев, правда, ведомый ишачок немного отстал, имея за собой белесый след.
Подбили? Красноармейцы в роще затаили дыхание - очередная пара немецких истребителей падала на отстающего. И-16-е качнулись в сторону, намереваясь свалиться в штопор, но ведомый вдруг мгновенно выровнялся, чуть приподнял нос и дал очередь по проскочившему немцу. Мессер вспыхнул огнем, полетели куски обшивки. Одновременно получил попадания и наш истребитель от ведомого немца. В роще сначала торжествующе взревели, но следом со злобой застонали. Из обеих подбитых машин вывалились черные точки, полетели вниз, затем появились белые купола парашютов. Мессеры тут же разделились – одна пара устремилась к куполу нашего летчика. И-16 тут же развернулся и атаковал мессеров в лобовую.
- Бей! Бей! – заорали в роще. - Бей их!
Капитан заметил командиров у палатки, тоже с напряжением наблюдающих бой в воздухе.
Тем временем огненные трассы перечеркнули небо. И вспыхнули два самолета. Мессер, получив попадания, вдруг развалился на части, наш ишачок тоже вспыхнул, но продолжил лететь со снижением. Раскрылся еще один купол. Оставшиеся немцы начали заход на снижавшихся летчиков. В роще стоял мат и щелканье затворов, бойцы намеревались стрелять.
- Огонь! – рявкнул комдив.
Расчет М4 давно вел немецкий истребитель, и тут же оглушительно выдал очередь по самой ближней паре. Мессеры буквально сами влетели в трассу. 37-ми миллиметровые зенитки заговорили на мгновение позже. Грохнул винтовочный залп. Без команды. Будь в руках у капитана что-нибудь посолиднее ТТ, тоже бы стрелял. Так хотелось покарать ненавистного врага!
Один мессер, получив попадание, крутанулся и упал за рощей. Второй вспыхнув мотором успел развернуться, но очередь зенитки распорола корпус пополам. Оставшиеся вражеские истребители мгновенно развернулись и буквально дали копоти.
«Подбиты что ли? – удивился капитан». «Нет, - ответил правнук, - у мессершмитов на форсаже выхлоп такой». «Жаль…»
Тем временем комдив распорядился найти наших летчиков, и захватить немецкого.

[Валентинович]

Глава-12

С отбытием поисковой группы красноармейцев, выделенных из взвода охранения, суета в роще вовсе не спала. Наоборот, движение будто усилилось. Командиры звучно командуя собирали личный состав и отводили куда-то. Забегали посыльные и ординарцы. Послышалось звучание работающих двигателей. Явился водитель полуторки, козырнул отдыхающим командирам, раскрыл моторный отсек и стал в нем что-то делать.
- Нет, ну какие сволочи! - сказал Головатый, потирая раненую ногу. – Расстреливать летчика на парашюте!
Жуков согласно кивнул. То, что наши пилоты будут действовать так же, умолчал, ибо для наших летчиков, имеется разница, и существенная. Если немцы уничтожают подготовленного вражеского пилота, то наши врагов напавших на страну. И что делают пилоты Люфтваффе, когда видят колонны беженцев, Сергей уже знал. Сам не видел, но правнук рассказал. Причем в красках. Рука нервно дернулась – строчка сползла…
- Поймать, эту суку, повесить и расстрелять! – не унимался лейтенант, очевидно имея ввиду сбитого немца.
- А потом сжечь? - покосился на Головатого Сергей. – Остынь, мешаешь…
Тихо подошел Ким, следом за ним Зарубин с Березиным. Расположились рядом. Подразделение, так сказать, за исключением двоих, в полном сборе - горько подумалось капитану. Батальон, етить!
- Что там Крамаренко?
- Отошел, майор, - ответил Ким, и тут же добавил, - то-есть успокоился. С ним товарищ комиссар долго говорил. Да и я потом немного. Про сестру… - Сержант тяжело вздохнул и задумался. Больше ничего уточнять Сергей не стал. Тут уже каждый хлебнул горя, а сколько еще будет…
Внезапно, в какофонию звуков вплелось рычание работающего двигателя. Причем капитану показалось, что это рычание отличается от привычной работы двигателей, но смутно знакомое, и сопровождавшееся гусеничным лязгом. Но это не тягач, и не танк. Что-то другое. Но что? Головатый тоже насторожился, прислушиваясь. Закрутили головами бойцы. И вдруг лейтенант вскинулся.
- Ганномаг!
- Точно! – Жуков тоже вскочил, выхватывая пистолет.
Ким, Зарубин Березин уже перехватили оружие по-боевому, и теперь настороженно озирались. Как не забыть этот звук немецкого бронетранспортера, когда бойцы разведбата сталкивались с мобильной разведкой немцев черт знает сколько раз. Мысль сразу выхватила вопрос – почему всполошились только они? Другие красноармейцы, что находились поблизости, лишь заинтересованно поглядывают. Никакой суеты, ни криков – к бою. Рычание стало громче, и из-за деревьев показался именно Sd.Kfz.251. На бортах кресты. У пулемета с щитком боец в камуфляже. Однако рядом с ним торчит пара красноармеецев.
- Наши вроде… - прищурился Головатый. – Да это наши бойцы.
Жуков тоже узнал сержанта Кравцова и красноармейца Федорова. Именно они находились рядом с пулеметчиком. Значит, в бронике наши, а какие наши, сейчас выяснится. Не зря сержант, что командовал охранением с юго-восточной стороны, сопровождает бронетранспортер. Ганномаг остановился у штабной палатки. И с него бодро выпрыгнул человек в маск-комбинезоне «амеба».
- Это что за хрен с горы? – спросил Головатый.
Громко спросил, так как неизвестный оглянулся, поморщился, но как раз из палатки вышел Скоробогатов. Неизвестный шагнул к нему, козырнул и представился:
- Капитан госбезопасности Лукин.
- Полковник Скоробогатов, - представился комдив. – Документы имеются?
- Имеются, - кивнул капитан. – Пройдемте в палатку, товарищ полковник. Документы и полномочия я предъявлю там.
Они направились в палатку. Из ганномага вышел боец, что за пулеметом стоял. Закурил. Федоров остался в кузове, а Кравцов, спрыгнув, отошел чуть в сторону, зыркнув при этом в сторону бойцов, что двинулись было стрельнуть курева у гостя. С куревом было туго. Но красноармейцы все поняли правильно…
То, что его подчиненные грамотно взяли под охрану, капитана порадовало. Потому что, пока не подтвердились личности неизвестных, доверия нет. Что там они бы про себя не говорили.
- Ждите тут, - буркнул Жуков, направляясь в палатку, но на пути свернул к бронетранспортеру, знаком подозвал сержанта, и спросил:
- Откуда пришли?
- На юго-восточное охранение выскочили, - сообщил Кравцов. – Сказали – столкнулась с немецким дозором. Приняли бой, захватили броник и на нем от погони ушли...
Ясно, что у этой группы имеется конкретное задание, которое встречным озвучивать не будут. Но цель важная, иначе зачем направлять группу бойцов из госбезопасности? Жуков кивнул и вошел в палатку. Скоробогатов, Колышкин и Воеводин стояли у стола и слушали Лукина, который им что-то рассказывал, показывая на карте. Значит документы проверены и в порядке - об признаках немецких подделок Жуков командирам говорил. Капитан при появлении Сергея умолк, на миг глянув на вошедшего, затем вопросительно посмотрел на Скоробогатова.
- Это командир развед-батальона капитан Жуков. При нем можно.
Лукин кивнул и продолжил. Из его рассказа стало ясно – выполняя приказ, они двигались вдоль железнодорожной ветки и переезда наткнулись на немцев. В ходе боя удалось захватить бронетранспортер и отойти на север. Оторвались от преследования чудом. Но в бою потеряли четверых. Теперь для выполнения приказа сил группы недостаточно.
- Просишь людей, капитан? А их нет у меня, понимаешь? – зло сказал Скоробогатов. – Дивизия в полтора батальона. Командиров кот наплакал. У капитана вон, только пять человек из списочного осталось. Кого я тебе дам? У меня каждый боец на счету!
- У меня приказ особой важности, - веско сказал Лукин. – Нужны полномочия? Обождите минутку...
Капитан быстро скинул верхнюю часть «амебы» и выпростал полу гимнастерки. Вынул нож и принялся распарывать шов. Скоробогатов, Колышкин и Воеводин с интересом наблюдали. Странно, что гимнастерка имеет двойную ткань, и не жарко капитану в ней? Наконец пола распорота, и в руках капитана появился кусок белой ткани.
- Вот мои полномочия, - сказал Лукин, протягивая ее Скоробогатову.
Комдив развернул ткань и пригляделся. Брови его поползли вверх.
- Сам Меркулов подписал?
- Так точно, - подтвердил Лукин.
- Что ж… - задумался комдив. – Раз так, придется выделить.
- Мне нужны люди капитана Жукова, - требовательно сказал Лукин.
Скоробогатов побагровел, но ничего не сказал. Жуков решил вмешаться:
- Готов к выполнению приказа. Докладную записку составил, товарищ полковник. Считаю необходимым передать карту и докладную товарищу капитану госбезопасности. Так вернее будет.
После недолгих препираний, полковник уступил капитану. Ему не хотелось лишаться разведчиков, но документ с подписью комиссара госбезопасности, перевешивал все доводы комдива. Лукину надо было минимум четверо, а лучше шестеро бойцов в группу. Больше не требуется. Жуков мысленно отобрал Кравцова, Федорова, Березина, Зарубина и Кима. Головатого оставлял – ранен. Внезапно с ними попросился Крамаренко. Он явился в штабную палатку в момент «торгов» комдива с капитаном. Быстро вникнув в суть споров попросился в группу. Командиры переглянулись, но решение было за Лукиным. Переговорив с комдивом, капитан принял решение майора взять, а что там с ним было – не важно. Раз майор сказал – перегорело, значит так и есть.
Когда определился состав группы, Лукин довел собственно саму задачу. Необходимо найти товарный состав. Точнее найти вагон, что был добавлен в товарняк специально. То, что находится в нем, не должно попасть в руки врага. Товарняк вышел из Белостока три дня назад, но к месту назначения не прибыл. Точно известно, что состав миновал Волковыск и пропал. Выяснить где он находится, и какие разъезды и станции состав миновал, не вышло – связь по железной дороге была нарушена. Группа капитана Лукина имела иное задание, но по выходу была перехвачена посыльным с приказом связаться с Москвой. По связи капитан и получил задачу найти пропавший состав, обеспечить его прохождение по лидеру, при невозможности вагон уничтожить. Для привлечения подразделений Красной Армии использовать полномочия полученные ранее.
- Вопросы?
Вопросы конечно имелись. Лукин ответил на каждый. Вагон товарный, обычный закрытого типа. Да, опечатанный вагон сопровождали, но вследствие неудобства охраны, вооруженного сотрудника НКВД ввели в бригаду машинистов. И нет, вагон специально к уничтожению не готовили. Вагон прицеплен четвертым от тендера…
Шум у палатки привлек наше внимание. Оказалось, вернулась поисковая группа. Привезли двух наших летчиков и немца. Немец, правда, в виде трупа. Отстреливался, сволочь. Одного нашего летчика сразу утащили в санбат, ибо был ранен, второй пилот хоть и хромал, но от помощи отказался. В штабной палатке он представился:
- Старший лейтенант Терещенко. Энский истребительный.
Далее старший лейтенант рассказал, что вылетали на перехват бомбардировщиков, но их прикрывали истребители. Месеров было много…
- Скажите, старший лейтенант, - перебил Лукин Терещенко, - а вы не вдоль железной дороги летели?
- Да, товарищ капитан. Железка хороший ориентир, летели по ней, - ответил летчик. – В районе разъезда на север ушли.
- А вы не помните, стояли ли составы на перегоне, или на разъезде?
- Меж станциями составов не было, - уверенно ответил Терещенко. - А на разъезде два состава стояло.
- Это точно? Подумайте, очень важно.
- Обижаете, товарищ капитан. Для летчика наблюдательность, одно из важных качеств! Я еще заметил, что оба паровоза и пути со стрелками повреждены. Видно авианалет был. Но сами составы целы. Еще заметил, что в составах цистерн много. Сколько топлива впустую пропадает, когда на аэродромах нехватка.
Командиры переглянулись. Если нужный вагон в тех товарных составах, то задача несколько упрощается.

