Тропой мужества

[Валентинович]

Легкораненых перевязали. С тяжелым было труднее. Санитар только руками развел.
- Я ничего не могу поделать, - сказал он, отведя лейтенанта в сторону. – Осколок в груди. Мы его перевязали, но толку, внутреннее кровотечение мне не остановить.
- А если осколок достать?
- Нечем доставать, - помрачнел санитар. - Парня в госпиталь надо срочно, но не довезем…
Последние слова он произнес почти шепотом. Куралов кивнул, и направился к раненому. Боец был в сознании. Дышал тяжело, с хрипом. Максим сел рядом, взял красноармейца осторожно за плечо.
- Все хорошо будет. Все хорошо… - больше выдавить из себя лейтенант не смог.
Боец вдруг обмяк и вытянулся. Глаза остекленели. Умер. Куралов почувствовал, как его накрывает волна горя. Но его вдруг как током ударило, и напряженная волна двинулась вверх, к голове. А когда она докатилась… сознание погасло, а потом взорвалось мириадами ярких звезд. И нестерпимой болью.
Невозможной.
Невыносимой.
И вдруг все стало как прежде. Боль ушла мгновенно, лишь осталась выступившая испарина. Максим вытер лицо лукавом. Потер глаза и мелко моргая осмотрелся. В каземате кроме тел погибших никого не было. Санитар с ним не пошел, вернулся в центральный.
- Чт-т-то это было? – тихо заикаясь спросил лейтенант.
«Это - прививка от слабости, - сказал гость. – Я показал тебе смерть. И как я ощущаю её каждый раз». «Но зачем?» «Чтоб твои бойцы видели не тряпку, а командира, сделанного из стали! – ответил Маргелов. - Негоже им видеть твои слезы сейчас». «В твоём будущем все такие жестокие и циничные?» «Считай как хочешь. Но это и твоё будущее. Мы все делаем своё будущее. Здесь и сейчас». «Ну да, а немцы мне мешать не будут?» «Вот и сделай, чтобы они не смогли помешать. НИКОМУ!». «Да, ты прав, извини… просто я никогда так близко смерти не видел».
Куралов прикрыл умершему глаза и поднялся. С трудом. Постоял, собираясь с мыслями.Потер лицо, оправился и вышел.
Личный состав капонира старался в сторону каземата, где находились тела погибших не смотреть. Но когда лейтенант появился в коридоре красноармейцы на мгновение замерли, и поняли. Первым пилотку снял Горохов…
- Перекусить не мешало бы, а, товарищ лейтенант? – обратился один из бойцов.
- Перед боем-то кишку набивать? – спросил Горохов.
- А сытым и погибать веселее! – ответили ему.
Сержант посмотрел на лейтенанта.
- Пусть, - отмахнулся Максим, и направился в закуток.
Сам он ел давно, но сейчас после пережитого вряд ли кусок в горло полезет. Личный состав рассаживался вдоль стен. Красноармейцы растрясли свои ранцы и вещмешки. Кто хлеб достал, у кого сухари имелись, единицы вскрыли консервы. Пока затишье, можно и поесть.
- Это чего у тебя на ложке выцарапано? – послышалось лейтенанту
- Звание, фамилия, имя, отчество, - был ответ, - год рождения ишшо…
- А зачем?
- Потеряется, кто найдет, мож возвратят. Да и вообще…
«А ведь боец прав в своём «вообще»! – подумал Максим, точнее его гость. – Ложка ложкой, а медальоны у всех ли имеются?». «Ну, имеются, а что?». «А то! В случае гибели, личность погибшего установить легче. Чтобы не было неизвестного сол… бойца. Подписанные ложки, кружки, котелки, неиспорченные влажностью документы, любые, различные справки, партийный и комсомольский билеты, даже квитанции. Все это поможет потом в установлении личности погибшего».
«Но медальоны же есть! – подумал Максим. - Причем хорошие. Их сменили совсем недавно. Сначала у нас были уставные жестяные коробочки. Небольшие, размером со спичечный коробок, однако он оказался не герметичен, и бланк, на котором вписывались данные бойца, и сама коробка, при попадании воды быстро приходили в негодность. В начале сорок первого нам выдали другие футляры для медальонов в виде пластмассового восьмигранного цилиндрического пенала, внутрь которого вкладывался бумажный бланк. Причем бланк должен быть в двух экземплярах». «Медальоны медальонами. Только не всегда их заполняли». «Как это? – удивился Куралов». «Так это! – ответил Маргелов. – Обычное суеверие – заполнить смертный медальон, многие считали плохой приметой». *
«Та-а-ак!» «Стой! - притормозил Максима Василий. - Хочешь опросить бойцов - заполнили ли они медальоны?». «Да, а что?» «Не советую…».
«Понимаю… - вздохнул Максим, после недолгого молчания, - понимаю - все мы погибнем тут. И как делать будушее?»
Он достал тетрадь. Открыл. Перечитал последние записи. И какой толк от записей, если они никуда не попадут? Уйти одному? Но я командир. Нельзя лично мне уходить. Это будет нарушение приказа и предательство по отношению к его бойцам. И живым. И уже погибшим. Надо кого-то послать. Причем одного. Двоим такой секрет нельзя доверять. Но кого послать? Кому отдать приказ? Такому, чтоб донес тетрадь с ценной информацией? Все его бойцы подготовлены хорошо.
«Однако опыта у них не имеется, - подумал Маргелов. - Имеется только один кандидат». «Горохов? – догадался Максим». «Больше некому. Из всех твоих бойцов сержант единственный имеет большой боевой опыт. Нынешний бой не в счет». «Ты пожалуй прав».
- Горохова кликни, - приказал лейтенант, ближайшему бойцу.
Сержант зашел в каземат защиты входа капонира через минуту.
- Вызывал, командир?
- Вызывал, - кивнул Куралов, - проходи.
Максим выглянул в коридор и закрыл отсекающую дверь.
- Вот что, Михаил Савельевич, - обратился лейтенант по имени-отчеству, отчего у сержанта брови поползли вверх. – Не удивляйся, просто есть одно важное поручение для тебя.
- Настолько деликатное, что остальным знать необязательно? – усмехнулся Горохов.
- Особой важности, - подтвердил Куралов. – Фактически.
Недоверчивая улыбка медленно сползла с лица сержанта.
- Не шутите?
- Да уж какие шутки? Вот…
И Максим показал тетрадь.
- Тут такие сведения, что может спасти тысячи жизней на три дня вперед. А если брать больший срок, то и миллион.
На лице Горохова вновь недоверие. И пришлось лейтенанту пояснять. Прямо в тетради на чистом листе он примерно нарисовал карту. Затем направления основных ударов немцев на момент двадцать седьмого июня. Сержант с удивлением следил за движением карандаша.
- Откуда это? – изумленно спросил Горохов.
- А это как раз секрет ОГВ. Ты и так узнал больше чем надо.
- Ладно, тогда получается, немцы уже Минск окружили? А там знают? – и сержант ткнул пальцем примерно на северо-восток.
- Не думаю. Хватятся, конечно, но будет поздно.
- И эту тетрадь нужно доставить командованию?
- Именно. И именно тебе. Только ты имеешь большой боевой опыт.
- Это означает - я бросить всех тут?
- Не бросить, а выполнить приказ!
Лицо у сержанта посуровело.
- Ты понимаешь, командир, что мы все тут смертники? – зло сказал Горохов. – Не смотри, что они все молодые. Они все понимают. Мои товарищи будут тут погибать, а я жить? Ты понимаешь, командир, я не могу их бросить? И, это все, - он ткнул в тетрадку, - я считаю полной ерундой, если не диверсией. Но мнится мне, командир, что с головой у вас просто не все в порядке. Испугались, или контузило вас сильно, и напридумывали всякого… я прав?
- Ты не представляешь, сержант, насколько ты прав! – тихо и страшно зашипел лейтенант не своим голосом.
Максима вдруг отодвинуло. Резко, мощно. Неожиданно он понял, что смотрит на Горохова будто бы через собственный затылок. Но лицо сержанта он видит ясно. Его тело схватило сержанта за грудки и приподняло. И он что-то произносит. Медленно. Грозно. Смысл слов почему-то Максиму непонятен. А вот сержанту… мимика Горохова менялась быстро – сначала вспышка злости, мгновенно сменившееся изумлением, которое перетекло озадаченностью, следом пришел испуг. Проняло сержанта до самых «печенок».
- Ты понял приказ, сержант?! – донеслось до Максима. И это он сказал? Даже не вериться что умет так…
- Понял, товарищ лейтенант, понял - прохрипел Горохов. - Отпустите…
Максим поставил сержанта и отпустил. Тот поправил гимнастерку и посмотрел на лейтенанта.
- Что это было, командир?
- Внушение приказа!
- А-а-а…
- Повторить?
- Не надо! – быстро ответил Горохов. – И так чуть не обделался.
- То-то! Это правда, Михаил Савельевич, - устало и спокойно сказал Куралов. – Просто прими как правду.
Послышался взрыв, следом бьющий по нервам вой. Это значит, что вызвали авиацию. И вот она прилетела…
- Воздух! – скомандовал лейтенант в амбразуру. – Всем укрыться в капонире! Сержант, проследи.
- Есть! – и Горохов шустро выскочил из каземата.
Как там, в соседних бункерах? – мелькнула мысль, но дальше стало не до неё. Инстинктивно вжался в бетонную стену. Бум! Мгновенно воздух наполнился пылью. Бум! Через щели и отдушины сразу нанесло гари. Стало трудно дышать. Что там вентиляционный? Тоже в угол забился? Бум! Бум! Разрывы вставали рядом. Бум! Бум! Бум! Серия разрывов слилась в сплошной гул, раздирающий перепонки. Сколько там штурмовиков кинули на всего четыре полукапонира? Полк? Два? Сильно немцы на нас обиделись! Бум! Бум! Бум! Бойцы в коридоре раззявили рты, будто в немом крике. Взрывы прерывают противный вой пикировщиков. Дрожит земля, гудит бетон. По спине вновь струился холодный страх. И его не в силах побороть. Ноги и руки подрагивают, но не отнимались как раньше. Привык? Как к такому привыкнуть? Буммм! Капонир загудел словно колокол, и тряхнуло так, что лопнули все лампы освещения. Прямое попадание? Похоже. Но бетон выдержал. Только люди в капонире превратились в снулых рыб. Красноармейцы беззвучно разевали рты, трясли головами, держались за головы, уши. Весь личный состав капонира контузило одновременно. Все на какое-то время оглохли. Кого-то вывернуло недавно съеденным. Кто-то в голос крыл матом этих летучих гадов, обещая засунуть их бомбы им в задницу…
Рев прекратился внезапно, только слышалось гудение самолетов. Все?
- Заменить лампы! – скомандовал Максим.
Только он приподнялся, как вой пикировщиков возобновился. Бум! Бум! Бум! Дадах! Что-то сильно взорвалось. Но не рядом. Где-то вдали. Это что…
Куралов вскочил, предчувствую беду, и кинулся в центральный каземат. В сумраке его встретили тревожные взгляды бойцов каземата. Что же там взорвалось?
Быстро приведя перископ в рабочее состояние, Максим развернул оптику на южный бункер. Бум! - полыхнул разрыв, закрывший пулеметный полукапонир. Пришлось ждать пока развеется дым и осядет пыль. Цел? Вроде цел! Бум! Бум! Только бы оптику не повредило! Развернул перископ на другие капониры. Артиллеристский, тоже стоит целехонек, а северный…

*Автор знает, что красноармейская книжка как основной документ, удостоверяющий личность военнослужащего — рядового и младшего комсостава была введена 7 октября 1941 года приказом НКО СССР.
*Новые медальоны были введены в обращение приказом НКО от 15.03.1941 года за № 138. Внутрь коробочки вкладывался стандартный бланк для заполнения данными на его владельца — ФИО, год и место рождения, место призыва и адрес ближайшего родственника. Обычно указывались, жена, мать или отец.

