Московский Лес - 1 "День Ботаника"

[Ромей]

III
Лес щадил дороги, проложенные его двуногими обитателями. И делал это с какой-то загадочной избирательностью: одни тропы не зарастали годами, другие скрывались в бурной поросли после первого же дождя. Казалось, людей таким образом подталкивают обходить одни районы и почаще посещать другие. Большинство не пыталось сопротивляться - тем более, что в таких местах куда реже встречались опасные твари, вроде пауков-плевак или гигантских саблезубых кошек, выходцев из далёкого прошлого Земли.
Но из любого правила случаются исключения. Обитатели Павелецкого омута с некоторых пор взяли манеру разбойничать на торных тропках Садового Кольца и Дубининской улицы. Незадолго до Зелёного Прилива на площади перед вокзалом затеяли строительство подземного торгового центра. Но завершить не успели, и котлован, загромождённый бетонными конструкциями, затопили грунтовые воды.
В результате образовался гнилой, застойный пруд изрядной глубины. Лет пять назад в нём появились хищные октоподы, прозванные "кикиморами" за спутанные грязно-зелёные волокнистые пряди на осьминожьем теле. Эти существа, способные выбираться на сушу и подолгу оставаться вне родной стихии, прижились в Омуте, расплодились и принялись терроризировать округу.
Но вскоре хищники и сами стали добычей. Лесные умельцы научились использовать кожу кикимор - её обрабатывали так, что она приобретала эластичность, не уступая натуральному каучуку. Полученный материал шёл на мехи для воды, подошвы, тяжи охотничьих рогаток, сторожкѝ силков и массу других полезных вещей.
Охота на кикимор была занятием небезопасным – особенно после сильных дождей, когда те выбирались на берег и устраивали засады, закапываясь в набухшую от дождевой воды землю. Зелёные космы делали их почти незаметными, и как правило, жертва узнавала о засаде только когда её со всех сторон захлёстывали щупальца – кикиморы охотились группами по две-три особи.
Что-то подобное и случилось с беднягой, труп которого Сергей обнаружил возле поворота на Дубининскую. Судя по татуированному на бритой голове знаку в виде треугольника с крюками по вершинам - из крупной общины родноверов, обосновавшихся в районе Большой Полянки.
Сергей терпеть не мог поклонников Чернобога за упёртость, склонность к мракобесию и первобытную жестокость: родноверы широко практиковали ритуальные пытки и ритуальный же каннибализм. Но, увидев, во что превратилось тело несчастного, егерь не мог ему не посочувствовать. Щупальца, вооружённые мощными присосками с роговыми крючьями, разорвали брюшину и грудную клетку, и теперь кикиморы увлечённо копались в месиве из кишок, крови и поломанных рёбер. Казалось, они вот-вот довольно заурчат, несмотря на то, что немы, как рыбы, с которыми кикиморы делят среду обитания.
Снаряжение неудачника – ловчий шест с проволочной петлёй и АКМ – валялись неподалёку. Егерь, не сводя глаз с кикимор, подобрался поближе и нашарил в траве автомат. Твари, почуяв его, отвлеклись от трапезы и приняли угрожающие позы, раскинув щупальца веером – предостережение конкуренту, задумавшему покуситься на добычу. Сергей мог, не особо напрягаясь, перебить всех трёх, вовремя обнаруженные кикиморы не так уж и опасны, расправиться с ними можно без стрельбы, одной рогатиной. Но зачем? Даже если закопать недоеденного родновера, сородичи убитых тварей доберутся до тела за считанные часы. Упорства и чутья на падаль им не занимать.
А погибший… что ж, ему отмерялось его же мерой. Родноверы поедали печень убитых врагов, каковыми провозгласили всех, кто не разделял их языческий культ. И чем, в таком случае, они лучше кикимор, которые всего лишь следуют инстинктам? Разве, тем, что кикиморы жрут молча, без затей, а их двуногие родичи обставляют этот процесс камланием и прочими ритуалами.
Стараясь не поворачиваться спиной к угрозе, Сергей обошёл место кровавого пиршества и пошёл прочь, по Дубининской. Отойдя шагов на сто, он остановился и осмотрел добычу. АКМ, в меру потёртый - видно, что сожранный родновер любил оружие и тщательно за ним ухаживал.
«Ну что, сынку, помог тебе твой автоматик? Говорят же умные люди: «Лес не тир и не передовая, тут, прежде чем стрелять, надо сперва подумать - а стоит ли? И уж тем более, когда у тебя в руках не двустволка, а такая вот машинка».