[Валентинович]

Ветки хлестнули по бортам и затрещали, ломаясь - ганомаг протискивался меж двух сосен. Это не дорога, а больше тропа. Правда имелась колея. Чуть видимая, узкая, тележная, но пока по этой лесной тропе-дороге ехать удавалось.
Сосновый лес почти без подлеска. Видимость хорошая. Бойцы из кузова торчат намеренно, лишь при проезде меж стволов и через кусты прячась за броню. Пулеметчик тоже бдит. Не немцев опасаемся, а своих. И бойцы вдоль бортов принадлежность к Красной Армии обозначают, если вдруг попадется группа окруженцев. Черт его знает - сколько красноармейцев сейчас бродит в лесах, выходя из окружения. Злые, голодные, а тут техника вражеская, с крестами на бортах. Пальнут, не разбирая. Как выразился правнук, когда советовал поступить так – по закону подлости ведь попадут, и не дай бог как со случаем недавней бомбардировки. Ведь сорвут задание.
Жуков переключился на вторую передачу и прибавил газу. Прямой участок дороги короток, особо не разгонишься. Впереди опять меж стволов придется маневрировать. Если попадется ствол поваленный, то на этот случай имелась пила-двуручка и пара топоров. Или мешающий проезду ствол спилить…
Руль у ганомага тугой. Прямо ехать еще ничего, а как дорога начинает петлять, нарулишься. Жуков уже километров десять ведет броник. Руки с непривычки отяжелели, пора у Лукина смену просить. Он сидит рядом, тетрадь изучает, иногда поглядывая на немецкую карту. Хмурится, но молчит. Не прост этот гэбэшный капитан. Сложившуюся обстановку изучает вдумчиво, сравнивая прочитанное, то что сам знал, и что летчик рассказал. Явно не боевик, но стрелковая подготовка на высоте. Аналитик, из следователей. Это мнение сложилось из двух – самого Сергея и правнука, после наблюдений за Лукиным. Это и манера держаться, говорить, моторика… и еще навык вождения. Но не как показатель. Просто оказалось, что в собранной группе водить умеют только двое - Жуков и Лукин. Ибо свой водитель из группы погиб. Правда Жуков не стал уточнять, что водитель он не ахти, но правнук, уверил, что поможет, так как он водит все что двигается.
«То есть все-все-все? – уточнил Сергей». «Все, кроме самолетов и вертолетов, - ответил правнук». «И танк?» «Современный мне без проблем. Но с профи даже рядом не стоял. С нынешними - разберусь, но времени больше потрачу». «Серьезно вас там учат! – подумал Жуков». «А то!»
Еще в расположении Лукину под роспись вручили трофейный немецкий планшет с картой и пояснительной запиской. Капитан госбезопасности с минуту изучал карту, потом бегло просмотрев записи, посмотрел на Жукова. Сергей почувствовал себя неуютно.
«Оттиск ОГВ у себя на лбу не ощущаешь? - Сострил правнук».
Какие бы мысли не шевелились в голове Лукина, но ничего менять не стал. Наверно решил, пусть этот комбат будет рядом. Только уточнил – может ли капитан водить бронетранспортёр? Именно это и стало решающим…
К выезду приготовились быстро. Вопрос встал в заправке. Промер бака показал – чуть менее половины, а это литров шестьдесят-семьдесят, на восемьдесят километров должно хватить. Но это по хорошей дороге. Сколько придется плутать по буеракам – не известно. В дивизии горючим помочь естественно не смогли, самим было мало. Предложили только канистру авиационного, но было сомнительно – прожует немецкий мотор этот бензин, или нет. Канистру естественно взяли.
Впереди показалась развилка. Судя по солнцу, правый съезд имел южное направление, а левый по дуге уходил на восток. Что в правом направлении, что в левом далее виднелись просветы. Лес заканчивался, начинались поля. И виднелись крыши домов.
- Останови-ка, - сказал Лукин, поднимаясь.
Жуков остановил ганомаг и выключил скорость. Обернулся и мотнул головой. Бойцы поняли без слов. Зарубин и Березин выскользнули из кузова и выдвинулись по дорогам вперед. Ким занял позицию в тылу. Тем временем капитан развернул свою карту. Хмыкнул. Сунул планшет Жукову.
- Что думаешь?
Сергей посмотрел - этой развилки, как и самой дороги на карте не было. Как не были обозначены те селения, что виднелись впереди.
- Чудесное вредительство, - ответил Сергей. – Дрянь, а не карты. А на трофейной?
Лукин поджал губы. Ага, развел тут секретность…
- Хорошо, - сказал капитан госбезопасности, и достал немецкую карту.
На трофейной, в отличие от имеющейся, все обозначения селений имелись. Надписи на немецком конечно, но привязаться к нахождению не проблема. Через плечо заглянул Крамаренко.
- Думаю нам налево, - сказал он.
- Да, налево, - согласился Жуков.
- Почему? – спросил Лукин.
- Мы больше на запад сместились, - ответил Жуков. – Вот тут ехали…
- А нам восточнее надо, - добавил майор. – Вам несподручно было, а я на компас смотрел и азимуты брал. Мы тут. – И Крамаренко ткнул в карту.
- Ага… - сказал Лукин, присмотревшись, - выходит, что правая дорога на Волковыск ведет, и там Задворье виднеется. А если налево, то впереди Ляховичи. Но в Ляховичах через речку моста нет. Может и есть, но сомневаюсь, что на бронетранспортере проедем. Нужно еще правее брать, и через Самаровичи ехать, а там, через Конно до Зельвы восемь километров.
- И вопрос в том, есть ли тут немцы? - сказал Крамаренко.
- Еще вчера через Зельву части четвертой армии проходили… - задумчиво сказал Лукин. – Почему летчик про мост ничего не сказал? А немцы ударили… - и вопросительно взглянул на Жукова.
- Насколько я понял, Гудериан чуть южнее прошел. Вот, - и Сергей показал на карте, - через Ружаны на Слоним. Часть дивизий после окружения десятой армии под Белостоком, ударили на Волковыск. Тут рядом почти. Так что шоссе и железку через Зельву, немцы вниманием не обойдут.
- Считаешь, на этом берегу Зельвянки наших не осталось?
- Не знаю, товарищ капитан госбезопасности. Надеюсь в Зельве наши. Но буду исходить от худшего.
- Хорошо, - кивнул Лукин, - выдвигаемся к Зельве, а там по обстоятельствам. И еще, обращаться ко мне – товарищ капитан. И все! Ясно? Товарищ Жуков, заводите, нет, стоп, давайте сменю…
Лукин сел за руль, а Жуков высунулся и негромко свистнул. Бойцы охранения заскочили в кузов.
- Разговорным немецким кто владеет? – спросил Лукин.
Жуков отрицательно помотал головой. Его бойцы тоже.
- Ясно, Якимов! Возьми каску немецкую и плащ под сиденьем. Если что, будешь немца изображать.
И капитан включил передачу…
К Зельве группа подошла к вечеру. Пешком. Бронетранспортер оставили в паре километров в небольшой рощице, тщательно замаскировав. Причины просты – лес практически закончился и в районе городка слышались выстрелы и что-то горело. Дым поднимался высоко.
Жукову было тяжело осознавать то что он узнал от правнука. Не верилось, но он не возражал. Не будет гость зря наговаривать. Мимику капитана заметил Лукин. На вопрос – в чем дело ответил – нехорошее предчувствие.
И вот группа на месте. С небольшого холмика, поросшего молодым березняком они рассматривают маленький городок. Даже не городок, а большое село с церквями и железнодорожной станцией. Она имела четыре линии путей, большие угольные склады и гидроколонки для заправки паровозов водой. От станции отходило на восток ветка к какому-то зданию, стоящему прямо на реке, очевидно мельнице. Но особо рассмотреть, что там не удалось – вдоль ветки кустов наросло. В городке ничего не дымило. Дымные столбы стояло левее, как раз в стороне обоих мостов – автомобильного и железнодорожного. Зато постреливали именно в городе. Немцы. Были бы в Зельве наши, то был бы полноценный бой…
На станции стоит два товарных состава. От локомотивов осталась груды железа. Очевидно попали под авиаудар. Немецкий летчик положил свои бомбы ювелирно - по паровозам, зацепив кроме них весь пучок стрелочных переводов. Взрывы бомб и котлов разметали котельное железо в хлам. Досталось тендерам и первым вагонам. Последующие стояли почти целые, посеченные осколками.
Лукин и Крамаренко в бинокли осмотрели окрестности и переключились на станцию. Свою оптику Жуков потерял, когда дивизия выходила из боя, теперь Сергей сожалел – пригодилась бы. В принципе до станции чуть менее двухсот метров, но рассмотреть номер вагона просто не реально.
- Так, вот наш вагон, - сказал Лукин.
- Какой?
- Ближний состав, крытый перед цистерной.
Командиры какое-то время разглядывают вагон, потом переключаются на цистерну.
- Она с бензином, - пробормотал Крамаренко и подал бинокль Жукову. – Посмотри.
- С бензином, - подтвердил Сергей, приглядываясь. – Похоже полная. Вон как парит над крышкой. Цистерну специально прицепили за спец-вагоном?
- Не в курсе, - ответил Лукин. – Мне только описание с номером вагона дали.
И капитан госбезопасности задумался. Крамаренко с Жуковым переглянулись, сразу поняв. Не велика задача – в городке точно немцы. Пока у них интерес с южной стороны и в районе мостов, но скоро они доберутся до станции и выполнить задачу будет проблемно. Между ними и станцией выкошенный луг – незаметно приблизиться не выйдет. Единственный выход сместиться к той железнодорожной ветке, что ведет к мельнице и пройти к составам, прикрываясь насыпью.
- Якимов, - обернулся Лукин к своему бойцу, - пулемет тут установи. Лучше места не найти.
Сказал невольно покосился на Жукова и Крамаренко. Оба кивнули, подтвердив правильность выбора позиции.
- Еще пару направо, метров на сто, фланг прикрыть, - сказал майор.
- И на ветке пару оставим, когда к составам крюк дадим, - добавил Жуков.
Кравцов и Федоров отправились прикрывать справа, Ким оставался вторым номером с Якимовым. Зарубин и Березин двинулись вслед командирам. Приблизились к насыпи, миновали канаву с водой и поднялись к полотну. Выглянули...
Волковыск – Зельва – Слоним. Дорога жизни. Дорога смерти. Полки, дивизии, корпуса армий двигались по шоссе растянувшись на десятки километров. Грузовики и танки, санитарные фургоны и телеги, кавалерия и стада, тягачи и толпы беженцев. Сотни тысяч людей стремились уйти от надвигающегося врага. И это великий исход уперся в небольшую речушку с болотистыми берегами.
Зельва. Маленький древний городок стал свидетелем великой трагедии. Свидетелем беды. Кровавых боев и бесконечного горя.
Маленькая речка Зельвянка для техники и сотен тысяч людей превратилась в большое препятствие, так как автомобильный мост был подорван диверсантами. Целым остался только железнодорожный. Его немцы не бомбили, имея на него виды, хотя авианалетов было не счесть. Пилотам люфтваффе не надо было прицеливаться - стреляй и сбрасывай бомбы всегда попадешь. Налет-налет-налет. И люди под бомбами шли на другой берег. По мосту. Вброд…
Этот рубеж символ смерти и мужества. Символ сказочной реки Смородины и Калинова моста. Кто прошел, тот спасся? Что ждало людей на восточном берегу Зельвянки?
Немецкое командование, решило во что бы то ни стало уничтожить выходящие из котла части Красной Армии. У Зельвянки Федор фон Бок сосредоточил внушительные силы вермахта.
И грянула битва. Первым на прорыв пошел сводный отряд под командованием комбрига Бельченко. Следом атаковал немецкую линию обороны сводный батальон полковника Смолякова. Вместе с батальоном из кола пытались выйти и остатки штаба 10-й армии, в том числе генерал-лейтенант Дмитрий Михайлович Карбышев. Утром 27 июня полковник Молев предпринял последнюю атаку. Вперед пошли остатки стрелковых батальонов, артиллерии, танки, что смогли форсировать Зельвянку, часть кавалерийского полка и даже бронепоезд…
Красноармейцы дрались не на жизнь, а на смерть. Местные жители потом долго хоронили павших. Так много их было…