[Валентинович]

Северный пулеметный полукапонир зиял проломом. Взрывом куски бетона раскидало довольно далеко. Из амбразур вырывалось пламя, выплескивая ввысь черные клубы дыма. Вспышка! – еще одна бомба разорвалась рядом, мгновенно рассеяв клубящуюся копоть и погасив пожар. Через мгновение дым пошел вновь, но огня без огня.
Лейтенант окаменел. Одно, черт возьми, попадание и разом не стало двадцать пять человек. Подступил комок к горлу. Защипало глаза. Максим с трудом удержался, чтобы не заплакать. Нельзя показывать слабость. Нельзя. Прав, гость, прав. Но как же это…
- Что там, командир? – тихо спросил Горохов.
- Северный взорвался. Прямое попадание.
Новость потрясла бойцов. Они сняли каски и угрюмо молчали.
- Связь с капонирами! – резко приказал лейтенант. - И вставьте лампы! Сержант, обеспечить!
Пока связист вызывал капониры, мысли мелькали каруселью вопросов. Что за бомбу немцы скинули на бункер? Детонировали боеприпасы? Но там кроме патронов взрываться нечему. Или бетон капонира был недостаточно крепок? Строители что-то не так сделали? Место непроармировали, например? Или первое попадание еще при первом налете сильно ослабили бетон, а вторая бомба попала туда же? Или все факторы сложились в один никем непредусмотренный? Можно гадать долго.
- Арткапонир ответил, товарищ лейтенант. Южный не отвечает – провод перебит.
- Ясно, дай арткапонир…
Отделенный Варнавин доложил, что получили легкую контузию бойцы группы прикрытия, остальной личный состав капонира цел и ранений не имеет. Еще доложил, что видел прямое попадание бомбы в соседний капонир. И он собирается выслать людей к северному…
- Двоих, не больше, - приказал лейтенант. - Пусть посмотрят – есть ли выжившие. А пока организуй оборону с северного направления. Нет, оборону там мы не потянем, людей мало. Я тебе пяток бойцов пришлю. Жди.
Положив трубку, Максим прислушался – взрывы не прекратились, только отзвук стал иным. Он посмотрел в оптику и понял – немцы начали обстрел минами. А это значит пикировщики улетели и скоро противник пойдет в атаку.
- Приготовь что надо для восстановления связи, - сказал лейтенант связисту, - к южному пойдешь.
Затем отвел Горохова к закутку.
- В общем, так Михаил Савельевич, - сказал сержанту Куралов, - будь готов выдвигаться, потому как времени мало. Немцы не дураки - биться в лоб не будут, по флангам обойдут, а прикрытия у нас сам знаешь – с гулькин хрен.
- Если немцы и начнут атаку, то как отвлекающую, - сказал сержант.
- Верно мыслишь, - кивнул Максим. - Думаю, немцы под прикрытием налета уже по флангам подтянулись ближе. Да еще с севера прореха в обороне образовалась. После взрыва там вряд ли кто выжил. Сейчас немцы минами кидаются, так что тянуть нельзя. Вооружись, но без фанатизма. Гранату возьми. Тетрадь обернешь. Понимаешь для чего? Отлично! Тетрадь передашь только госбезопасности. В крайнем случае комполка. У тебя голова светлая, найдешь слова, чтобы убедить. Вот, держи.
Отдав тетрадь Горохову, лейтенант позвал отделенного и командира расчета.
- Сержант Афонин, - сказал он командиру отделения, - выделишь одного бойца в помощь связисту, с остальными выдвигаемся к северному арткапониру в усиление. Тут за старшего остается сержант Старов.
Командир расчета недоуменно посмотрел на Горохова.
- Сержант Горохов имеет особый приказ, - пояснил лейтенант и прислушался. – Все, вроде обстрел прекратился, выходим, бойцы! К бою!
В двух десятках метров от капониров имелась длинная впадина, и к капонирам можно было пробежать пригнувшись. Но не успели бойцы разделиться по направлениям, как у южного внезапно бахнули подряд три взрыва – по звуку от гранат и началась перестрелка.
Куралов резко развернулся. На слух различались среди гулких очередей «Максимов» капонира частые винтовочные выстрелы, и не только «мосинок». Через мгновение послышалась скороговорка пулеметных очередей немецких MG.
- Обошли, черт! – выругался лейтенант.
Атаковали скорей всего одновременно оба фланговых капонира. Но северный разрушен, обороняться там некому. Но арткапонир усилить все же надо.
– Ты, ты и ты, с Афониным к северному, остальные за мной, - принял решение лейтенант.
Побежали, пригибаясь, к разгорающемуся бою. На ходу Максим отобрал лопатку у бойца. Инициатива была не его, это все гость, но спросить – зачем, он не успел. Впадина вела к гребню, за которым склон полого переходил в низину и лес. Именно прикрываясь гребнем можно было добраться незамеченным с поля до оборонительных позиций капонира. Но внезапно навстречу выскочили два немца. Первый тащил пулемет, второй коробки. Немцы собирались занять позицию на гребне склона. Встреча оказалась неожиданной, обе стороны на мгновение оторопели, но не Максим. Он и не думал, что так умеет…
Все произошло буквально в считанные секунды. Мелькнула лопатка. Резкий рубящий под каску. Пулеметчик вскрикивает, роняет MG, хватается за лицо и падает. Второй номер кричит, бросает коробки, но перехватить «маузер» не успевает. Удар лопаткой под каску, одновременно что-то обрушивается на его каску немца. Это что-то разлетелось осколками. Немец валится назад, а Пухов недоуменно смотрит на осиротевший ремень от телефонного аппарата.
Из-за гребня появляются еще враги. Приотставшее прикрытие пулеметчика? Среагировали немцы быстрее, чем пулеметный расчет - мигом рассыпаясь по склону, но ровный луг не дал им шанса. Пулеметчик отделения уже в падении срезал очередью «Дегтярева» троих. Остальные тоже прожили недолго. Одновременно с опушки по гребню начал бить пулемет. Пришлось отползти. А бой у капонира разгорался. Надо спешить. Но пулемет с опушки не дремал.
- Ползком, к капониру! – приказал Максим. – Харитонов прикрой.
«Дегтярев» начинает бить по опушке. А бойцы ползут от воронки к воронке. Пухов, к осиротевшей катушке, затрофеил – MG-34 с боезапасом. Правда, сменный ствол забрать не удалось – второй номер после удара увесистым телефонным аппаратом откатился от гребня вместе со сменным.
Лейтенант даже очень пожалел об этом, но гость напомнил, что рукавица тоже осталась у второго номера, а без неё ствол у "немца" не сменишь.*
Пули заставляли прижиматься к земле, но долг перед товарищами торопил. Бросок до огромной воронки. Причем пули просвистели никого не задев выше. Отрадно, значит пулеметчику их с опушки не достать. Однако не успели бойцы свалиться в воронку, как со стороны капонира прилетела граната – немецкая колотушка. В канонаде перестрелки почему-то отчетливо послышалось, как Пухов нервно сглотнул. В следующее мгновение лейтенант схватил гранату и швырнул обратно. Там панически закричали, и взрыв. Мощный, явно не от гранаты, и… в воронку с красноармейцами плеснуло огнем.


* У MG-34 стволы были сменными. Ствольная коробка откидывалась относительно кожуха ствола вверх и вправо, открывая казенную часть ствола. Однако ручки не имела, и у второго номера пулеметчика для извлечения горячего ствола имелась асбестовая рукавица. Горячий ствол просто извлекался из кожуха назад, на его место ставился холодный, после чего ствольная коробка поворачивалась в исходное положение.

[Валентинович]

Резко запахло паленым. К затылку будто раскаленный утюг приложили. Кто-то матерно закричал неподалеку, бахнул взрыв. Одновременно в воронку падает еще одна немецкая колотушка. Максим опять успел схватить и метнуть обратно, но граната взорвалась в воздухе. Тупой удар и сознание лейтенанта рухнуло в темноту.
Куралов очнулся от резкой боли. Шею с затылком, часть лица и руки немилосердно жжёт. Пульсирует острой болью макушка, размеренно, почти попадая в унисон с пулеметом, который бьет очередями где-то рядом. А где? В глазах двоится, выступившие слезы не дают толком осмотреться. Бетонные стены – значит в капонире, а в каком? Похоже на его закуток в центральном. Да это он и есть. Вон ящик…
Но что произошло? Последнее что Максим помнил – это он сбивает огонь с себя и вышвыривает гранату из воронки. Что было дальше? Выбили немцев?
«Не думаю» «Ты тут?! – обрадовался Максим». «Тут, - подтвердил гость, – куда я денусь? Ты же живой». «А что случилось?» «Как я понял, мы вернулись. А пулеметный немцы захватили скорей всего. Перед тем как вырубится вместе с тобой - я видел, как осколки накрыли почти всех бойцов в воронке. Недалеко граната улетела…».
Максим невольно скрипнул зубами. Не только от жжения и пульсирующей боли. Но ожоги донимали больше. Он морщась ощупал шею, затем голову - перебинтована. На макушке нащупывался утолщение, похоже тампон. Ранение скорей всего осколочное, по касательной, иначе бы не выжил. Но как? Через каску?!
«Ты сорвал каску, когда на нас горящим бензином плеснуло» «Откуда бензин?!» «Думаю, в соседней воронке немцы засели, причем рядом совсем. Они ждали, когда можно будет подобраться к бетонному сооружению и начать выкуривать защитников. Для этого у них имелась канистра с бензином. А тут мы. Они гранату кинули. Ты ее обратно. Взрывом бензин расплескало. Тут еще граната, но от капонира…».
- Очнулся, командир?
Красноармеец Митрофанов появился в проеме. Бледный, на руках щедро бинтов накручено.
- Что с руками?
- Так я огонь сбивал. У вас спина горела. Насилу потушили, - боец поморщился и еще больше побледнел. - Нас в живых только трое осталось. Я, вы да Пухов. Потом Харитонов в воронку свалился. Сбить огонь с вас помог.
- А потом?
- Потом я вас обратно тащил, Пухов немецкий трофей с коробками, а Харитонов прикрывал.
- Почему отступили?! – начал заводиться лейтенант. – Почему…
«Успокойся! – одернул Максима гость».
- Командир! Там немцем не менее взвода засело. А наши… - Митрофанов нервно сглотнул, - я слышал, как наши кричали. Потом как бабахнуло!
Бабахнуло! – Максима как заново оглушило. Он вспомнил крик, и взрыв, перед тем как вышвырнул вторую колотушку. Тот взрыв у капонира…
Он внезапно понял – что произошло. Южный полукапонир был самым неоснащенным. Бронезаслонка имелась всего одна, и она была установлена на амбразуре, у которой в сектор обстрела перекрывал середину поля, остальные амбразуры были заложены мешками с землей. Если северный прямым попаданием бомбы разрушило, то у южного, близким накрытием могло все мешки снести к чертям. А тут еще немцы под прикрытием минометов смогли подобраться к капониру почти вплотную. Атаковали одновременно. Амбразуры и прикрытие капонира забросали гранатами. Бойцы попытались контратаковать, чтобы отогнать немцев от капонира, но силы были неравные. И помощь не помогла…
Из сбивчивого рассказа красноармейца стало ясно – от второй гранаты погибли укрывшиеся красноармейцы в воронке. Осколки миновали лишь Пухова и Митрофанова. Последний как раз пытался сбить пламя с командира. Потом к ним присоединился Харитонов. Потом пришлось под плотным огнем отходить, таща раненного командира и трофейный пулемет.
К горлу подступил ком. Ребята погибли все. Не сдались, сражались до конца. Хотелось взвыть.
«Соберись, - сказал гость резко». «Да, ты прав, Вася…»
- Что с личным составом капонира? – уже спокойней спросил лейтенант.
- Убиты красноармейцы Каликов, Прихдько, Яковлев. Тяжелоранен сержант Старов. Расчеты орудия и пулеметов контужены, имеют легкие ранения, но бой ведут.
Работу «Максимов» капонира и так было слышно, в паузах, когда замолкал «Дегтярь». Редко стреляло орудие. Позднее выяснилось, что с соседним капониром связи нет. Пушка капонира молчит, но пулеметы не умолкают, прикрывая подходы к командирскому полукапониру.
- Что ж, - сказал сам себе Максим. – Надо сражаться…
Небо затянуло черным дымом, канонада слилась в сплошной гул. Полыхало везде. Казалось, по капонирам били всё, что имелось у немцев. Падали мины, пулеметный огонь крошил бетон у амбразур, даже по некоторым разрывам можно было различить снаряды легких пушек. И минометчиков никак не накрыть - немцы правильно вычислили мертвые зоны артиллерии капониров. Танки встали тоже на удалении ромбом, внося свою лепту в обстрел. Но капониры продолжали бить из пулеметов и пушки и по танкам, и залегшей в складках местности пехоте. Азартно работал расчет. Младший сержант Жунусов, наводя орудие, выкрикивал что-то по-казахски, после чего пушка рявкала, Абыз ругался, мешая русские ругательства со степной тарабарщиной, вновь тщательно смотрел в прицел…
- Есть! – орали бойцы расчета. Редко, но это значило - еще один танк вычеркнут из боя.
Немцы давно сосредоточили огонь своей артиллерии по единственной стреляющей пушке. Жунусов успел подбить или сжечь еще четыре танка, как сосредоточенным огнем своей артиллерии немцы смогли повредить орудие. Причем повреждение было незначительное и исправимое, но не успел расчет что-то предпринять, как новое попадание. Взвизгнули осколки. Расчет рухнул как подкошенный.
- Ох, алла! – вскрикнул Жунусов, хватаясь за лицо, и падая на пол. Сквозь пальцы быстро проступала кровь.
Голову наводчику забинтовали. Глаз у него больше не было. Абыз не стонал. Он неожиданно запел. Тихо запел. Что-то свое, степное.
Потом прямым попаданием вывело из строя пулемет левого каземата, и тяжело ранило пулеметчика. Еще один сектор ушел в мертвую зону. Пришлось в крайний окоп выставить трофейный пулемет, для прикрытия подходов.
Голова немилосердно болела. Полыхала жжением шея. Хотелось пить. Кружилась голова. Сознание иногда начинало раскачиваться, как качели. В эти моменты гость куда-то пропадал на время, и Куралову казалось, что он больше не появится. Но все быстро прекращалось и Максим понимал – Вася еще тут. Он взял боль на себя, сколько смог. Иначе лейтенант давно бы упал от слабости и кровопотери. А это никак нельзя! Надо вести бой. Только из капонира носа на высунуть. Немецкие минометчики как осатанели - мины кидали не жалея. Часто. Густо. Метко. Уже не слышно работы трофейного MG. Максим на мгновение выглянул из амбразуры – недалеко от входа распластался пулеметчик с раскуроченным трофеем. Прямое попадание…
Защитников капонира в живых осталось одиннадцать, ранены все, только пятеро тяжелых. Сколько бойцов осталось в другом бункере? Неизвестно. Связи нет, но северный арткапонир сражается!
Максим посмотрел на перископ. Тот стоял в рабочем положении. Приник к окулярам и почему-то не удивился – при таком плотном огне по капонирам, большим потерям в защитниках, хрупкая оптика целёханька. Куралов повел перископ панорамно. Из-за дыма подступы к позициям видны частично. Взрывы по-прежнему встают рядом. Когда же у минометчиков боеприпас закончится?
Максим навел перископ на соседний капонир и заскрипел от бессилия зубами – к артиллеристскому полукапониру подбирались немцы. Он видел, как к ведущим огонь амбразурам полетели гранаты. Несколько разрывов пулеметов не заткнули. Бабахнул взрыв в районе двери. Капонир окутался дымом, на мгновение пулемет замолчал, затем снова открыл огонь. Пользуясь тем, что пулемет прикрывал своим огнем командный полукапонир, троим немцам удалось проскользнуть к стенам вплотную. Они не стали приближаться к амбразурам, а сразу вскарабкались на крышу капонира. Повозились немного, затем резво рванули с крыши, а через несколько секунд из всех амбразур вырвалось ревущее пламя…
Но пулеметы продолжали стрелять! Из пылающей амбразуры вылетали пули вместе с языками огня. И это было страшно. Потом внутри капонира ухнуло. Сильно. Бронезаслонки и бронированную дверь вынесло наружу. Огонь взрыв погасил и теперь только черный дым струился через рваные проемы капонира…
Максим почувствовал, как слезы потекли из глаз. И он не мог их остановить. Там погибли его ребята. Боевые товарищи. И он никак не мог им помочь. Эх…
Что-то мелькнуло в стороне, и Куралов довернул перископ. Серые фигурки, пользуясь появившимися непростреливаемыми зонами, теперь обходили их артиллеристский полукапонир. И минные разрывы прекратились.
- Пухов, Гуров, со мной! – скомандовал лейтенант и, подхватив «Дегтярева», кинулся к двери. Первым делом он посмотрел через амбразуру защиты двери, но никого не заметил.
- Открывай.
Дверь не успела распахнуться, как по проему начали стрелять. Густо.
- Назад!
Поздно. Пули прошили Гурова насквозь и впились в Пухова. Гуров упал ничком вперед, а связист повалился на лейтенанта. Тот только успел подхватить бойца и рвануть дверь на себя. Проем загудел от частых попаданий. И Максим выругался. Немцы успели занять позиции перед дверью. Они остались одни. Что же делать?
Максим запер дверь и оттащил раненого связиста в глубь капонира. Положил на пол рядом с Карасевым.
- Перевяжи, - быстро проговорил он и, подхватив «Дегтярева», кинулся к амбразуре защиты входа. Осторожно выглянул. Немцы подобрались уже близко. Они осторожно подползали вдоль разрушенного прохода. Один из них тащил что-то прямоугольное. Ящик с взрывчаткой? Или это канистра? А вот хрен вам! Быстро выставив ручник в проем, лейтенант открыл огонь. Очередь прошлась по приближающимся немцам. Тут же по амбразуре застучали частые попадания в ответ. Что-то мелькнуло. Граната? Отшатнулся, дождался взрыва, вновь открыл огонь. Вспышка! Одновременно по глазам ударила тугая волна с землей и осколками. Что-то хлестко чиркнуло по лицу, и впилось в районе поясницы. Боль пришла в падении.
Грохнувшись на пол, Максим едва не взвыл. Он провел рукой от лица к затылку, нащупал глубокую рану. Затем сунул руку к пояснице. Рана в боку отозвалась тупой болью, и кровотечением.
Снаружи послышалась возня. Максим поспешил отползти в коридор и захлопнуть дверь в закуток с амбразурой. Проем её был узок, но без стандартной бронезаслонки, и немцы могли внутрь что-нибудь протолкнуть. Гранату, например. Выдержит ли дверь? Сцепив зубы и сдерживая стон, он приподнялся и закрыл запоры. После чего медленно, опираясь о стену, побрел в центральный каземат капонира. В глазах потускнело, поплыли круги.
Бум! Бетон капонира загудел. Отсекающая дверь в коридор вздрогнула, но выдержала. Воздух пополнился пылью и гарью. Максим невольно застонал – акустический удар не прошел даром, отзываясь болью в ранах и голове. Вскрикнули раненые бойцы. Неожиданно бункер вновь вздрогнул, заставляя корчится от боли. Немцы повторили трюк с гранатой, однако дверь вновь устояла.
- Гэй, Иван, капитулирен! – послышался глухой крик.
- Да пошел ты! – ответил не громко Максим. На большее сил не хватило. Он закашлялся - спертый воздух капонира был наполнен пылью и сгоревшими газами от взрывчатки.
- Поцелуй своего ублюдочного Гитлера в зад! – крикнул громко Пухов и довольно улыбнулся. Однако улыбка оказалась больше похожа на оскал.
Новых предложений о сдаче не последовало. Какое-то время было тихо. Потом на крыше что-то звонко забрякало. Бетон погасил звук, но стало понятно, что это было что-то металлическое. Канистра? Внутри ощутимо напрягся гость.
Бойцы напряженно смотрели на потолок.
Послышались журчание, будто кто-то что-то переливал. Остро запахло бензином. Максим выругался - немцы собираются повторить то же трюк, что и с соседним артиллеристским полукапониром. Причем заливают бензин через вентиляционный канал на крыше, который перед боем красноармейцы сами и расширили…
Было бы нормальное фильтровентиляционное оборудование и электродвигатель в системе, то можно бы было включить вентиляцию на полную катушку. Хоть нормально подышали бы напоследок. Вместо этого имеется только ручной привод вент-системы, который надо кому-то надо крутить, причем быстро. Теперь это все не так важно. Перед смертью не надышишься. Недолго осталось…
Пятеро последних защитников рубежа находились в центральном каземате. Лица бледны от боли и кровопотери. Но они сжимают оружие в руках, готовые дать последний свой бой.
Максим знал, что случиться дальше. Он посмотрел на своих бойцов. И они все понимали.
Карасев Иван - маленький весельчак и запевала взвода. Как лихо он в самодеятельности отплясывал вприсядку! Теперь его ноги перебиты и перетянуты бинтами. И Ваня, не найдя перевязочного материала для связиста, поделился своими, отмотав бинты со своих израненных ног.
Пухов Павел – рубаха парень. Приданный его взводу связист. До последнего держал связь меж капониров, и пока была возможность, восстанавливал её. И воевал отважно.
Наводчик, из арт-расчетов, младший сержант Жунусов. Этот постоянно улыбающийся казах уничтожил девять немецких танков, не считая живую силу. И стрелял по врагу, пока вражеским огнем не разбило орудие и не ранило в глаза.
Митрофанов Александр. Его руки сильно обгорели, но замотанными в бинты продолжает прижимать к себе карабин. И штык-нож как-то умудрился присоединить!
И он сам, командир - лейтенант Куралов Максим Игнатович.
О чем можно думать в свои последние минуты жизни? О чем думают они, его бойцы?
Пухов подрагивающей рукой достал из кармана фото. Вгляделся. На бледном лице отразилась улыбка.
Кто там, на фотографии? Мама, любимая девушка? Максим закрыл глаза. И вспомнил как мама провожала его. И Надя, одноклассница – ты там береги себя…
И Надю при прощании он не решился поцеловать…
Как же жить хочется!
- Покурить напоследок что ль? – сказал Иван Карасев.
Он достал кисет и, с трудом свернув самокрутку здоровой рукой, закурил. Синий дым махорки смешивался с висящей в воздухе гарью.
«А ты куришь?» «Нет, - ответил гость из глубины сознания». «А я не курил никогда. Здоровье берег… смешно…»
Он слышал, как горючая жидкость журча льется в глубину бункера. В подвал. Прямо на ящики с боеприпасами. И в центральном каземате их достаточно. Максим откинул крышку ящика. Снаряды тускло блеснули в полутьме.
Жаль, что мало немцев тут наколотили. Сколько бы не было их. Мало!
Жаль, пушка раскурочена, а то бы…
На крыше опять забрякало железо. Значит…
- Мужайтесь, ребята… - прохрипел Максим. – Сейчас мы выпьем со смертью на брудершафт…
Лица бойцов посуровели. У Пухова потекли слезы. Пусть. Слезы иногда приносят облегчение. Лишь Абыз-защитник приподнял голову повернулся в сторону командира, будто видел через бинты, улыбнулся и вновь запел. Снова что-то свое, непонятное, степное. И Максим вдруг воодушевился.
- Вставай… проклятьем… заклейменный… - хрипло начал он.
- Весь мир голодных и рабов! – тут же подхватил связист.
- Кипит наш разум возмущенный… - подключились остальные, и гимн* загремел в непобежденном капонире:
- Это есть наш последний, и решительный бой…
Они пели и не слышали, как что-то полетело по вент-каналу и упало в подвал. Только почувствовали, как там заревело пламя. Оно рванулось вверх по всем ходам, вентиляции, через проемы подачи боеприпасов. Огненный вихрь ворвался в казематы, и лейтенант успел крикнуть:
- Помни нас!
Раскаленный смерч поглотил последних защитников капонира и выплеснул свою ярость наружу вместе с детонировавшими боеприпасами бункера.