[Валентинович]

Мрачный пейзаж с застрявшей в реке техникой. Десяток танков в Зельвянке меж мостами, вокруг мельницы из воды торчат башни с распахнутыми люками - два БТ-7. На этом и том берегу остовы БТ-шек, сгоревших и без башен. Два полупонтона колыхаются на течении, а третий лежит на том берегу. На плотине брошенная полуторка с каким-то грузом в кузове. Еще одна уткнулась в БТ без башни. Трактор с мертвым мехводом, все еще державшимся за рычаги. Почти рядом с путями сгоревший остов Т-26 с конической башней и телами угольного цвета вокруг.
Тела… тела… тела…
Везде. На берегу, меж путями, на мосту, в воде. Распластанные. Целые и частями. И кровь…
Почти на путях в нескольких метрах от внушительной воронки лежит бесформенный кровавый шмат. На миг подкатила тошнота. Краем глаза Жуков заметил, как Лукин стал бледно-зеленым, но своё внимание Сергей переключил на фигуры в форме мышиного цвета, которые цепями двигались со стороны шоссе. Немцы деловито обходили брошенную технику, останавливались около тел и стреляли в трупы. Зло так, стреляли.
В душе будто вулкан взорвался. Лава ярости чуть наружу не выплеснулась. Что-то ледяное и такое же яростное вдруг воспротивилось извержению. Руки дрожали от напряжения. Борьба сознаний длилась казалось целую вечность. На самом деле какой-то миг. И ярость капитана одолевала. Тогда в голове запульсировал отчаянный крик - «Мать твою, капитан, через коромысло, лох йоп-та, ты чего творишь?». Наваждение чуть схлынуло. «Голову включи, дед, мля! – продолжал отповедь правнук. - Смотри вон, бойцы сейчас тоже огонь откроют!». Отхлынуло, и включился рассудок. Действительно, Зарубин и Березин уже вскинули автоматы, вот-вот стрелять начнут. Но ждут приказа, и если приказ не отдать, то откроют огонь сами. По перекошенным лицам видно.
- Не стрелять, мать вашу! - зашипел Жуков, кося одним глазом на немцев. – Отставить! Отставить, я сказал!
Бойцы нехотя подчинились. Позади началась какая-то возня, и капитан развернулся к новой напасти. Оказалось Крамаренко, приглушенно матерясь, пытается удержать Лукина. Автомат капитана в стороне, а он пытается достать пистолет из кобуры. Лице Лукина перекошено, глаза бешено сверкают. Майор удерживает руку с трудом, но отобрать пистолет ему несподручно.
Сергей скользнул к ним и вывернул ТТ из кисти. Затем уже вдвоем прижали капитана к насыпи.
- Ты что творишь, мать твою! – зашипел Жуков. – Задание провалить решил?
В голове хмыкнул правнук «Сам-то минуту назад…», но был мгновенно послан. «А майор-то красава!» Смысл этой мысли дошел не сразу – выходит только Крамаренко смог свои эмоции сдержать? Даже стыдно стало.
Лукин попыток вырваться больше не предпринимал.
- Суки! Твари! Нелюди! - Тяжело дыша, выдавил капитан.
И из его глаз потекли слезы. Жуков с Крамаренко переглянулись. Видеть зверства врага это не просто видеть смерть. Тут порой и стальные нервы не помогут. Для Лукина похоже тот встречный бой был вообще первым, а тут…
Ужасами войны за неделю боев Жуков пропитался по самое не могу. Крови и разорванных тел повидал… Оторванную ногу оберст-лейтенанта без эмоций рассматривал, лишь сожалея о гибели врага как языка. Но все же…
Майор вон тоже хватанул, до нервного срыва, чуть пулю себе в лоб не пустил. Черт его знает - где находится предел нервного напряжения. В какой момент ярость выплеснется и затмит разум? Ведь хотелось добраться до врага, вцепиться зубами, и рвать, рвать, рвать…
Еще когда по лесу шел, правнук много чего рассказал, что сначала не верилось, а теперь…
- Ничего, - процедил Крамаренко, - все воздастся. Ничего не забудем.
- Ты-то сам как? – спросил Жуков.
- Как-как… - пожал плечами майор. – Выгорел. Но острое желание зубами их грызть имеется...
- Я тоже в порядке… - спокойно сказал Лукин. – Отпустите.
Капитан сел. Бледен, руки и ноги дрожат. «От Лукина сейчас толку не будет. И его амеба не в струю…». Эту мысль правнука Сергей понял сразу. Хотя вновь странно выразился. Жуков взглянул на майора, тот понимающе кивнул. А чего тут понимать, ясно, что придется действовать самим.
Жуков выглянул. Немцы подтянулись ближе к домам, и уже орудуют в городке. Иногда слышатся крики и стрельба. Действительно времени в обрез. Станцию наверняка проверят, если не уже. Там топлива в цистернах хоть залейся и всякого добра в вагонах и на складах. Ушибленные своим орднунгом применение всему найдут. Даже танки восстановят, чтобы на них воевать.
- Тол где? В мешке? Снимай, капитан. Без возражений! Фрицы ждать не будут.
- Фрицы?
- Фрицы, Гансы, Михели, чтоб им гореть, мля, какая разница.
- Ясно, - кивнул Лукин, явно собираясь идти к вагону. – Вперед!
- Нет, товарищ капитан госбезопасности, - покачал головой Жуков. – Мы все сами сделаем.
- Стрелять и рвать врага – наше дело, - добавил Крамаренко. – А твое - шпионов да предателей выявлять. Ты, капитан, лучше нас прикрой. И не сомневайся, приказ выполним.
Лукин было вскинулся, но сник, поняв, что оба правы. Скинул мешок и передал майору.
- Удачи, мужики. И не смейте погибнуть, особенно ты, - и Лукин толкнул кулаком Жукова.
- Это как выйдет, капитан...
Пробрались вдоль насыпи до развороченных стрелок. Скатились в воронку, прислушались. Где-то слышались голоса, их заглушали частые выстрелы, но говорили явно на немецком.
До нужного вагона пришлось ползти, ибо тут высота насыпи уменьшалась, а канава что шла вдоль, была мелковата. Если бы не выкосили бы подчистую всю траву, то подобраться было бы легче.
Жуков глянул назад. Бойцы с Лукиным уже оттянулись к кустам. Капитана еще можно было заметить, если приглядеться, то Березина с Зарубиным уже с трудом, и то, зная, что они рядом с капитаном находятся. Кравцова и Федорова тоже только по невнятным кочкам найти можно, а пулеметчика и сержанта Кима кусты маскируют.
Это благодаря предложению Сергея, по совету правнука, на скорую руку изготовили лохматку из мешковины, распустив её длинными лоскутами. Крамаренко, кстати, предложение с энтузиазмом поддержал, сказав, что видел такие в финскую. Теперь эта маскировка хорошо помогала. При передвижении мешковина цепляла мусор, высохшие травинки, листву, что только добавляла себе незаметности. А капитанская амеба тут выделялась бы словно красный круг на японском флаге.
У нужного вагона замерли прислушиваясь. Где-то совсем рядом говорили. Толи чуть дальше, толи с той стороны составов.
Крамаренко знаками показал – смотри и скользнул под вагон. Выглянул из под колесной пары и сразу обратно. Вновь знаки – два немца, идут сюда. Затем майор зацепился за что-то вверху и повис под вагоном, а Жуков распластался без движения у насыпи.
- Noch eine zisterne! – сказали по-немецки. И Сергей удивился – он понимает! Как? Внезапно дошло – это правнук помогает.
- Смотри-ка, Клаус, - послышался из-за состава, и Жуков прислушался, – сколько всего тут большевики бросили. Вон вагон впереди. О, и пломба имеется! Может ценное что?
- Хочешь поживиться? Придержи свои желания! Приказ помнишь? Сначала проверить цистерны… - послышалась возня и стук по железу, второй немец полез на цистерну. – В тех бензин был, а в этой? Дитрих, затуши сигарету, или ты всеобщее аутодафе задумал?
- Яволь, герр обергефрайтер! – захрустел галечник, немец ногой растирал окурок. – Я понимаю твою заботу. А верно ли, что все механики доброму пиву предпочитают бензин?
- От пива я никогда не откажусь, - возразил поднимающийся танкист. - Это всего лишь забота о нашей прожорливой и очень привередливой «Дритте»*. Ей пенного предлагать бесполезно. Чистый октан, и только он!
Бумкнуло железо – это нижний немец попытался сорвать пломбу и открыть вагон, но не преуспел. Заворчал сердито. Ноги его приплясывали под вагоном, хрустя галечником. Второго пока не видно, но он вот-вот на цистерну поднимется. Мохнатка конечно хорошо маскирует, но вовсе не шапка невидимка. Немец обязательно на окрестности полюбуется, а тут хрень какая-то на самом виду…
Жуков выбрал момент, когда немец у вагона шагнет ближе к сцепке, и одним прыжком метнулся к вагонам. Приземлился тихо на шпалы, ибо галечник мог своим хрустом выдать его движение. Прижался к колесу. Из-под вагона выглянул Крамаренко, движением головы показал вверх. Сергей кивнул и, прижимаясь к буксам, посмотрел через сцепку. Немец в черном комбезе стоял боком, задрав голову вверх. Загремело железо - второй танкист видимо возился с фиксаторами, чтобы поднять крышку. Успешно, судя по клацанью.
- Полная! – радостно сообщили сверху. – Большевики очень щедры, Дитрих, ты не находишь? Сколько топлива нам в подарок оставили, на всю кампфгруппу хватит!
В этот момент Жуков проскочил к колесной оси цистерны. Краем глаза заметил движение под соседним вагоном – майор бесшумно переместился к колесу.
Сверху начали спускаться, и капитан переметнулся ближе.
Панцершутце оглянулся на вагон, подумав, что надо бы отыскать лом или лопату на крайний случай, чтобы вскрыть дверь. Наверняка там много чего интересного найдется, не зря опломбирован. Клаус уже начал спускаться, смешно отклячивая задницу, и Дитрих уже собрался сострить по этому поводу, как заметил нечто, выглянувшее из-за колеса. Косматое чудовище, именем которого муттер при непослушании пугала его в детстве, холодно посмотрело ему в глаза.
- Доннерветтер, - успел выдохнуть он, как что-то залепило рот, в горле вспыхнула боль, забулькала кровь. Его кровь. Последнее что панцершутце увидел, это как Клаус спрыгнул с лестницы, и к нему протянулась мохнатая лапа…
Жуков принял немца на приседании. Клинок вошел под подбородок и пронзил мозг. Немец конвульсивно дернулся и завалился набок. Капитан придержал убитого за голову, затем выдернул нож и обтер его об комбинезон. Крамаренко уже оттащил убитого под вагон. Сергей тоже подхватил своего мод мышки. Уложив тело вдоль рельсы, развернулся и больно треснулся головой об вентиль. Тихо матерясь, потер ушиб, рассматривая сливную горловину. А что если открыть? Пусть бензин на пути льется. Как подорвем заряд, тут такое пекло будет! Вентиль был законтрен куском проволоки, но снять ее не проблема. Пара секунд возни и проволока откинута. Вентиль заскрипел, туго проворачиваясь, и тонкая струйка бензина потекла на галечник…
Тем временем майор распутал ремни мешка и вытряхнул из него четыре толовых бруска, коробушку с детонаторами и бикфордовым шнуром.
- Лихо ты его на приседании подловил, - сказал Крамаренко, стягивая тол бичевой.
Сергей хмыкнул, но промолчал. Он заметил - с каким большим сожалением майор резал глотку танкисту. В смысле – сожалел, что всего одному «фрицу», а не всему вермахту.
Крамаренко забрал у Жукова детонатор с присоединенным шнуром и вставил в проделанное заранее отверстие в брусках. Связку он пристроил на полке колесной оси.
- Хватит, чтобы разнести в щепу весь вагон со всем содержимым.
- А я сливной кран открыл.
- Дельно, - кивнул майор, - хотя все равно цистерны детонировали бы. Спички-то есть?
Капитан с майором посмотрели друг на друга.