*В период с момента образования СССР в 1922 году до 1943 года в качестве гимна использовался «Интернационал».

[Валентинович]

Глава-10.

- Ничего, сочтемся… - пробормотал сержант, отползая в глубину леса.
Всего в пятидесяти метрах по лесной грунтовке двигалась колонна немецкой техники. Сначала он укрылся за сосной и зло наблюдал, как мимо едут тентованные грузовики с прицепленными пушками, следом за ними броневики с пехотой…
Гул приближающейся техники был услышан своевременно, и сержант быстро отошел в лесную чащу. Первыми по грунтовке протарахтели мотоциклисты мото-дозора. Затем, с небольшим интервалом проехали танк, кажется двойка, и три броневика с пехотой за ним. Минуты через три появилась основная колонна. В основном шли броневики и машины с пехотой. Танков пока не видно, но судя по гулу они тащатся в хвосте колонны.
Едут…
По нашей советской родине своими погаными…
Руки так и чесались. Горохов сжал до боли мосинский карабин и невольно скрипнул зубами. Душа болела…
Он единственный выживший из всех…
Потому что…
Выступили слезы. Сержант не смог их удержать…
Все его ребята там…
И лейтенант…
Перед тем, как он пополз от ложбины к лесу, лейтенант сказал напоследок:
- Ты главное до наших дойди, донеси тетрадь, а с врагом успеешь поквитаться. За нас. Всех нас… - и крепко руку пожал.
Но больше всего запомнился его взгляд. Другой. Не такой как в момент приказа. Тогда ему показалось, что на него смотрит не лейтенант. На миг показались что он сошел с ума, ибо на сержанта смотрело несколько лиц. Незнакомых. Сержант пилотке с обгорелым лицом, бледный лейтенант фуражке и еще одно лицо почему-то в танковом шлеме. Это длилось всего лишь миг. Потом он услышал голос лейтенанта. Он стал очень холодным, чуть ли не ледяным. И пробрало тогда Михаила до самых печенок…
Приказ так приказ. Надо исполнять. Но именно в момент расставания сержант понял – все что записано в тетради – действительно очень важно. Потому что лейтенант уже списал себя. Нет не так – он знал, что погибнет. Это читалось в глазах…
Сержант почти успел доползти до опушки, как позади внезапно разгорелся жаркий бой многоголосьем винтовочных и пулеметных выстрелов. Ухали гранаты. Слышались крики и мат.
Горохов ужом скользнул в еловые заросли, перебежал немного вглубь. И встал. Не шли дальше ноги. Тянуло назад. Помочь, включиться в бой. Врага бить тянуло. Но шагнуть к полю тоже не мог – приказ. И тетрадь в планшетке. Она не должна попасть в руки врага.
Сержант взобрался на корявую сосну и видел, как немцы захватили южный капонир. Они просто забросали его гранатами. Сначала из амбразур выбило мешки с землей, потом взрывы прогремели уже внутри. Остаток бойцов попытался прорваться, но их встретили плотным пулеметным огнем. Одновременно с попыткой прорыва, немцев атаковал десяток красноармейцев. И Горохов с удивлением заметил лейтенанта. Потом несколько взрывов – у капонира и чуть в стороне. Второй взрыв почему-то ухнул особенно ярко, с черным дымом и огнем. Подробно не разобрать – елки прикрыли.
Потом начался обстрел. Жуткая картина. Горохов не выдержал, спустился и направился в лес. Шел сильно сжав челюсти. Кулаки от напряжения подрагивали. От грохота позади он вздрогнул, а потом побежал обратно. Чуть не выбежал на открытое поле.
Вот она, та сосна. Подняться быстро не удалось - соскользнул. Когда все-таки удалось выглянуть на поле, сержант увидел над северным капониром черный гриб гари. А на крыше южного копошились серые фигурки. Вдруг они сыпанули с крыши, а через пару секунд огненный вихрь вырвался из всех амбразур…
Потом сержант потерянно брел по лесу. Наткнулся на ручей. Прохладная вода успокоила и привела мысли в порядок. Что ж, есть приказ, и его надо выполнить. А с врагом…
- А с врагом еще поквитаемся! – зло сказал сержант.
Он поправил карабин, и зашагал по сосновому бору. Вышел на грунтовку, что шла от поля. По дороге идти легче, ровно и никаких сучков, поваленных стволов, нор. Но возникший гул приближающейся техники заставил вернуться в лес. Не успел отойти и полсотни метров, как по грунтовке промчались мотоциклы. Горохов только и успел за толстую сосну упасть. Чуть не заметили - слишком редко тут сосны растут, и подлеска нет. Чуть дальше в лесу начиналась низина заросли орешника. Горохов двинулся туда. Потом переждал за сосной пока проедут броневики с танком во главе, дошел до уклона. Остановился. Укрылся за сосной…
Броневики сменялись машинами с пехотой. Проехали тягачи с большими пушками, калибр не меньше двухсот миллиметров. Наверно нагнали колонну позже, еще до уничтожения бункеров. Потом вновь шли грузовики. Танков пока не видно, но судя по гулу они тащатся в хвосте колонны. Оно понятно, что танки много пыли поднимают. Вот и они. Мехводам из-за пыли ничего не видно, поэтому из люков торчат командиры и следят на правильным направлением движения.
Сержант насчитал восемнадцать танков. Троечки, Т-4 нет, похоже их на поле наши повыбивали.
Хорошо им ребята всыпали…
Вспомнились их лица. И лейтенант вспомнился. На душе стало совсем невыносимо…
- Сочтемся! – зло сказал сержант и вскинул карабин.
Тук-х-х! Голова торчащего из башни немца брызнула кровью.
Затвор вверх, на себя, дослать…
Тук-х-х! – и замешкавшийся немец на последнем танке ухнул внутрь уже трупом.
Перезарядился, но с замыкающего колонну бронетранспортера ударил пулемет. Не прицельно, веером. Пулеметчик только направление угадал. Пули громко впивались в сосновые стволы. Одна стукнулась в край ствола сосны за которой укрылся сержант, ободрала кору и в лицо брызнуло смолой.
Горохов откатился от дерева. Прополз немного, потом поднялся и побежал, пригнувшись, через ложбину. Позади послышались лающие команды. Прозвучало несколько очередей. Но куда-то в сторону. Посередь ложбины сержант перемахнул неширокий ручей. Двинул было вдоль, но потом рванул вверх. Немцы явно собрались наказать наглого одиночку. Судя по командам быстро двигались следом. А ложбина не густа зарослями. На другой стороне начинался смешанный лес, с густым подлеском. В нем легче затеряться, но и бежать нельзя. Час сержант выдерживал максимальный темп. Сколько он прошел не считал. Наконец сил не осталось. Найдя маленький ручеек, он прошел по нему и у ключика рухнул на землю. Черпнул воды ладонью, но напиться сбитое дыханье не дало.
- Мало посчитался, - пробормотал Горохов, тяжело дыша, - пока только драпать выходит…
Хотелось сплюнуть, да не вышло. Пришлось посидеть немного, чтобы отдышаться. Потом сержант напился. В животе заурчало. Следовало подкрепиться, а то ел давно, и сил не осталось. Есть хлеба немного. Зачерствел, но ничего не поделаешь. Имеется сало. Но потом хорошо бы чаю горячего, но ни котелка, ни кружки не имеется. Зато имеется консерва. И выбрасывать жестянку не следует.
Сержант задумчиво жевал хлеб с тушенкой. Куда идти? Ясно что к нашим. Но по дорогам немцы катят, придется обходить. Лесом идти долго. И заплутать можно враз. Жаль компаса нет… но есть карта! И тетрадь! Горохов достал тетрадь из планшетки. Зубами ослабил узел бечевы, размотал ее. Гранату отложил и открыл тетрадь. Найдя нужные записи, он вытащил из планшетки карту. Примерно определил своё местоположение. Затем найдя соответствующую запись, карандашом отметил движение немецкой дивизии на сегодня, завтра, послезавтра. Дальше отмечать не стал. Задумался. Как ему идти – ясно. Благодаря записям можно миновать большие соединения немцев. Пусть при этом путь станет длиннее. Но все-таки тут отдает чем-то невероятным. Как можно знать планы и направления ударов врага наперед? Дезинформация? Как бы не так. Пережать «разведданные» и погибнуть во имя? А данные не просты, в них подробнейше чуть ли не про каждую дивизию, полк, батальон. Что, где, когда, и как. Главное - как?! Как такое могло попасть к простому лейтенанту?
Михаил задумчиво листал страницы. Взгляд остановился на последней записи - Во имя мира и счастья на советской земле, во имя светлого будущего нашей Родины! 090545. Феникс.
Феникс – это ясно что позывной. А что означают цифры? На телефонный номер не похоже, видел однажды, даже звонить приходилось – слишком много цифр и букв нет. Шифр?* Или еще что?
Долго ломать голову сержант не стал. Вечер скоро. Сумерки через полтора часа начнутся. Идти придется через лес, а в лесу темнеет быстро. Значит надо в путь. Думать можно и на ходу.
Быстро собрался. Тетрадь вновь обернута вокруг гранаты и укреплена бечевой. Ценную ношу аккуратно в планшетку. Подтянуть ремень, чтобы она при ходьбе не мешала. Карабин на плечо стволом вниз. Готов.
Горохов посмотрел на тени от солнца, чтобы определиться с направлением. Затем уверенно пошел на северо-восток.

* В то время телефонные номера записывались так - А-23-45 (буква — четыре цифры). Позже появились АТС и с двухбуквенными индексами, но поскольку каждая буква проговаривалась отдельно, это создавало только сложности при запоминании. Буквы рядом с цифрами в СССР использовались до 1968 года.