*«Дритта» - шутливое название среднего танка Pz.Kpfw.III Ausf.

[Валентинович]

Жуков не курил, но спички имелись – в планшетке, а её он Киму оставил. По взгляду майора понял – он тоже не курит. И ни зажигалки, ни спичек тоже нет. «Ну, вы блин, даете! – восхитился правнук. – Просто супер диверсанты!».
- Танкисты! – воскликнули оба и кинулись каждый к своему.
Сергей обхлопал карманы убитого. Аусвайс, расческа, платок, колода карт, открытка с порно-картинкой. Капитан сплюнул от досады и отвращения. Лучше бы ты Фриц, курил… так, а второй-то…
Крамаренко шикнул из-за колес и Жуков переместился к нему. Майор продемонстрировал коробок и мятую пачку сигарет. Но все в крови. Сдвинул коробочку, с надеждой заглянул, досадливо ругнулся и отшвырнул спички. Майор и капитан вновь смотрят друг на друга.
Понятно, что времени нет за спичками бежать. Расстрелять цистерну издалека? Не факт, что загорится. А стрельбой внимание немцев привлечешь сразу. Бензин парит изрядно, достаточно искры, просто выстрелить рядом с цистерной. Тогда инициатор потенциальный смертник. Найти ведро и пролить дорожку? Где искать это ведро…
«Гранаты, дед, - подсказал правнук».
- Эфки есть?
- Только РГД, - покачал головой Крамаренко. – Гранатами? Что ж, как вариант…
«Черт, - выругался правнук, - с феньками проще бы было». Сергей припомнил, что когда еще в расположении экипировались, правнук посетовал, что выдали только РГД-33. Ф-1 не нашлось. Крамаренко только патронами пополнялся, гранаты не брал.
Особенность в том, что у Ф-1 инициация взрывателя происходит в следствии накола ударником, который удерживается предохранительной шпилькой с кольцом и скобой. А РГД-33, после взвода ударника, инерцией броска. Как эту инерцию обеспечить? Как изготовить достаточное замедление и наверняка обеспечить подрыв? Из сподручных средств ничего подходящего. И времени в обрез.
Тем временем, Крамаренко выложил две гранаты, Жуков прибавил две своих. Четыре РГД-шки.
- Пару тут на полку положим, - сказал Сергей, ставя гранату на боевой взвод, - пару от воронки метнем. Если тол не детонирует, то взрывом РГД сбросит и…
Что дальше «и» - додумали сами. Тут взрывчатки заложили восемьсот грамм, плюс триста грамм в обоих гранатах, и топливо в цистернах, а их в обоих составах много. Достаточно детонировать одной, а там эффект домино… такой Армагеддон на станции начнется, что предполагать о выживании двух гранатометчиков неуместно…
На каждой РГД капитан сдвигал заглушку на боевой части и заглядывал в отверстие, проверяя – вставлен ли запал. Потом тянул внешнюю трубку рукоятки на себя и поворачивал, взводя ударник. С двух РГД-33 он снял осколочную рубашку и пристроил на рессоры, две гранаты поставил на предохранитель.
Послышался звук работающего двигателя с западной стороны и звук усиливался. Осторожно высунулись и тихо матюгнулись - Sd.Kfz. 251 медленно ехал вдоль полотна. Пулеметчик за пулеметом, и в кузове имеются солдаты. Не сосчитать, но с дюжину будет. Со стороны мостов пока никого. Жуков скользнул взглядом по опушке, и только зная куда смотреть, понял, что готовы открыть огонь. Эх, жаль, раций нет, сообщить бы…
Сергей передал знаками Федорову и Кравцову – огонь открывать только в крайнем случае. Приняли или нет, не проверить. Бойцы слились с пейзажем и не шевелятся. Капитан повернулся к тем кустам, в которых находился Лукин. Тут с привычными жестами похуже. Движение имитирующее зажигание спички и отрицательное движение головы - спичек нет, демонстрация РГД и имитация броска - подрывать будем гранатами. Ветка качнулась. Значит эта пантомима понята.
- Порядок, отходим.
Выглянули в проход - чисто. Крамаренко двинулся первым, Жуков за ним.
- Halt! – крикнули позади.
В проход неожиданно высыпала дюжина немцев. Из-за рева движка подход такой толпы не услышали. Майор тут же прыгнул за сцепку, Сергей упал и ушел перекатом к рельсе. Автоматная очередь выбила рикошеты от гальки и колес. Пули бились об рельсы, с визгом уходя вдоль путей. Крик «Alarm!» потонул в трескотне выстрелов. Как-то внезапно разгорелся бой. С опушки ударили автоматные и пулеметные очереди. Немцы в проходе стреляли по опушке, не забывая про двух диверсантов. Отстреливался только Крамаренко. Кто-то давно что-то орал, но Жуков не слышал – в голове гудело. Что это, ударился? Почему тогда руками не двинуть? Майор дал короткую очередь, и как-то странно посмотрел на Сергея.
«Де-е-ед! – прорвался голос правнука. – Де-е-ед!».
- Чт-то?.. – выдохнул Сергей, морщась. Почему-то голова тяжелая.
А правнук почти ревел. Мысли его рваные, нечленораздельные. Отвлекают, не дают сосредоточиться. Крамаренко не ответил - отвлекся еще на три выстрела.
- Ранило тебя, Сергей Петрович…
- Да? – и Жуков удивленно посмотрел на свои руки, которые он наконец почувствовал. В крови.
- В живот тебя ранило, - добавил майор, дал очередь, и сплюнул зло. – Вот невезение! Уже две минуты перестрелка, а бензин не загорелся.
Пришла боль. Скрутила. Рот мгновенно высох. Хреново дело - подумалось.
«Дед, как же так!». «Молчи! – потребовал Сергей. - Теперь молчи. Не мешай!».
- Слушай меня внимательно, Валерий Павлович! – морщась выдавил Жуков. - Выход один – я остаюсь. Забирай одну гранату и отходи к воронке. Не возражай!
Крамаренко скрипнул зубами. Встряхнул головой и дал длинную очередь в проход.
- Если подрыва не будет, кинешь гранату, - продолжил наставлять Сергей. - А там как карта ляжет. Отходите к бронику, если дорогу перекроют уходите к пойме и вдоль реки, немцы туда не сунутся. Уйдете легко. Лукину передашь - феникс возродится. И извинись за меня. Все, иди! Иди, мля!
- Бывай, Петрович… - выдавил из себя майор.
Крепко пожал руку, и дав короткую очередь напоследок, уполз вдоль путей. Перестрелка разгоралась. Бил с опушки пулемет. Пулемет «Ганомага» замолчал. Но долго ли немцам силы подтянуть, их тут батальон минимум. И пока подрыва не будет, Лукин не отойдет.
Жуков повернулся на бок. Боль вспыхнула с особой силой. «Сейчас… - натужно подумал правнук». И боль медленно отступила, но жажда наоборот обострилась. Фляжка имеется, но капитан подавил желание. Нащупал гранату. Снял её с предохранителя. Повернул голову, посмотрел вдоль путей. Немцы подобрались все ближе и ближе. Меж составов ползли, постреливая. За вторым тоже виднелась группа. Они перебегали от сцепки до сцепки, укрываясь за колесами. Много же желающих захватить диверсантов и заработать железные кресты. Хрена вам, а не кресты. Ни железных, ни березовых.
- Nicht schießen! – внезапно заорали немцы на разные голоса. - Nicht schießen!
Видать учуяли резкий запах бензина. Пора, рядом уже. Взмах, удар об шпалу, пальнул капсюль взрывателя. Четыре секунды жизни...
«Дед, я горжусь тобой…»

[Валентинович]

Глава-13

Чайник закипел, забурлил и, похоже, выключаться не собирался. Друзья отвлеклись от мониторов и недовольно посмотрели на изделие китайской промышленности. Купленный, по дешёвке в Фикс-прайсе электрочайник не проработал и недели. Чайник кипел исторгаясь паром. Кипяток выплескивался, не надо было наливать полный. Вася вздохнул, к неисправному девайсу он был ближе, но больно удобно сиделось. Пришлось подняться и выключить. Заодно и напиток приготовить, зря что ли включал?
- Горячего, Паш? – спросил он друга, вновь уткнувшегося в монитор.
- Угу…
- Чай, кофе?
- Чаю. Без сахара, - не отрываясь от чтения, сказал Свешников. - Не крепкого… спасибо.
Вася хмыкнул, бросая пакетик чая «Richard» в кружку. Крепость пакетированного чая? В свою кружку Маргелов сыпанул растворимого кофе, добавил пару ложек сахара, и разлил кипяток по кружкам. Одну отдал другу, сам вновь удобно угнездился в кресле, взял кружку и отхлебнул. В желудке заурчало. Надо бы поесть нормальной еды – подумалось ему. За окном темно, поздно уже, на часах без пятнадцати одиннадцать. Сухомятка достала, хотелось нормальной еды – борща или щей, жаркого с гарниром, как мама готовит... но отлучаться пока кто-то на «выходе» - боязно. Но домашнего хочется. Хотя домой не тянет. Там…
В конце концов, можно с доставкой заказать - пиццу, или шаурмы. Главное чтобы горячего поесть, но только всем троим… после выключения аппарата.
Во временной теории Свешникова Вася пока не совсем разобрался. И примеры из прочитанных книг о попаданцах разобраться в теории не помогают, ибо подобная ситуация в них не встречалась. Да и не описывали авторы причины попадания своих героев – провалился в прошлое герой и ладно. Тут больше сюжет «Назад в будущее» подходит. Очень похоже, с той разницей, что герои фильма возвращаются в свое настоящее, измененное их действием в прошлом. А тут изменение происходил после отключения аппарата. И эти изменения… как бы мягче сказать… не очень приятны. От слова «совсем». Даже мысль у всех появилась – попробовать изменить их же намерения, но Свешников пояснил, что возникнет парадокс, и он закончился бы исчезновением куска реальности, прожитой друзьями с первой передачи, по сей момент. Но ничего не выйдет, ибо прыжок в прошлое раньше нужной даты блокируется. Так что придется продолжать выходы, в надежде на «счастливый конец», как выразился Паша. И чем больше друзья совершают прыжков, контактируя с аборигенами и передавая важную информацию, тем больше изменений ждет в финише.
«Мы создаем временные петли, - пояснял Свешников. – Петля начинается не с момента включения аппарата, а с первым «выходом». Но не заканчивается после возвращения, а начинает новый виток со вторым «выходом». И так наматывает спираль петель, пока выходы не прекращаются. И разрываются только при отключении аппарата. Что интересно, пока аппарат в работе, а мы находимся во временной петле, можем спокойно контактировать с любым человеком, который помнит все что и мы, но до выключения аппарата. Как его выключаем, то вдруг обнаруживаем, что история-то изменилась, и для всех это естественно, но не для нас, помнящих изначальную. Почему так? Возможно работа с машиной, обеспечивает сохранение памяти всем троим, или просто нахождение рядом с ней, пока не ясно. Но отлучаться надолго не желательно. Вдруг машина выключится, память отсутствующего изменится, да так, что, не дай бог друзей своих не узнаешь».
Маргелов представил ситуацию и невольно передернулся. Да, компьютер и аппарат подключены через бесперебойники, но кто знает, что может произойти? Разорвутся пресловутые петли и ага…
Вася вздохнул – теория теорией, но как будет в практике проверять как-то боязно. Это отключение после «выходов», как лотерея – никогда не догадаешься, какой сюрприз преподнесёт «эффект бабочки».
Что говорить, последний «сюрприз» шокировал всех. Бабочкин эффект отразился почему-то на их отцах. Его отец алкаш и тряпка. Как-то дико это видеть, если памяти строгий, и подтянутый живчик-пенсионер. Отец Сергея превратился в бессердечного дельца и мошенника. У Паши вообще погиб в автокатастрофе пять лет назад. Столкнулся с фурой. То ли уснул за рулем, то ли плохо стало. Причем изначально машины у них никогда не было, а Пашин отец вообще прав не имел…
Но эффект сработал в другом. День Победы теперь празднуется седьмого мая. Есть и другие изменения, но не значительные. Что именно и конкретно пока не выяснили. Меньше ли народу погибло? Тоже ответить трудно, данные разнятся, и много споров вокруг них. Еще искать и искать. Но вот хронология последних дней войны была изучена подробно.
«1 мая 1945 года в 3:50 на командный пункт 8-й гвардейской армии был доставлен начальник генерального штаба вермахта генерал Кребс, уполномоченный вести переговоры о перемирии. Находящийся на командном пункте маршал Жуков, сказал, что перемирие неприемлемо, только безоговорочная капитуляция. Немецкому командованию был поставлен ультиматум: если до 10 часов не будет дано согласие на безоговорочную капитуляцию, советскими войсками будет нанесён сокрушительный удар. Не получив ответа, советские войска в 10:40 открыли ураганный огонь по остаткам обороны в центре Берлина. После этого начался последний штурм центральной части города, и Имперской канцелярии. Всю ночь, с 1 на 2 мая, продолжались бои. К 8 часам все помещения канцелярии были заняты советскими солдатами.
Ночью 2 мая в 1:50 по радио было принято следующее сообщение: «Прекращаем военные действия. Высылаем своих парламентёров на мост Бисмарк-штрассе». Также по радио передали обращение к немецким войскам берлинского гарнизона о прекращении сопротивления. К 15 часам остатки берлинского гарнизона сдались в плен.
4 мая советское командование потребовало провести акт капитуляции в Карлсхорсте.
6 мая в 20:45 в здании военно-инженерного училища Карлсхорста, был подписан акт о безоговорочной капитуляции, который вступал в силу 7 мая в 00:01.
От германской стороны акт подписали: от вермахта генерал-фельдмаршал Вильгельм Кейтель, от люфтваффе генерал-полковник Штумпф, от кригсмарине — адмирал фон Фридебург.
Безоговорочную капитуляцию приняли: маршал Жуков и заместитель главнокомандующего союзными экспедиционными силами маршал Теддер.
В качестве свидетелей свои подписи поставили генерал Спаатс от США, генерал Тассиньи от Франции, и маршал Монтгомери от Великобритании».
После прочтения возник вопрос – а как капитуляция происходила изначально? Ясно, что даты сдвинулись, но хронологию помнили плохо, и друзья принялись перебирать распечатки. Нашли, сравнили, вновь переглянулись, состоялась только одна церемония подписания, и она явно прошла под диктовку советской стороны. Причем всем троим показалось, что наши действовали по заранее продуманному сценарию, а Сергей озвучил общую мысль: «Мне кажется, что маршал Жуков на командном пункте 8-й гвардейской армии находился неспроста. Считаю, командование знало о контактах союзников с верхушкой рейха, и намерение капитуляции союзным войскам, поэтому сыграли на опережение».
Опережение в этой ситуации – знание намерений союзников. А это говорит о многом. Осознание своей причастности всем троим подняло настроение. Как сработают крайние выходы, и какой сюрприз подкинет Бредбери со своей бабочкой?..
Маргелов выдохнул и взглянул на Свешникова.Тот что-то внимательно просматривал какой-то текст.
- Что-то интересное читаешь?
- Немецкие документы, приказы, донесения, - перечислил Паша. – Сайт тут один нашел, много чего интересного. Есть письма немцев домой. Читаю вот…
- А я в архивах копался. Думал что-нибудь об Русове и его экипаже найти, - сказал Маргелов. - А Витя петров, Максим Куралов со всеми бойцами, что в бункерах сгорели… ведь даже могилы у мужиков нет.
- Мы уже начали записывать - в кого попали.
- Начали, да не продолжили. И я считаю вносить и тех кто рядом был. И погиб. Я это к чему - мы тут с одним парнем в клубе познакомились. Юра поисковик. Поисковики погибших на войне ищут.
- Я знаю, - кивнул Свешников.
- Предлагаю с ним созвониться. Списки с местами гибели передать, вдруг в поиске поможет? Ведь сколько неизвестных перезахоранивают.
- Правильно! – согласился Паша. – Сделаем список с местами гибели и передадим поисковикам.
- Я списком займусь, - решил Маргелов и вдруг замер. – Блин, а он нас-то вспомнит? Вдруг после отключения реальность так изменится, что Юра в спортклуб никогда не приходил, или с нами не пересекался?
- Трудно позвонить и проверить? – пожал плечами Паша. – Делай список. Если не Юра, так других поисковиков найдем.
Какое-то время оба сидели тихо. Свешников хмыкнул, и сказал:
- Хочешь, одно арийское письмецо прочитаю? Датировано 27 июня.
Вася заинтересовался. Встал, подошел к столу и склонился, вглядываясь в монитор.
- Так тут по-немецки!
- Естественно по-немецки. На каком еще гансам домой письма писать?
Вася на мгновение завис.
- Э-э-э… так ты инглишь изучал, или я чего-то пропустил.
Паша посмотрел с укором.
- Военный, йоп, мозги включи! Неужели не заметил, что умеешь многое, что никогда не изучал, и даже не знал?
Маргелов задумался. Чего он не знал до выходов в прошлое? Устройство винтовки Мосина? Возможно, но спорно – механизм не сложный для изучения. Может штыковой бой? Нет, тоже не то… что-то связанное с тем танкистом, в которого он первый раз попал. Да! Именно! Вася понял, что он не только отлично знает устройство танка Т-26, но при необходимости может его отремонтировать. И, естественно, водить, пусть не профессионально.
Однако ни Русов, ни Резеда, ни Петров, ни Куралов не владели немецким на столько, чтобы бегло читать тексты, без словаря. Паше значит повезло.
Свешников кликнул по файлу. В открывшейся картинке пожелтевший лист с непонятными каракулями. Но Пашу это не смутило.
- Пишет обер-фельдфебель Беренмайер, - начал читать он. - Пишет домой, кому – неразборчиво, ага вот: «Русские атакуют и атакуют. Кажется, что все, выдохлись, эта атака последняя, но они идут и идут. Приходиться оставлять позиции и отходить. А потом атакуем мы и выбиваем «иванов» с позиций. Такое происходит порой по несколько раз на дню. Мы уже не спорим и не ставим на то, что сегодня русские отойдут, потому что вновь они идут в бой, который затихает уже в темноте. Мы падаем от усталости в траншеях, но спать мешает многоголосый стон на нейтральной полосе. Это страшно. Потому что этот ужас с рассветом начнется заново, и никто не уверен, что не останется на нейтралке…». Дальше не разборчиво.
- С фрицевских писем толку мало, - сказал Вася.
- Да я так, настроение поднять. Тут приказы имеются. Полезно почитать, может пригодиться.
- А конкретно?
- Вот этот об отношении к советским военнопленным. Решение еврейского вопроса на оккупированных территориях. О противодействии большевизму и саботажу.
- Скинь мне, почитаю.