[Валентинович]

***
- Всё… стой… - выдохнул Сергей, и четыре человека тяжело дыша, рухнули на траву.
- Оторвались вроде…
- Вроде… Ковальчук, ты за тылами присмотри пока.
- Есть присмотреть. – И боец чуть пошатываясь двинулся обратно.
Устали. Три километра бега по лесу, ручью и по заросшему травой полю вымотает любого. Да еще с пленным. И пленный этот часть пути был без сознания, тащили на себе часто сменяясь. Не загнулись чудом. На одном характере. Усталость просто смертельная - пять дней без нормального питания и сна. Дай бы бог перехватить чего, чтобы нутро не сводило, да часок прикорнуть, если доведется. Пять дней слились в какую-то дикую мешанину. Бой, авианалет, вновь бой, бомбежка, атробстрел, окружение, прорыв…
За эти пять дней от развед-батальона осталось человек десять, а отдуваться приходится как за весь штат. И полковник людей не даёт…
Вроде отлегло, дыхание стало ровнее. Капитан с удивлением услышал щебет птиц. Вот же новость – пять дней уже, как не слышал. Будто и войны нет. Войны? Да, это не провокация, давно уже ясно. Это война. Уже отчетливо слышалось её дыхание – канонада.
Грохотало где-то на севере и северо-западе.
Дивизия вступила в бой? Это если на северо-запад выдвинулась. Нет, не должна, вот так без разведданных? Вряд ли…
Сергей взглянул на пленного. Допросить бы его, да знание немецкого подкачало. Когда его брали, успели только пистолет из кобуры забрать. Потом не до этого было, ноги бы унести…
Что твориться вокруг – неизвестно. Куда не ткнешься – противник. Опять в кружении? Связи как таковой нет. На командирских машинах радиостанции слабые. Дивизионнку берегли зеницу ока, но она все же попала под налет авиации. Всего два маленьких осколка. Всего два, но они натворили дел - один угодил в гробину рации, второй попал в ремкомплект. Комдив рвал и метал, грозил различными карами радистам. Потом успокоившись приказал - необходим язык. И две группы ушли выполнять приказ. Одну возглавил командир развед-батальона, вторую его зам.
Долго искать противника не пришлось. Немцы густо перли по дорогам. В основном передвигались на машинах, которые волокли за собой прицепы и орудия. Но и пеших подразделений было достаточно. Капитан предположил, что они должны делать привал, поэтому группа двинулась вдоль дороги. Место вражеского бивака обнаружили на въезде в небольшое село. Лес тут раздавался в стороны. Видимо командир решил не пытать счастья найти отдых в самом селении и встал на опушке.
Благодаря смешанному лесу разведгруппа подобралась к биваку почти вплотную. Забравшись под густые еловые лапы принялись наблюдать за отдыхающим врагом. Часть немцев бродило среди машин, часть просто лежала. Почти рядом в пяти метрах от леса спал немец. Лицо прикрыто кепкой, китель расстегнут. Пригляделись к знакам - фельдфебель. Переглянулись – язык? Ага, еще какой. А как взять? Лежит-то рядом, и рядом других немцев много. Но этот спит похоже. Крепко ли? Получится его без шума выдернуть?
Тут из-за машин появляется офицер - оберст-лейтенант. Унтер-офицер шустро вскочил, что-то говоря. Оберст-лейтенант отмахнулся, что-то тихо сказал и решительно направился к елкам. Разведчики переглянулись. Немец шел прямо к ним, а фельдфебель присел на траву и смотрел вслед офицеру. Оберст-лейтенант остановился возле елок, посмотрел себе под ноги, пнул еловую шишку, прошел еще немного в глубину еловых зарослей, вновь посмотрел под ноги. Поскреб каблуком слой перегноя. Потоптался и начал расстегивать портупею.
Разведчики вновь переглянулись. Наконец стало понятны намерения немца. Гадить сволочь пришел. Словно доберман себе место подходящее выискивал. И стеснительный перед камрадами, что на руку разведчикам - с поляны не видно.
Немец повернулся лицом к поляне и раскорячился в позе орла. Потянуло гадостно. Сержант Гаврилин уже обошел немца со спины и теперь красноречиво смотрел на капитана. Сергей знаком придержал сержанта. Тот понятливо кивнул – стоило дождаться завершения процесса, а то им его еще тащить несколько верст и терпеть невыносимое амбре? Пусть сначала облегчится. А ну немцы преследовать кинутся, мало ли тихо взять не выйдет. По запаху найдут… вон как несет…
Взяли немца тихо, тот только успел штаны подтянуть. Гаврилин зажал оберст-лейтенант рот, а Ковальчук по голове отоварил. Оттащили бессознательного пленного в сторонку, споро связали и потащили в чащу. Капитан прикрывал.
Немцы спохватились быстро. Тот фельдфебель тревогу и поднял. Как заметил – не понятно. Наверно окликнул начальство, а оно не ответило. Пошел посмотреть и обнаружил одиночную «кучку», и характерные следы – группа из оставила достаточно, не балет танцевали…
Как обозначилась погоня – немцы не только заголосили «аlarm», но и стали стрелять, правда больше вверх похоже, Гаврилин отдал свой карабин капитану, подхватил немца и закинул его на полечи. Группа в максимальном темпе добежала до мелкой речушки. На берегу Гаврилин оступился и вместе с немцем рухнул в воду. Оберст-лейтенант пришел в себя, задергался, пришлось Ковальчуку повторить свой нокаутирующий удар. Сергей вернул карабин сержанту и взвалил пленного на себя.
- По реке… - выдохнул он.
Следовало сбить погоню со следа. Бежали-то по некошеному, и три человека солидную тропу проложили. Группа прошла вверх по течению речушки, благо что мелкая, и свернула в сторону по впадающему ручью, который вскоре закончился бьющим ключиком. В роднике набрали воды, заодно переложив ценный груз на плечи Ковальчука. Тут лес был сосновый, с негустым подлеском. Дальше подлесок заканчивался, зато начинался ковер мха. Значит там не побегаешь.
- Туда! – скомандовал капитан, показав на виднеющийся просвет меж сосен.
Разведгруппа выскочила на обширную поляну. Трава тут была чуть ли не выше плеч. Через лес путь конечно короче, но по карте, а на деле иначе. Под толстым ковром мха невидимые переплетения корней, а так же норы и ямы. Можно было запросто сломать ноги, а еще пленного тащить. Так что лучше вдоль поля. Длиннее. По времени так на так выходит, зато ноги целее…
Оберст-лейтенант уже очнулся и поняв где он смотрел волком. Идейный? Ну-ну.
- Ну-ка, сержант, пособи…
- Гутен морген, гутен таг, - сказал Гаврилин, недобро улыбаясь. – Бьем по морде, бьем и так.
Пленного крепко держали и избавляли от вещей. Первым делом портупею долой. Следом документы из кармана. Компас. Часы c надписью на циферблате «Zenith». Часам было обрадовались, нужная, даже необходимая нынче вещь. Только стояли они. И капли под стеклом. Ладно, может после сушки пойдут. Сигареты, жаль измялись и вымокли, но высушим и выкурим. Книжка, тетради, частью чистые, письма. Фото с девушкой и надписью. Офицерский планшет оказался с крупномасштабной картой. Отлично! Все обозначения, названия на карте были на немецком, но это не так важно. Судя по стрелкам и обозначениям можно было догадаться…
По мере изучения Сергей больше хмурился. Судя по карте дивизия в глубоком тылу у немцев. А еще стрелки на карте огибали Минск.
- Дело, товарищ капитан? – спросил сержант.
- Дело… - буркнул Сергей. Не стоило ему говорить о том, что по карте стало ясно.
Вот немец похоже догадался о чувствах, терзающих русского. Ощерился.
- Вам стало поньатно, что ваше сопротивленье бессмысленно?
На пленного уставились оба.
- По-нашему балакает… - удивленно произнес Гаврилин.
- Мой фатер жил в вашем Петербург, - кивнул немец. - И йа бывал мало-мало в Москва. Говорить плохо, хорошо понимать. И йа предлагаю вам сдаться доблестный германский армий. Обещай, что…
- Заткнись, фашист! – прошипел Сергей. Наглость пленного сильно разозлила.
- Я не есть фашист! – возмутился немец. – Я есть национал-социалист.
- А не похрен ли?
Оберст-лейтенант нахмурился, пытаясь понять смысл сказанного. Тем временем Сергей раскрыл документы пленного.
- Командир пехотного батальона оберст-лейтенант Йохан Ритген.
- Да, - подтвердил немец.
- Слышь, сержант, кого мы в плен взяли? Целого комбата. Чуешь ценность? Давай, зови бойца, нам теперь его в дивизию поскорей доставить.

[Валентинович]

Сержант скользнул к лесу, а капитан потер лицо. Спать хотелось зверски. В глазах иногда двоилось. Моргать уже больно, будто песка в лицо хватанул. И тело ломит – бег по пересеченке с пятью пудами на спине еще скажется.
Появился сержант, следом шел Ковальчук.
- Все тихо, товарищ капитан.
Сергей кивнул.
- Выдвигаемся. Я первый, следом Ковальчук с пленным, замыкающий сержант Гаврилов. Смотри за тылами, Василий.
- Есть смотреть!
Неожиданно загрохотало на востоке. Капитан недоуменно посмотрел туда. Кто там воюет? Ведь недавно оттуда ушли, там были одни немцы. И было их там…
Бойцы тоже напряжено смотрели на восток. Пленный улыбался, но заметив взгляд капитана, улыбку стер. Сергей выругался и с плюнул в траву. Кто-то из наших прорывается? Неудачно они место прорыва выбрали… но помочь им пока не в силах. Надо пленного с разведданными доставить и доложить о канонаде.
Не успели пройти и пары метров как позади послышался звук падения и вскрик:
- Oh!
- Что там? – обернулся капитан.
- Фриц упал, командир, - ответил боец. – Трава ему ноги сплела.
- Я нет Фриц, - зло ответил немец, с трудом поднимаясь и снова падая. – Я звать Йохан.
- Да хоть Адольф! – гоготнул боец и вместе с сержантом рывком поднял пленного на ноги.
- Вперед! – скомандовал капитан. – У нас мало времени. Под ноги смотрите, и по сторонам!
Четверо цепочкой двигалась по самому краю поля. Впереди капитан, следом пленный и красноармеец Ковальчук. Сержант Гаврилин замыкает. Скоро условленное место где должны встретиться две группы. Даже если лейтенант Головатый никаких разведданных не добыл, то у них они есть. Целый оберст-лейтенант! Командир пехотного батальона должен достаточно знать для прояснения обстановки. Кроме того - имеется карта.
На гул сначала не обратили внимания. Летят и пусть себе летят. Сейчас только и летают одни немцы. Мессеры и лаптежники обнаглели настолько, что самолетами чуть не фуражки задевают. Последнее время бойцы, слыша гул – прячутся, матеря наши доблестные ВВС. Им и невдомек, что остатки истребительных и бомбардировочных полков, что уцелели в первые дни войны, сейчас работают на износ. И их мало. Не прикрыть им все дивизии Красной армии.
Гул усилился, и впереди показалась пикировщики. Девятка Юнкерсов шла плотной группой. И за ними угадывалось еще группа самолетов. Шли без истребительного прикрытия. А чего им боятся? Славных сталинских соколов с начала войны бойцы батальона видели только раз. Правда тогда был бой. Жаркий. Наши летчики спустили с небес пять самолетов противника - четыре штурмовика и истребитель, но и сами погибли, никто из боя не вышел.
Эти лаптежники летели навстречу, точнее немного под углом, и как раз должны были пройти над ними.
- Сворачиваем, - скомандовал капитан, обернувшись и перехватил торжествующий взгляд пленного.
- Йа предлагаю вам сдаться.
- Заткнись, фриц! – зло сказал сержант.
- Йа нет Фриц, - возмутился немец, - я говорил - мой имя Йохан!
- А мне похрен! – рыкнул Гаврилин, сильно толкая пленного к лесу.
Немец на ногах не устоял и рухнул в траву. Тогда Гаврилин и Ковальчук подхватили немца под руки и потащили в чащу. Группа успела немного углубиться, как вверху послышался надсадный многоголосый рев и интенсивная пулеметная стрельба. Все сразу подняли лица вверх. Меж крон мелькнул маленький узнаваемый силуэт советского истребителя.
- А-а-а! – завопил восторженно Ковальчук. - Это же наши!
- Всыпьте им ребята! – поддержал Гаврилин. – давай, вали их!
Капитан промолчал, но был рад, что наконец дали укорот этим воющим и летающим тварям.
Подробностей боя не видно, но по интенсивности стрельбы и мельканию меж крон звезднокрылых истребителей, стало ясно – пикировщиков атаковало минимум звено И-16. А может и больше.
Вверху что-то бумкнуло, следом послышался рев падающего самолета. Группа замерла, напряженно вглядываясь в небо. Вдруг среди крон промелькнул силуэт горящего пикировщика, за которым тянулся черный дым. Разведгруппа восторженно взревела. Боец и сержант от радости стали выплясывать и хлопать друг друга по плечам. Досталось и хмурому немцу. Бой уже шел практически над ними. Еще одного немца сбили и на опушке уже восторженно выплясывали трое. Как тут сдержишься, есть такое!
Внезапно грохоту воздушного боя добавился еще один звук. Надсадный, знакомый, множественный. Что-то летело сверху…
- Твою ж мать! – выругался капитан, поняв. – Ложи-и-ись!
Наши летчики заставили сбросить груз бомб. И эти бомбы теперь сыпались в лес. Аккурат туда, где находилась разведгруппа.
Бойцы как раз стояли у сосны с углублением меж корнями. Они рухнули в мох, и немца дернули к себе, а капитану в этом укрытии места не осталось. Он оглянулся, в трех метрах имелся выворотень, туда и сиганул.
Первые несколько бомб упали довольно далеко. Ревом разрывов оглушило. До тошноты. Не успел капитан прийти в себя, как ухнуло рядом, следом еще раз. С каждым разрывом тело сначала будто пинали снизу, потом воздушным молотом вдавливало вниз.
А вокруг…
Это было страшно – тридцатиметровые сосны расшвыривало будто спички, они ломались разлетаясь. И падали с треском. И так с каждым разрывом. Под такой бомбежкой находиться еще не приходилось. Что-то большое пролетело впритирку, задев выворотнь. Корневище подкинуло так, что капитану показалось, выворотень сейчас вернется на место и похоронит под собой человека. Обошлось. Ухнуло где-то в стороне четыре раза. И вдруг совсем рядом вспышка, сосна падает прямо на капитана, он пытается вжаться в сухие корни, но обломок вершины накрывает укрытие. Удар… темнота.