Пока выкладываю эпизод с выходом Свешникова. Эпизод с возвратом Жукова придется восстанавливать.

***
Броня крепка, и танки наши быстры…
Строчки из песни циклично крутились в голове, мешая сосредоточиться. Еще мешали саднящие многочисленные ранки и царапины. Болела голова. Уже не сосчитать - сколько раз контузило, и сколько мелких осколков получено в результате попадания в броню вражеских снарядов. Нет, не снарядных осколков. При попадании от внутренней стороны брони отлетали мелкие кусочки стали. Они впивались в кожу, вызывая небольшие кровотечения. Но их было много.
Танковый шлем уже не налезает на огромную чалму из бинтов, грязно-бурого цвета. Надо бы бинты поменять, да некогда. И терпимо пока…
Терпимо-то терпимо, но еще донимают странные мысли в голове. Как возникли с рассветом, так не удается их унять.
… и наши люди мужества полны…
Комиссар прислонился лбом к броне. Горячая. Лед бы к голове приложить, да где его сыщешь? Ночи светлые от пожаров. Дневная жара иссушивает, на броне хоть яичницу жарь. А ночью душно, и никуда не денешься. Поспать бы, забыться хоть на часик, но не время, и в голове разные мысли… как на дрожжах множатся.
За эти пять дней война неожиданно открыла множество вопросов, касающихся чести и мужества, растерянности и трусости, преступной халатности, откровенной враждебности и предательства.
Но, даже столкнувшись со всеми этими разными случаями, уверенность в личном, моральном и воинском превосходстве над врагом советского народа только возросла.
Поменялось и видение ситуации. Практически исчезло залихватское шапкозакидательство первых дней войны. Уже допускали, что война продлится полгода, максимум год. Но то, что боевые действия перенесутся на территорию чужую территорию, нисколько не сомневался. Да, эта война закончится в Берлине, но не малой кровью. Немало её пролилось, уже немало…
Как двадцать миллионов? Какие четыре года? Откуда эти пораженческие мысли? Что-то сидит внутри, темное, непонятное, и нудит-нудит-нудит. С трудом удается задвинуть это нечто в глубину…
Да, цена будет большая. Сколько жизней еще придется положить за нашу победу?..
Эти пять дней войны заставили посмотреть на нее с иной стороны. Тяжелой, страшной, шокирующей. Первое потрясение было такое сильное, что стоит закрыть глаза, и вспоминается первая увиденная кровь этой войны. Это была кровь женщин, кровь детей.
Молодая женщина с серым лицом и пустыми глазами, на руках мертвый ребенок, рядом балка, из-под которой ноги в сандалиях, белые чулочки до колен…
Не бывает войн без жертв. Но не должна на них литься невинная кровь. Недолжна…
«Эта война против всего народа. Война тотальная. Война на физическое и моральное уничтожение советских людей». Вновь эти мысли из глубины. Но этот некто прав. Невероятно, но прав. И имеется пример. Вчера допрашивали пленных. Пленные отвечали на вопросы охотно. Все твердят одно - русским все равно капут, германские непобедимы. Но больше удивил эсесовец Вальтер Гердер — ротный командир дивизии СС «Викинг». Этот уверенный в себе немец убеждал всех сдаться в плен, лично ему. Утверждал, что сопротивляться доблестной германской армии бесполезно и нецелесообразно. Что через месяц германские войска возьмут Москву…
Затем Гердер начал излагать преимущества нордической расы. Что все неполноценные народы будут истреблены. Лишь немногие останутся служить высшей расе. И только немцы будут решать их судьбу…
Тут командующий корпусом решил снять комбинезон – душно было, и немец узрел шевроны на рукавах и звезды в петлицах. Высокомерность и спесь с него испарились. Эсесовец вытянулся в струнку и, задрав подбородок, начал отвечать на вопросы быстро и громко. Мгновенная метаморфоза только добавила неприязни. О боевых действиях эсэсовец знал мало. В конце он вновь принялся за свое: «Через месяц с Красной Армией будет покончено. Всех евреев, коммунистов и комиссаров расстреляют. Это будет, не сомневайтесь, господин генерал, сдавайтесь!» Будет нация господ и нации рабов? От нахлынувшей неприязни и отвращения все буквально кипели, и эсесовца решили отправить в штаб фронта от греха, ибо руки чесались пристрелить это дерьмо. Пусть в штабе изумятся такой наглостью, и сами решают – что с таким делать.
«А надо было расстрелять. Враг непримиримый, жестокий. Эсесовцы звери…»
С трудом удается отодвинуть нечто вглубь. Хочется спать. Но не время. Надо бдить…
… и наши люди мужества полны…
Именно мужества. Мужества и воодушевления. За последних пару дней подана сотня заявлений в партию и полтысячи в комсомол. Это ли не показатель? Бойцы знают, что могут погибнуть, но мысли их не о смерти. В вере в жизнь и в вере в победу.
«В бой за Родину!», «Смерть фашизму!», «Даешь Берлин!», «Да здравствует коммунизм!», «Водрузим над землею красное знамя труда!», «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!». Эти надписи на машинах красноречиво говорят сами за себя. Никто не давал команды бойцам. Никогда на броне не писалось. Это только в фильмах. Инициатива шла от рядовых, но было поддержана политруками: «Разгромим Гитлера и пройдем по Унтер-ден-Линден парадом!»
Сколько до парада победы?..
Как же хочется спать! Комиссар прислонился щекой к разогретой броне. Прикорнуть бы хоть на часок. Но не время…
Лес горел, освещая окрестности. Было светло как днем. Небо светлое. Утро уже.
Громкие удары по броне неожиданно взбодрили. Экипаж с матом выбивал пальцы с разорванных траков и пытался снять разбитые катки. Комиссар поморщился, но окрикивать бойцов не стал. Вновь приступ. Порошков бы выпить, да нету. Впрочем, боль отступила. Даже в голове прояснилось.
Загрохотало где-то на юге, и севере. Комиссар огляделся, но ничего подозрительного не заметил.
- Как там дела? – спросил он механиков.
- Гусеницы починили, - доложил мехвод. - Катки в хлам, заменить нечем. Ремлетучку надо вызывать.
Где летает эта ремлетучка? Комкор и бригадный комиссар переглянулись.
- Шмелев, связь появилась?
- Нет связи тащ бригадный комиссар.
- Смирнов, - позвал Рябышев своего связиста, - дуй в Червоноармейск в штаб. Пусть ремонтников присылают.
Два танка стоят почти рядом в открытом поле Т-34 и КВ. Лакомая цель для вражеской авиации. И как назло в небе появились ряды самолетов. Эти летят высоко, на северо-восток. Им пока не интересны два танка. Надолго ли?
Рябышев тоже смотрит в небо.
- Дымовые шашки остались? – оборачивается он. - Последняя? Пусть под рукой будет. Если появятся лаптежники или мессера, то зажигай, и на корпус. Увидят, что танки горят, может, не станут бомбить.
Станут - не станут, но приготовиться надо. Вчерашним вечером, на марше, почти в темноте, их неожиданно атаковали «мессера». Четыре истребителя устроили… сафари. Что за сафари? Охота? Странно…
«Мессера» атаковали азартно, заходили с тыла. Командирам танков деваться некуда, приходилось комкору и комиссару торчать в люках, наблюдая за атаками и предупреждать мехводов о поворотах. Танки маневрировали, удачно уклоняясь от пулеметных трасс и падающих бомб. Но то ли в пятый, то ли в шестой заход, их не считали, не до этого было, «мессера» кинули по бомбе и улетели. Одна разорвалась далеко позади, вторая легла меж расходящимися машинами. Оба танка качнуло воздушной волной. И они встали. После осмотра стало ясно – осколками разбило катки и разорвало гусеницы. Своими силами не починить. Долго ли Смирнов будет рембат искать?
Есть время поспать, и вдруг вновь из глубины сознания попыталось прорваться что-то непонятное. Порыв подавить удалось с трудом. Что-то очень тяжкое сидит внутри. И выпустить боязно. Как бы ее свихнулся от перенапряжения.
Танкисты тем временем сложили инструменты, расположились около танков, и назначили дежурного. Рябышев забрался в башню. Комиссар тоже занял командирское место. Когда-то и представить не мог, что будет спать полусидя. Теперь готов заснуть и стоя.
- Ковалев, я вздремну, - сказал он связисту, устраиваясь поудобнее, - связь проверяй, как появится, буди сразу.
- Есть, товарищ бригадный комиссар!
- Не ори, люди отдыхают.
В ответ Ковалев улыбнулся щербатым ртом. Танковый шлем под голову. Спать…
Сознание плывет, его окутывает туман. Хорошо… нет видений детской крови… и вдруг:
Бом-м-м! Колокольный гул вибрирует в сознании.
Туман разрывается, и в разрыве комиссар видит эсесовцев, расстреливающих толпы народа. В Бабьем Яру войсками СС уничтожено более ста тысяч мирных жителей…
Бом-м-м! Разрыв тумана - Палачи из легиона СС "Мы хотим уничтожить как можно больше русских!". Выколотые глаза и вырезанные на коже звезды у советских военнопленных, отрезанные груди у женщин... десятки тысяч расстрелянных и сожженных мирных жителей… Майданек… Освенцим… Бухенвальд…
Бом-м-м! Туман становится темно-серым, грязным, черным. Это уже не туман. Это дым. В разрывах клубов какие-то столбы с массивными основаниями. Серые фигуры с значками «SS» сгоняют жителей деревни в огромный сарай. Обкладывают соломой и поджигают. 149 стариков, женщин и детей сгорают в пламени…
Бом-м-м! Дымящиеся головешки и пепел шевелятся, из них медленно и тяжело поднимается полуобгоревшее тело. Покачивается и хрипит. Бредет по пеплу, роняя капли крови из ран. Склоняется над телами. Отвердевшими от черных корост пальцами проводит по лицам мертвецов. В горле не стон - клекот. От тела к телу. Из обгоревших глаз струится суковица. Лицо, знакомое, родное. Осторожное касание обгоревшей головы и слышится тихий стон. Сын… сынок… живой. Лицо, руки и ноги обгорели. В животе кровоточащая рана. Отец осторожно поднимает сына на руки. Выпрямляется. Сын вздрагивает…
Отец смотрит на умершего сына, поднимает лицо к небу и хрипит проклятия убийцам….
- Товарищ бригадный комиссар! – и в ногу толкают. - Товарищ бригадный комиссар!
- А?! – вздрагивает комиссар.
Сонно моргает и видит встревоженного Ковалева.
- Что? Связь появилась?
- Нет, товарищ бригадный комиссар, вы стонали. Громко и сильно. А связи нет.
- А, ясно, - голова тяжелая, сонная, по телу струится холодный пот. – Ты поспи, Ковалев. Думаю, связи не будет. Скоро ремлетучка прибудет.
Уверенность в этом железная. Откуда? Из глубины сознания. Это нечто, что все пытается прорваться, пошло по другому пути. Воздействовало через сны и образы. Но пусть так и будет дальше.
Башенный люк не закрыт. Комиссар приподнимается и выглядывает. Уже рассвело, чуть посвежело, хотя воздух и сейчас наполнен запахом дыма и гари. В небе вдалеке черточки самолетов. Часовой прохаживается меж танков.
- Все тихо, товарищ бригадный комиссар, - докладывает Жилин, заряжающий из экипажа Рябышева.
Кивнув часовому, комиссар смотрит на горящий лес, и увиденное во сне вновь прокручивается в памяти. И руки невольно сжимаются - теперь воспоминание мертвого ребенка затмила обгорелая фигура с мертвым сыном на руках…
«Хатынь» - шепчет он про себя. И ведь это правда. Без сомнений. Если бы не попался вчера этот эсесовец Гердер, не поверил бы. Попался бы сейчас…
«Спать!» - мысль правильная. Да, надо поспать, и пусть снится нужное...
Комиссар сел на сидение и закрыл глаза. Встало видение пылающего леса, домов и полей с горящим хлебом. А вокруг бой. Вчерашний бой...
«Внимание! Вперед!» - звучит в ТПУ. И десятки машин окутались выхлопными газами. По зеленому луг чертятся широкие рубчатые борозды к плотным рядам разрывов, вырастающих впереди. Снаряды ложатся все ближе. Заработали орудия ПТО. Снаряды рвутся между машинами. Есть попадания, но нет урона. Снаряды мелких калибров не пробивают броню «тридцатьчетверок» и КВ. И из леса один за другим начинают выкатываться танки врага. Около пятидесяти троек и четверок разворачиваются в боевые порядки и атакуют наш левый фланг, начиная беглый огонь с дальней дистанции. Вот расстояние сокращается до метров восемьсот. И противник подставил борта под стволы правофланговых, скрытых высокой рожью. Немцы их не видели. Команда «Огонь!» тонет в грохоте выстрелов. Новый снаряд - выстрел. Выстрел. Выстрел…
Немецкие машины остановились. Мы бьем опять и опять. И вот уже горит одна машина, другая…
Гитлеровцы разворачиваются к правому флангу, и подставляются левофланговым. И снаряды впиваются в меченые ненавистными крестами борта…
Картинка боя чуть отдаляется и бледнеет. На этом фоне проступают контуры карт, с расположением советских дивизий и танковых корпусов. Но выделяется лишь один район. Он меняет масштаб на более подробный. На этой карте двигаются стрелочки с направлением ударов. Красные и синие сталкиваются остриями. Рядом возникают буквы и цифры с номерами полков, дивизий, корпусов, с данными о технике и личном составе. Обозначения перемещаются… меняется обстановка, время и дата… И комиссар понимает трагический масштаб танкового сражения, в финале которого отряд из 1778 бойцов, все что осталось от 10 тысяч, вышли в расположение 5-й армии. И на карте проступают буквы: «Это будет». Вдруг карта принимает первоначальный вид и возникает надпись: «Как должно случиться».
И вот начинается движение стрелок и обозначений. Оборона выстраивалась, используя заболоченные берега рек и ручьев. Стрелковые дивизии сосредоточились в местах, удобных для обороны и быстрого выдвижения. Артиллерийские бригады и стрелковые дивизии сводятся в подвижные узлы обороны на направлениях движения танков противника. Мехкорпуса подтягиваются и сосредотачиваются, нацеливаясь в тыл группы армий "Центр"…
Громкие удары по корпусу вырывают комиссара из сна. Он трудом поднимается и выбирается из башни - немного отсидел правый бок, и руку. На душе сожаление – не вовремя разбудили. Последний сон был интересен. Даже познавателен, запомнился ли? Первый-то сон на всю жизнь в память вдолбило. Теперь с эсесовцами никаких церемоний не будет!
Около танков стоит летучка, ремонтники выгружают катки и инструмент. Чуть поодаль еще пара тридцатьчетверок и машина с установкой ПВО. Танкисты настороже, расчет бдит. Добрался-таки связист до штаба корпуса и помощь привел.
Подходит Рябышев, на ходу расстегивая комбез. Следом семенит адъютант комкора, тащит два ведра с водой. На адъютанте форма как с иголочки, сапоги начищены, ремни «муха не сидела». Как умудряется поддерживать ее в идеале, непостижимо.
- Отдохнул, Кириллыч? – интересуется комкор, скидывая гимнастерку.
- Отдохнешь тут… - буркнул комиссар, спрыгивая с гусеничной полки. Чертыхнулся – бинт на голове ослаб и частично съехал, держась лишь на присохшем нижнем слое. Снять бы эту чалму, да повязку нечем заменить, медпакетов не осталось. Перекрутил бинт, и сунул под другой, чтобы не мешал.
- Давай освежимся, Николай Кириллович, да в путь, дел невпроворот, - Рябышев наклонился и кивнул адъютанту:
- Лей!
Пока комкор умывался, кряхтя от наслаждения, комиссар скинул пропахшие дымом и потом комбез, и гимнастерку.
Умывание прогнало сонную одурь. В голове прояснилось. Сейчас бы повязку сменить, да перехватить бы чего-то горяченького. Но связист привел рембригаду с охраной, а полевую кухню позабыл как-то. Придется потерпеть.
Ремонтники вместе экипажами уже поставили новые катки и заменили траки. Натягивали гусеницы споро. По времени так, норматив перекрыли раза в два. Комиссар хмыкнул и задумался. Вдруг вспомнился сон с картами. Отчетливо и с подробностями. Еще все немецкие дивизии, с количеством техники и личным составом. Данные частично уже проверены, спасибо пленным, надо использовать.
- Дмитрий Иванович, - сказал он Рябышеву, - мысль одна в голове все вертится.
- Дельная хоть? – осведомился комкор, застегивая гимнастерку. Адъютант стоял рядом и держал наготове комбез. Чистый, и где только раздобыл?
- А ты послушай, и реши.
- Ну, давай, излагай, только кратко. Сейчас ребата все тут соберут, и мы выдвигаемся.
- Без карты толком не изложишь.
Рябышев обернулся к адъютанту. Тот уже держал планшетку с картой поверх. Золотой человек!
Карту развернули на броне, прижав углы планшеткой и шлемофоном.