[Валентинович]

Темно. Ничего не болит. Не двинуться. Я умер? Так, спокойно! Слышен гул. Где-то в отдалении. Или близко, не разобрать. Еще бухает что-то… размеренно так… похоже на биение сердца. Почему-то в голове оно стучит. Значит жив. Ага, чувствую что-то в ребра снизу справа давит. Не больно. И на грудь давит, прямо в солнечное. И не пошевелиться. Вот рук и ног не чувствую вообще.
Внезапно прошиб холодный пот. Отчетливо вспомнился последний взрыв. Или не последний. Но вспышка была почти рядом. Сознание видать вышибло, а потом яму от выворотня вдобавок накрыло. Сосной её или обломками. Сучковатыми. Позвоночник повредило, раз конечностей не чую?
- Гаврилин! Ковальчук! – попытался позвать бойцов капитан. Слабо вышло, с хрипом. Что-то в рот попало, и в гортань провалилось. Сергей закашлялся, сплевывая иголки. С лица посыпался мусор. Ага, присыпало, значит. Удалось повернуть голову набок и не только проплеваться, но и часть мусора с лица стряхнуть. Даже проморгаться удалось. И тут накатила тошнота. В голове забухало громче. Последним разрывом видимо еще контузило. Капитан замер, пережидая приступ тошноты и боли. Неожиданно удалось эту напасть унять, только частично. Тошнота немного отступила, и «канонада» в голове стала тише, зато изнутри будто что-то вылезло. Это что-то зашептало, занудело, и что удивительно – вполне осмысленно возник вопрос – ты кто?
Озадаченный капитан покрутил головой. Осторожно, чтобы вновь не замутило. Вопрос в голове словно висел. И что-то чужое и настырное было там же. Внутри, в голове. Попытка подавить эти мысли не получилась. Только нудение стало чуть тише. Ладно, пусть. Контузия же, пройдет, только перетерпеть...
Виднелось небо. Чуть-чуть. Но где-то далеко, сквозь ветви. Слишком много их накидало поверх.
«Как медведь в берлоге…»
- Сержант! – вновь позвал капитан. – Гаврилин! Ковальчук! Отзовитесь!
Тишина. И не руками не пошевелить и ногами тоже. Стало обидно. Сильно обидно. Похоронен тут…
И самое обидное не безвестие, а то, что важные разведданные не донес…
«Что за разведданные?»
Что за глупые мысли? Имеется пленный и карта. А на карте обозначения. Кто-то отчетливо хмыкнул. Капитан поморщился - хреново дело, голоса в голове это не к добру. Головная боль, звон в голове – это понятно, но голоса…
Вдруг удалось шевельнуть пальцами, а следом и поёрзать. Пришла боль от впившегося в бок толи сучка, толи камня. Сергей воспрянул – не все так плохо. Вот посмотреть, что так на грудь давит - не удается, толстая ветка подбородок подперла. И тут руки и ноги начать ныть. Еще голова загудела и пришла боль. Сергей поморщился, но стало почему-то легче.
«С позвоночником все в порядке, а ноги-руки банально затекли – их ветками прижало».
Этим «сторонним» мыслям Сергей даже не удивился. Он поёрзал и почувствовал, что конечности начали отходить, появилась чувствительность. Еще чуть поёрзал, и даже сдвинуться удалось. Голос начал подбадривать – вылезай из этой берлоги. Сергей буркнул, чтобы он заткнулся и высвободил правую руку, правда, пришлось попотеть. Попытка оттолкнуть ветку от головы провалилась, зато сумел еще сдвинутся, заодно высвободил левую. Дальше продвинуться не удалось, что-то держало за ремень. Скосив глаза сдвинув хвою - ага, все ясно. Сосновые ветви на счастье при падении не сломались, а спружинили. И хорошо не сломались, а то проткнули бы Сергея насквозь. Зато к земле прижимали сильно. И портупея за сучек зацепилась. Правой рукой, отцепил ремень, и начал притискиваться меж паутиной ветвей. Еще та задачка. Сколько же сюда сосен навалило? Одна, две? Разлапистые ветви слоями лежат. Колючие. Точно берлога!
Упарился. Голова словно наковальня в кузне в разгар работы. Опять затошнило. Еще не отпускает «берлога» все норовит удержать. Цепляется. То, что добрался до верха - понял не сразу. Стало легче дышать. Потом откинул ветку, утер выступивший пот и оторопел. Сосновый бор превратился в поляну с большими воронками, вокруг которых всё устлано раздробленными стволами и ветками. Где-нигде торчали остатки расщепленных и ободранных сосновых стволов. Остро пахло хвоей и сгоревшей взрывчаткой.
- Гаврилин! Ковальчук!
Лес был непривычно тих. Даже птичьего щебета неслышно. Будто контузило не только человека, а всё - и сосновый бор, и всю живность в нем. Или просто оглох. Ладно, надо бойцов поискать, вдруг тоже контузило?
Голос в голове что-то сказал, но Сергей отмахнулся и сосредоточился. Так, выворотень был в трех метрах правее. Значит искать надо слева, но там ничего не видно – ствол лежит, и веток навалено.
Всего три метра, но по завалу. С головокружением, с трудом удерживаемой тошнотой, да еще с голосом в голове, который заткнуть не в силах...
Обливаясь потом и тяжело дыша, капитан добрался до ствола. Перегнулся. Там, где укрывались бойцы, зияла воронка. Прямое попадание. От сосны даже ствола не осталось, лишь торчащие лохмотья корневищ.
Как же так? Такие ребята мировые были! Обидно. До боли обидно. Из стольких передряг невридимыми вышли, а погибли так…
И тут капитан увидел сапог, торчащий из-под веток и сосновых лап. У Ковальчука были ботинки, а в сапоги был обут Гаврилин. Может жив? Спустился к воронке. И только внимательнее взглянув на подошву, понял сапог немецкий – гвозди с семигранной шляпкой. *
- Эй, как там тебя? – в голове все путалось, как же звать этого фрица? - Йохан, живой?
Капитан взялся за каблук и потянул. Нога неожиданно легко выскользнула, и Сергей с ужасом уставился на оторванную конечность. От пленного только нога в сапоге осталась, а от ребят вообще ничего.
«И не дна не покрышки…»
Какое-то время Сергей сидел в прострации. Мыслей не было. Вообще. Потом он вдруг обнаружил, что держит свои документы в руке. Зачем достал? Чтобы напомнить себе свое имя? Для чего, если и так помню – зовут Сергей, по отцу Васильевич, фамилия Жуков. И кто так восторженно орет? Сергей оглянулся, недоумевая. Внезапно дошло – никто не кричит, то есть в голос не кричит. Это в голове…
«Дед, это ты! Дед ты жив! Ты жив, дед!...»
- Кто? – спросил капитан, хватаясь за виски, ибо опять тошнота началась. - Ты кто?
«Это я, твой правнук! Меня тоже Сергеем зовут! Назвали в честь тебя, дед…».

*На самом деле немецкие маршевые сапоги подбивались металлическими семигранными (позже шестигранными) гвоздями Sohlennaegel. И подошвы выглядели иначе сапог советского производства, как и высота, так и форма.

[Валентинович]

Капитан медленно сполз на землю. Голову он сжал крепче, ибо боль усилилась.
«Сейчас, я помогу – раздалось в голове».
Постепенно боль ушла, в голове прояснилось, однако облегчение длилось недолго. Вдруг возникло странное чувство – как будто в уши полилась информация.
«План «Барбаросса». Четыре направления ударов с четкой целью. Группа армий «Норвегия» под командованием генерала Г. фон Дитла и финского фельдмаршала К. Маннергейма, направление - Мурманск, Ладога и Беломорье. Группа армий «Север», под командованием генерала В. Фон Лееба, направление удара на Ленинград. Группа армий «Центр», под командованием генерала Ф. фон Бока удар на Минск и Москву. Группа армий «Юг», под командованием генерала Г. Фон Рундштедта, направление через Киев на Кавказ. Цель – захват нефтяных районов».
Одновременно с этим перед глазами явилась карта по которой от границ СССР побежали синие стрелки ударов вражеской армии. Где-то капитан это уже видел.
«На трофейной карте – подсказал голос».
Одновременно в сознание вливались сухие данные о ходе войны, перемешанные вестями о военной и послевоенной жизни семьи. Странно все. Сергей еле успевал переключать внимание между двумя потоками. Удивлялся до полного потрясения сводкам боевых действий, и морщился от восторженного повествования жития своих родных.
В этом инфо-салате капитан как-то пропустил рассказ о себе…
- Что-что?
«Ты пропал в начале войны, - пояснил гость с каким-то щенячьим восторгом. - Без вести пропал. Ни письма, ни извещения. Только единственная фотокарточка, где ты еще старший лейтенант… а дед, то есть мой дед, твой сын всю жизнь искал тебя. Известно было только последнее место службы. И всё…»
Дальше голос, назвавшийся правнуком, рассказал о себе и созданном ими аппарате…
- Как так может быть? Такого не бывает!
«Да, трудно поверить. Но это правда…» И гость, что они делали томограф, работающий по иным принципам, но допустили несколько ошибок в сборке…
- День победы?! – прервал гостя капитан. – Когда?
«Девятого мая тысяча девятьсот сорок пятого».
- Четыре года?..
Капитан потрясенно молчал.
«Дед, я понимаю. Сам был в шоке. Но… дед, я тебя только на старом фото видел. Ты там с прабабушкой и моим дедом Васей.
- Васькой говоришь? Так он малец совсем…
«Это сейчас он малец. После войны он в суворовское поступил, всю жизнь служил, до генерал-лейтенанта дослужился»…
Сергей смотрел в небо. Все что свалилось на него давило. Даже не так. Размазало. Если это все правда… страшно. И невероятно… такая война…
«Ты мне не веришь».
Сергей пожал плечами. Откинулся на сучья. Закрыл глаза. Гость еще что-то там говорил. Рассказывал о восстановлении страны. О космосе…
- Всё это не существенно! – сказал внезапно капитан.
«То есть как это?»
- Так! Дело есть здесь и сейчас. А сейчас война. Делай что должен. А я должен доставить сведения. Из-за них ребята мои погибли. Ковальчук Семен, Ваня Гаврилин, другие бойцы. Говоришь, все планы фашистов знаешь? Вот и поможешь. А то, что через год будет, пока не важно. Сейчас, именно сейчас не важно. Сам поди уже понял? Там, в своем времени?
Гость замолчал. Чувствовалось некоторое удивление. А Сергей смотрел в небо. На проплывающие облака. В голове образовался настоящий салат. Что с этим делать? Разберемся. А пока…
Жуков поднялся. Постоял, ожидая – появится ли приступ головокружения или тошноты. Но в голове было ясно, не тошнило, ничего не болело. Только саднило оцарапанные руки и лицо. Капитан отряхнул гимнастерку, оправился, подтянул ремень и вдруг обнаружил отсутствие планшета. Огляделся, но сумки не увидел. Карта, теперь важность её возросла невероятно!
«В берлоге посмотри».
Жуков усмехнулся - такая же мысль одновременно появилась и у него, и еще одна следом – два Жукова в одном…
Полез через завал, вглядываясь в глубину ветвей. И не зря - заметил свою фуражку. Правда чтобы её достать, пришлось протискиваться, чуть ли не по пояс влез. Головной убор был цел, но густо залеплен мусором. Отряхнул и укрепил на голове.
Нашел «берлогу» с трудом – завал выглядел везде одинаково. Поиск немецкого планшета затянулся, спустился до самой земли. Искомое находилось чуть в стороне от лежки. Подумалось, что сумку отбросило еще до того как яму от выворотня завалило ветвями. Капитан заметил планшет лишь благодаря ремешку. Выпутывание планшета затянулось – ремешок был, как бы надет на толстый сук, который острым краем упирался в землю. Пришлось ремешок расстегивать в очень неудобной позе. Что-то мелькнуло в памяти… падающий обломок сосны… расщепленный толстый сук своим острием целил прямо в грудь…
Как уцелел? Успел откатиться? Но…
В голове хмыкнули и Сергей насторожился. Однако «голос» не стал ничего говорить. И это хорошо, ибо нервирует.
Возня с поиском трофейного планшета и форсирование завала съела почти все силы. Покинув изуродованную поляну, Сергей присел возле сосны на мох и откинулся на ствол. Стоило передохнуть. Но просто сидеть не стоит. Достал и развернул карту. В свете новых знаний обстановка нанесенная на карту несла уже несколько иной более глобальный смысл. Много становилось понятнее – тактические знаки немецких дивизий мысленно дополнились комплектностью, начиная с личного состава до количества мобильных средств передвижения. А так же количество артиллерии и бронетехники. Кроме того виделись направления ударов, что пока не обозначены на карте. Они выходили за её границы, одновременно расширялась карта. Стрелки упирались в города, огибали их, двигались дальше… операция «Тайфун» в действии. Стрелки зажали Ленинград с двух сторон, в центре они уперлись в Москву и остановились...
Масштабность катастрофы вновь шокировала. Сергей стиснул зубы, ибо слышать было не в моготу:
«Белостокско-Минское сражение - тяжёлое поражение Западному фронту, продвижение противника на глубину свыше трехсот километров, захват значительной части Белоруссии. Потери РККА более трехсот тысяч человек. Киевская стратегическая оборонительная операция - потери составили свыше семисот тысяч человек. Смоленское сражение - тяжелейшие потери - семьсот тысяч человек… и это, не учитывая потери в технике…»
Зубы стали ныть от боли.
«Это может не произойти…».
Капитан выдохнул и успокоился. Правнук прав. Все в наших руках, но здесь и сейчас!
Убирая карту в планшет, заметил внутри зеркальце и расческу. Следил фриц за собой. Рука сама собой схватила зеркало. Собственное отражение выглядело дико – хмурый - волосы всклокочены - щетина. И все залеплено грязью. Не капитан Красной Армии, а леший какой-то.
Оттереть физиономию не вышло, только грязь больше размазывалась. Что поделать, если смолой брызгало фонтанами, а потом и мусором вперемешку с иголками щедро присыпало. Надо бы к роднику вернуться и в порядок себя привести. И чего это я так долго в свое отражение пялюсь? Странно - ведь совсем не то собирался сделать… и вдруг пришло понимание, а следом злость.
- Это ты тут хулиганишь?!
«Извини, дед, - повинился правнук, - просто я тебя только на единственной фотокарточке видел, где ты еще старший лейтенант…».
- Не смей вмешиваться! – рявкнул капитан и замер - отчетливо вспомнился тот заостренный сук. Это значит, что если бы не вмешательство… «пропал без вести в начале войны».
- Все равно не смей, - уже спокойнее сказал Сергей, чувствуя запоздалый холодок, струящийся по спине.

[Валентинович]

Глава-11

Капитан бросил последний взгляд на место гибели его бойцов, и уверенно пошел на северо-восток. Мысли вернулись к рассказу «гостя». Что там хотел уточнить… ноты или нуты… компы какие-то… нет, не то…
- Что такое тамаграф? – спросил капитан, вспомнив название аппарата.
«Томограф, - поправил Сергея правнук. - Это такое устройство для получения снимков внутреннего строения организма человека. Примерно как рентгеновский аппарат. Только рентген снимает в объеме, а томограф послойно, то есть любую часть организма. Это облегчает медикам искать всякие внутренние заболевания, опухоли например».
- Хм, хорошее изобретение! Нужное…
«Нужное! Но изобретение не наше. Магнитно-резонансная томография известна давно. Принцип работы основан на возбуждении ядер атомов водорода определённым сочетанием электромагнитных волн в постоянном магнитном поле высокой напряжённости. И… - тут «гость» понял, что зря начал подробные объяснения, ибо хозяин тела начал медленно охреневать. Даже остановился, прислонившись к сосне.
«Мы только новый метод разработали, - продолжил правнук виновато. - Он гораздо дешевле на порядки. Если обычный томограф стоил миллионы, то наш обошелся в несколько тысяч. Паша Свешников, это наш генератор идей, разработал принцип, а потом мы сам аппарат собрали. В успехе мы не сомневались, правда, первое испытание выявило необычный, я бы сказал – фантастический побочный эффект – сознание перенесло по времени назад. И не просто перенесло…».
Далее правнук подробно рассказал обо всех выходах в прошлое, включая госпиталь.
«Еще мы причину такой работы искали. Нашли, конечно – банальная поспешность. Ошибки обнаружили в управляющей программе и в самом монтаже. Интересно что при исправлении любой из ошибок побочный эффект исключался».
- Как я понял исправлять ничего не стали. – Сергей отлепился от ствола и пошел дальше.
«Да, не стали. Пока один из нас находился в прошлом, то есть сознание одного из нас, изготовили еще один аппарат. Но специально собрали его с теми же ошибками и проверили работу. Второй томограф тоже переносил сознание. При этом снимки делал штатно».
- Невероятная история, но… верю. А теперь поясни - что-то в вашей жизни там поменялось? - Спросил и почувствовал крайнее удивление правнука.
- Мы тут не все такие темные, - хмыкнул Сергей. – Ты колись давай – что там в семье случилось.
Не сразу гость рассказал об последствиях их вмешательства. Капитан выслушал на удивление спокойно то, что внук одного Сергея, и одновременно отец другого Сергея стал, по сути, преступником. Потом пришлось правнуку рассказывать все что случилось в стране. Про развал, межнациональные войны в бывших республиках, об обоих чеченских…
Впереди начинается небольшой подъем, а усталость сказывается. Капитан вновь остановился, облокотившись о дерево. А правнук недоуменно затих.
- Почему я не возмущаюсь? – спросил гостя Сергей. – Просто считаю это пустым. Пусть я ничего не понимаю в физике, зато уверен в одном – делай что должен сейчас. А что будет… это дело будущего. Будет время и этим займемся. А пока это не произошло, значит пустое.
Поднялся по откосу. Далее сосновый бор словно раздавался в стороны. В глазах даже зарябило - вокруг стволы-стволы-стволы… казалось, смотришь в бесконечность, как в зеркала, поставленные под углом. И подлесок совсем пропал. Мховый ковер поредел, стал тоньше, группируясь лишь только около сосен. Идти теперь легче, однако под ноги смотреть необходимо, и вокруг поглядывать, мало ли кто появится. Вертикальные шевеления в таком лесу заметны в первую очередь.
Сергей по-прежнему двигался от ствола до ствола. Тут не только отдохнешь маленько, но и осмотришься. Голова болеть перестала, однако тяжесть в ней не исчезла. Даже немного прибавилось. Правильно говорят - многие знания – многие печали. Только «печали» эти, как кандалы на душе, и не сбросишь – сколько жизней от этих знаний зависят. Сейчас главное донести все это до командования. Только как донести? То есть как подать сразу столько сведений? Поверят ли? Возникнут вопросы. Это все пленный рассказал? Был такой разговорчивый? И времени на допрос хватило? Немецкий хорошо знаешь? Нет? А, немец по-русски говорил? Тут другое будет подозрительно – командир пехотного батальона подробно знает тактические и стратегические планы командования на несколько дней. Допустим в определенных рамках знать может, например, в зоне действия своего батальона или дивизии, а в глобальном… в глобальном, эти сведения становятся явной дезинформацией – это первое, что подумают там. И будут правы. Что делать? С тем, что вокруг дивизии твориться ясно и понятно. А на других фронтах?
«В тетрадь запиши, а там после…». Дальше продолжать правнук не стал, но Сергей все понял. То, что все переданные в прошлых выходах сведения шли от уже погибших, он уже знал. И это совсем не пугало. Подумаешь, смерть. Тут поважнее проблемы…
- Записать-то можно, - ответил Сергей, - времени бы хватило. Главное - был бы прок…
«Ты кстати со мной в голос не говори. Достаточно мысленно… стой!».
Капитан чуть присел и замер у ствола. Как заметил боковым зрением заметил шевеление справа - черт его знает. Но в полусотне метров меж сосен что-то мелькнуло. Точно, есть кто-то! Сергей хотел было упасть под сосну, но правнук не дал: «Без резких движений!». Очень медленно приседая и перемещаясь за ствол, капитан всматривался в лес. Ага, вот он! Стоит, тоже осматривается. В гимнастерке, на голове пилотка. Делает пару шагов. Двигается тихо, явно ходить по лесу умеет. В руках АВС? Да, АВС, вон магазин торчит. То что в нашей форме, еще не значит наш. Сколько бойцов по лесам бродит. В основном пытаются до своих пробиться. Но встречаются и дезертиры, а то и вовсе диверсанты. Сталкивались уже…
Пистолет уже в руке, патрон дослан загодя. Неизвестный вновь боец замер, всматриваясь в лес, затем повернулся, и Сергей разглядел лицо – узкие щелки глаз, высокие скулы...
«Да это же Сан Саныч! – воскликнул капитан мысленно. – Мой сержант, из развед-батальона». «Сан Саныч? – изумился внук. - Да он же толи казах, толи киргиз!». «Кореец, вообще-то. И его действительно Александром Александровичем зовут, фамилия Ким».
Тем временем сержант сделал знак рукой, и позади его появились еще люди. Трое. Один боец поддерживает другого, третий замыкает цепочку.
«Ага, за Сан-Санычем Зарубин Головатого поддерживает. Ранен лейтенант? Значит, последним Березин идет. Вся группа цела».
- Эй, бойцы! – крикнул капитан.
Цепочка красноармейцев мгновенно рухнула в мох.
- Спокойно! Это я, капитан Жуков!
Сергей поднялся и помахал рукой.
- Командир?! – спросили удивленно.
Красноармейцы поднялись, и капитан направился к ним. Лица бойцов осветились улыбками. Лейтенант, распрямившись, попытался доложить, но Жуков отмахнулся и сгреб своего зама.
- Ранен?
- Так, зацепило малость, - улыбался Головатый. - А где Гаврилин и Ковальчук?
- Нет больше ребят…
Улыбки с лиц слетели вмиг. А когда Жуков поведал подробности гибели бойцов - вообще окривели.
- Это война, мужики… - сказал Сергей, вздохнув. - Это война!
- А мы все думали – кого там немцы бомбят, - потерянно пробормотал Зарубин. - А это вон оно что!
Минуту сидели молча.
- А этот немчура что-то успел сказать? – спросил лейтенант.
- Успел, и много чего. А вы как сходили?
- Хреново сходили, командир.
- Так, Зарубин, Березин, в охранение. Антон, карту.
Лейтенант достал карту из планшета, и показал места поиска группы. Изначально они пошли, как намечали. По дорогам немецкие колонны шли не плотно, но компактно. Одиночных машин не было. Даже на отдых немцы почти не вставали. Если и останавливались, то в одиночку никто далеко от группы не отходил. Решили переместиться западнее, но и там добыть языка не вышло. Кстати, танков не видели.
По карте Жуков понял – в итоге группа Головатого собиралась добыть языка у того же селения, где его группа оберст-лейтенанта умыкнула. Только они с восточной стороны к селению подобрались. И уже наметили кого, но тут началась буза. Немцы мгновенно ощетинились, и пришлось быстро отходить. Лейтенант решил обойти севернее и попытать счастья на въезде, но неожиданно столкнулись лоб в лоб с группой немцев, двигающихся по руслу речки…
- Это было тут? – спросил капитан, показав место на карте.
- Тут, - подтвердил Головатый.
Чего только не случится на войне – подумал Жуков, а своему заму пояснил:
- Это вы похоже на погоню нарвались, что немцы на выручку оберст-лейтенанту послали. Как понял, отбились вы.
- Отбились, командир. Чудом. Это чудо вот сидит. Одной очередью троих сразу…
- Это она, родимая, не подвела, - смущенно улыбнулся Ким, и погладил самозарядку.
- Отбились, - сказал Головатый, - только вот я подстреленный…
- Главное – жив! – сказал Жуков. - А теперь Антоша слушай все, что удалось выяснить. Этот Ритген, просто кладезь, жаль не успел поведать все. Немцы его всё же достали – не пулей, так бомбой. И ребят… - Сергей вздохнул и вынул трофейную карту. – Вот, смотри, что удалось выяснить и домыслить недосказанное…
Ким и Головатый угрюмо внимали. Да что объяснять, если оба по трофейной карте всю обстановку сразу просекли. Только неведомо им насколько глобальна будущая катастрофа…