- Обстановка тебе Иваныч известна. Кто где и куда, тоже. Вспомни показания пленных, и разведданные. Как не крути, но выходит, что мы на шаг, даже на два позади противника. Инициатива полностью за ними, но есть мысли как все изменить. Вот – выстраиваем оборону по рекам Турья, Стоход, Стырь, Горынь, Случь. Берега болотистые, чем не естественная преграда? Весь смысл в множестве рубежей. Далее, артиллерийские бригады и стрелковые дивизии сосредотачиваются на направлениях движения танков противника. Мехкорпуса должны быть готовы для выхода в тыл группы армий «Центр». Главный удар наносится в тыл армиям фон Бока, нарушая все линии снабжения и тыловые коммуникации. Парировать немцам нечем, ударные группировки группы армий "Центр" далеко. Клюге и Гудериан остаются без подпитки горючим и боеприпасов, не говоря об эвакуации раненых. Более того, группа армий "Центр" оказывается в почти в окружении, с одной стороны наши мехкорпуса, с другой войска Западного и Резервного фронтов.
- Так-так, дальше…
- А дальше перед противником возникает вопрос быть или не быть. Снабжение-то тю-тю. Танковым группам Гота и Гудериана придется разворачиваться и зачищать свой тыл. А это 300 километров и неучтенная трата горючего, не думаю, что у них значительные запасы. Представь - горючее закончилось и…
- Немцам придется бросить или взорвать часть танков еще до встречи с нами, - заканчивает мысль Рябышев.
- Именно! Стратегическая инициатива в наших руках. Противник постоянно натыкается на подготовленные узлы обороны. И попусту тратит силы в позиционных боях, выдыхается, исчерпывает резервы, раз за разом проламывая подготовленную на своем пути оборону.
И вот когда станет ясно, что немцы выложились полностью, надо обрушиться на них соединенной мощью всех мехкорпусов. И гнать без передышки, не давать где-то организовать оборону.
Комиссар замолк и взглянул на задумавшегося комкора.
- Ну как тебе мысль?
Рябышев потер подбородок. Затем хмыкнул, протянул руку и сдвинул часть бинта, закрыв левый глаз.
- Кутузов!
- У Кутузов был ранен в правый глаз. И он им видел. Что скажешь, комкор?
- Мысли дельные. Но ты приказ сам знаешь.
- Знаю, но обстановка поменялась. В штабе пока не ведают то, что нам известно.
- Вот что сделаем, - сказал Рябышев. – Едем в штаб корпуса, и связываемся с штабом фронта…
- Хорошо бы с Жуковым поговорить…
- Хм… - комкор задумчиво посмотрел на своего комиссара. – Поехали, Николай Кириллович. Этот вопрос надо в штабе решать. По машинам!
Командирские танки возглавили колонну. Как всегда, как и должно быть.
Колонна нацеливается на сосновый бор. Иного пути к штабу корпуса нет. Головным идет КВ Рябышева. Комкор торчит в башне и смотрит вперед, оценивая путь через пылающий лес. Понизу уже все выгорело. Теперь пожар резвится в сосновых кронах.
Огонь бывает красив. Можно долго смотреть на кадриль пламенных лепестков в костре, но тут от масштабности стихии берет жуть. Адская пляска. И путь именно через нее.
Комкор решительно взмахивает рукой и спускается в башню. Люк закрывается и КВ въезжает в пылающий лес. Тридцатьчетверки устремляются следом за своим командиром.
И в огонь и в воду!
Люки закрыты плотно. Только механик не прикрыл, чтобы обзор иметь.
Пламя ревет в верхах. Крупные угольки не падая роятся меж стволов. Сыпется огненная труха. Ветки и сучья стучат в броню. В танке становится жарко. Как в домне – появляется мысль. Сдюжим ли?
- Три танкиста три веселых друга… - это мех, ювелирно работая рычагами, выводит песенные куплеты. Невольно начинаем подпевать. Сдюжим!
- … экипаж машины боевой!..
Танки мчатся сквозь огненный тоннель к темному пятну впереди. Обычно наоборот стремятся к свету в тоннеле.
Колонна вырывается из пожара неожиданно. Пики обгоревших сосен остаются позади, танки выкатываются на небольшую поляну, у края которой стена камыша и полоска воды за ней. Головной КВ сворачивает к берегу и замирает у камышовых зарослей. Из башни появляется Рябышев. Комиссар тоже открывает люк и выскакивает на свежий воздух. Броня необычайно горяча. Если броневая сталь не закалилась, то люди точно стали крепче!
Колонна проскочила через пожар без потерь. Экипажи вываливаются из танков, тяжело дыша, и смотрят назад, не веря своим глазам, неужели живы?
- Думал, сварюсь, - делится впечатлением Рябышев. – У тебя все целы?
- Целы. Стальной горшочек тоже не подвел.
Комкор смеется незамысловатой шутке.
- Чугунком машину не назвал и то ладно, - говорит он и с наслаждением жмурится, вдыхая. - Да, танки у нас надежные…
Тут нет дыма – ветер на бор дует, и дышится необычайно легко. Даже голова от насыщенного воздуха закружилась. В небе чуть поодаль висит темная туча. Будет ли гроза? Хорошо бы…
Экипажи спускаются к реке и жадно глотают воду, только потом умываются.
- Так, десять минут на оправиться, и в путь! – командует Рябышев.
В штабе оживленно. Присутствует Васильев. Чист, подтянут, бодр. Будто на него не действует напряжение последних дней. Самое главное он отлично понимает тактику современного боя.
- Копченым пахнет, - шутит он приветствуя. – Вы откуда такие вкусные?
Напоминание о вкусе включает мысли о еде. Желудки как по команде бурчат у Комкора и комиссара. Васильев соображает быстро, кликнув ординарца:
– По порции горячего. И остальных пусть накормят.
В меню дивизионной кухни имелся гороховый суп и кулеш. Принесли и то и то. Поставили закопченный чайник и пару кружек.
Когда с едой покончили и уже с наслаждением прихлебывали чай, Рябышев спросил Васильева:
- Почему с тобой связаться не могли? Не слышали?
- Инициатива начштаба, - усмехнулся Васильев. - Пеленгации противником опасается. Осталось вместо гаубиц изготовить требушеты, чтобы кидать снаряды в противника без грохота и переделать танки на педальную тягу и наступать в полной тишине. Тогда фашисты точно не догадаются о наших намерениях.
Подполковник Курепин что стоял рядом стал пунцовым.
- Иван Васильевич, зачем ерничать? Я докладывал об провокациях немцев в радиообмене.
- А организовать этому противодействие что помешало?
Васильева можно понять, но организовать подобное сложно. Это через штаб фронта надо организовывать. О случаях «лживых приказов» уже слышали не раз. Но лично бригадный комиссар пока не сталкивался. Как с этим бороться?
«Динамически меняющие пароли, и глушение частот вермахта». Комиссар недоуменно моргнул. Мысль неожиданная. Самим забивать эфир противнику? Почему об этом никто не думал?
- Я вас, Дмитрий Иванович и не ожидал, честно говоря, - сказал Васильев, - думал к Мишанину направитесь.
- Так вышло, - ответил Рябышев и вкратце поведал вечерние приключения. – Но это не важно.
- Важно другое, - кивнул Васильев. - Думаю, ты сам понимаешь, что происходит. Не критикуя командование, считаю - наступление организовано отвратительно. И вина за это на всех, в том числе на мне. И фактов отвратительной организации не счесть. Приказы будто впопыхах писаны. Связь отвратительная! Разведка толком не проведена! Ни рекогносцировки, ни артподготовки. Штаб молчит, будто там нет никого. Наступление на авось, какое-то.
Комиссар и комкор переглянулись. Комдива потянуло на откровение…
- Авиация противника буквально по нашим головам ходит, - продолжал говорить Васильев. – Вы на своей голове уже прочувствовали вон! А наши истребители при этом где? В приданном авиаполку отвечают – все в воздухе! Где? ПВО расположено по-идиотски. Приказ штаба фронта! Целый дивизион в Бродах стоит без толку, когда он нужен в других местах. Прошу связаться с соседями и через армию или фронт договориться о взаимодействии – как в болоте вязну.
Васильев снимает фуражку, платком вытирает выступивший пот.
- Но Курепин прав – немцы начали радио-игру с доведением ложных приказов. Как с ними бороться? А наступление…
Васильев достал из-под целлулоидной крышки планшета карту, разгладил сгибы и показал положение полков.
— Вместо тринадцати-пятнадцати километров дивизия могла продвинуться на тридцать и потерять вдвое меньше людей и техники…
Все смотрят на карту. Комиссару мерещится надпись – «Это будет», ибо все точно как в том сне. И похоже у комдива предчувствие. Вот и ответ откровению - у внешне выглядевшем браво Васильева, оказались расшатаны нервы. Немудрено…
- Вам мои взгляды кажутся пораженческими? – спрашивает Васильев.
- Ты, Иван Васильевич, успокойся, - говорит Рябышев, - Ты обстановку правильно описал. Чего тут пораженческого? Обычный бардак. Послушай вон, что товарищ Попель надумал. Давай, Николай Кириллович, поведай подробно, что надумал.

[Валентинович]

Все, книга ушла в ИД Ленинград. Сроки печати пока неизвестны.