[Валентинович]

***
Группа совсем немного не дошла до опушки, и по команде Жукова засела за стволами.
- Что-то не то… - пробормотал Головатый, всматриваясь в лес.
«В чем дело?». «Здесь должна находиться линия охранения – пояснил мысленно капитан, - мы её уже миновали, а окрика не было».
- Зарубин вправо, Березин влево, Ким вперед, - тихо скомандовал Жуков, - сторожко посмотрите там, но из бора не выходите.
Бойцы тихо скользнули в стороны.
- Вдруг отвели дивизию ли восточнее? – спросил лейтенант.
- Вот так вдруг? Без разведки? Вряд ли.
- Тогда куда секреты делись?
Ответа пока не было. Вернулись бойцы. Лежки они нашли, но никого там не обнаружили, причем посты оставлены совсем недавно.
- Странно… - сказал капитан. – Вперед, проверим рощу напротив.
Группа выдвинулась к опушке. Перелесок, шириной в полста метров, переходил в смешанный лес. За ним находилась березовая роща с обширными полянками, где временно располагалась дивизия, точнее её остатки.
Первыми из бора выдвинулись Березин и Зарубин. Следом двинулся Ким, с Головатым, последним шел Жуков…
- Стой, кто идет! – звонко крикнули из кустов впереди. - Пароль!
Группа присела. Кусты тут редкие, но какое-никакое укрытие, мало ли? Долгожданный окрик обрадовал – на месте дивизия. Но вопрос остался - почему же охранение перенесли ближе к дислокации дивизии?
- Байкал! - выкрикнул пароль капитан.
- Ангара! – прозвучало в ответ после небольшой паузы. Будто часовой не сразу вспомнил отзыв.
Жуков с Головатым переглянулись. Отзыв был правильный, однако не совсем...
Было две группы пароль-отзыв. «Енисей-Ангара» - для всех, кроме разведгруппы. Для разведчиков имелась индивидуальная пара - «Байкал-Иркутск». Именно после отзыва, группу срочно доставляют к командующему беспрепятственно. А тут что? Часовой спутал отзывы? Ну да, Ангара вытекает из Байкала, а впадает в Енисей, как тут не перепутать? Только по выходу бойцов охранения Жуков лично инструктировал. Значит, не только передвинули линию охранения, что уже выглядит как диверсия, но и заменили специально выделенных бойцов, знающих разведчиков в лицо. Как это понимать?
- Эй, вы там, выходите! – крикнули из кустов.
Плеча коснулся Ким, и показал на кусты справа и слева. Капитан и сам заметил явные шевеления в кустах. Ясно, что там «затаились» бойцы охранения.
- Кто там, Храмов? – спросил кто-то строгим голосом.
Жуков и Головатый вновь переглянулись. Это еще кто?
- Тут наши вроде, товарищ майор, - ответил тот же голос. - Пароль назвали правильный, но не показываются.
- Наши, или вроде? – хмыкнул голос. - Эй, выходите. Оружие на вытянутой руке. И без фокусов!
- Выходим! – крикнул Жуков. – Пошли, мужики.
Разведчики поднялись и приблизились к кустам. Ветви орешника расступились, и появилось четверо бойцов, настороженно следящих за группой. Следом вышел командир с двумя шпалами на петлицах. Незнакомый. И бойцы тоже не те, что были в секрете при выдвижении. Странно…
- Кто такие? – спросил майор.
Жуков заметил, что взгляд майора зацепился за немецкий планшет, и показалось, что промелькнуло удивление и досада. Это насторожило.
- Командир развед-батальона капитан Жуков, - представился Сергей. - Возвращаемся с задания. А вы кто?
- Командир развед-батальона майор Крамаренко.
Жуков недоуменно моргнул. Всех командиров он знал, даже тех, кто примкнул к дивизии за последние дни. Этот откуда взялся? Вышел в расположение, пока группа в разведке была? И сразу взял «быка за рога»?
«Вангую – это он сменил не только бойцов охранения, - хмыкнул внук, - но и линию охраны сместил».
- Командир развед-батальона какой дивизии? – спросил Жуков.
- Сто тринадцатой.
- Сто сорок девятый, значит, - кивнул Жуков и заметил, как прищурился Ким.
- Документы, товарищ капитан.
- В разведке документов не берут, - ответил Сергей. – Почему сдвинули линию охранения и заменили бойцов?
- Так вы не можете подтвердить свою личность, капитан? – недобро улыбнулся майор, проигнорировав вопрос капитана. – Бросить оружие!
Разведчики переглянулись, затем посмотрели на командира. Жуков недобро глянул на майора, но пистолет из кобуры вынул и положил на траву. Сложили оружие и бойцы.
- Планшет, - протянул руку майор.
- Тут важные сведения. Передам только комдиву.
- Хорошо, - не стал настаивать Крамаренко, и ткнул пальцем в двух бойцов, - Ты и ты, со мной. Оружие заберите.
Капитан глянул на Кима, и вопросительно повел бровью. Сержант многозначительно посмотрел, и пошел рядом. Следом двинулись Зарубин и Березин поддерживая Головатого.
- Я майора Крамаренко из энской дивизии хорошо знаю, - прошептал Ким. - Это не он.
- Уверен? – так же тихо спросил Сергей.
- Уверен. Я в сто тринадцатой дивизии год прослужил, перед переводом сюда, и хорошо знаю майора Крамаренко, и жену его. Она в медбате медсестрой была.
- Может однофамилец? Имя и отчество он не назвал.
- Возможно… - согласился сержант. И поведал некоторые подробности…
«И это дивизия?». «Сравниваешь?» «Нет, какое тут сравнение? – ответил внук. - Все равно, что сравнить нынешний стрелковый полк с полком времен Петра». «Хм, такая разница? Ясно. Дивизия как дивизия. Не забывай, мы только из тяжелых боев вышли, тут остатки и части других присоединенных подразделений».
Группа обошла куст «переросток» с 37-мм зениткой. Хорошо замаскировали, даже слишком. Не сразу поймешь, что тут установка ПВО расположилась.
Что-что, а насчет маскировки тут постарались. Немецкая авиация заставила серьезно относиться к скрытности. Дефицит масксетей компенсировался нарубленными ветвями, щедро уложенными на технику и немногочисленные палатки. И ничего, что листва местами уже пожухли, долго ли обновить…
Личный состав сборной дивизии в основном располагался в глубине рощи. Замаскированная техника и палатки стояли на краю полян. Курились дымки редких костров. По пути попалась полевая кухня под самодельным навесом из молодых березок. Что-то готовилось, очень вкусное. Пахнуло так, что в желудках разведгруппы зарычало! Даже конвоирующие бойцы невольно покосились.
Вновь впереди огромный ореховый куст с расчетом ПВО. Среди ветвей угадывалась М4 - счетверённая зенитная пулемётная установка. На рядом стоящей березе сидит наблюдатель, бдительно осматривающий небо. К противовоздушной обороне тут относятся крайне серьезно.
Штабная палатка наверно единственное место замаскированное натянутой поверх маскировочной сетью. И жизнь тут кипит – снуют посыльные и ординарцы. Часовой у входа службу несет...
По левую сторону от входа, командир задумчиво курит. На рукаве красная звезда с серпом и молотом.
«Это батальонный комиссар Воеводин, - подумал Жуков. - Сейчас все прояснится».
- Стойте тут, - скомандовал Крамаренко, а сам направился к комиссару.