На дереве приклада красовался тот же знак, что и на скальпе покойника. На обратной стороне имел место знак волчьего крюка, а на шейке ложи владелец автомата прорезал ножом пять глубоких бороздок.
«Что ж, всё правильно. Кикиморы встретили своего».
Можно, конечно, продать автомат – на рынке Речвокзала за него дадут полторы-две сотни жёлудей, а на базарчике возле ГЗ – так и все три. Но…
Рядом мостовую рассекал широкий разлом. Мутная жижа, заполнявшая его, булькнула, принимая смертоносную железяку. Егерь старательно вытер ладони пучком травы, словно избавлялся от въедливого запаха, и зашагал по тропе, в обход полуразрушенного здания вокзала.
IV
Задание показалось несложным: выбраться наружу через сектор «В», предъявив пропуск охраннику, скучавшему возле крупнокалиберного пулемёта, пересечь двор, миновать наружную проходную. Пройти через автостоянку, перебраться через узкий каньон, в который превратилась улица Менделеева, и расставить на противоположной стороне десяток дырчатых алюминиевых ящичков, воткнув возле каждого арматурину с красной тряпкой.
И всё. По прямой – жалких три сотни метров. Егора даже огорчило, что его первая полевая операция оказалась такой ерундовой.
Но на деле всё оказалось не так просто. Подлесок, бурно полезший из-под земли после ночного ливня, неузнаваемо изменил тропки, в изобилии протоптанные вокруг Главного здания. В двух десятках шагов от выхода тропу преградил ряд высоченных, в полтора человеческих роста, грибов с вытянутыми вверх сморщенными шляпками. Эти сморчки-переростки македонской фалангой встали на пути к коробке проходной, и обойти их не было никакой возможности.
«Вот тебе и экспериментальная микология… – ругался Фомич, рассекая белёсые, ножки, усеянные бледно-лиловыми пупырями. - К бениной маме такие эксперименты, я лучше в кладовщики попрошусь…»
С первых же шагов они промокли насквозь - не помогли и плащ-палатки, наброшенные поверх рюкзаков. Дождь давно прекратился, но струйки воды с ветвей, с листьев, со шляпок грибов, обдавали с ног до головы при каждом шаге. Трава, высокая, ярко-зелёная, вылезшая сквозь раскрошенный асфальт, тоже насквозь пропиталась влагой.
Бывшую автостоянку )по уверениям Фомича, вчера ещё проходимую) перегораживали два рухнувших крест-накрест толстенных дерева. Преодолевать такое препятствие поверху желания никто не выказал, а дорога в обход заняла не меньше часа – сквозь сплошной бурелом, густо затянутый проволочным вьюном, под рюкзаками с контейнерами и связками шестов.
Дощатые мостки смыло ночным паводком, но одна из ветвей упавшего великана удачно легла поперёк каньона. По ней-то они и перебрались через провал, избежав утомительной и рискованной возни с верёвками. «Ничего… - ворчал Фомич. – Мичуринцы к вечеру починят, им же надо как-то ходить на рынок ГЗ?» На вопрос Егора «кто такие мичуринцы?» заслуженный лаборант объяснил, что так называют фермеров из посёлка на территории Ботанического сада МГУ. «Груши у них – объедение! - причмокнул Фомич - И других фруктов полно - ананасы там, фейхуа…»
С контейнерами покончили быстро, благо, на той стороне подлесок разросся не так буйно, уцелела даже тропка, протоптанная вдоль ограды Ботанического сада. Воткнув последний шест, напарники решили перевести дух перед возвращением.
Фомич пошуровал древком рогатины в траве – не притаилась ли там какая-нибудь кусачая пакость? Сел на ствол поваленной липы (нормальной, не великанской), извлёк из кармана кисет и свернул самокрутку.
- Вот так оно и в Лесу и бывает, стажёр. Сегодня есть тропа, а завтра – такой бурелом, что лешак ногу сломит. Поди, угадай!
Егору хотелось обматерить напарника за то, что тот поленился подняться на башенку корпуса «М» и оттуда, с верхотуры, осмотреть маршрут. Тогда бы и гадать не пришлось – знали бы точно, где и какие препятствия их ждут. Но портить отношения с коллегой не стоило. Хотя бы, до конца стажировки.
- Классная штука! - он показал на рогатину Фомича. – А мне такую даже не предлагали.
Инструмент, и правда, был хорош. Полутораметровое древко заканчивалось лезвием, вроде длинного, широкого ножа с толстым обушком - оно с одинаковой лёгкостью рассекало и завесу проволочного вьюна, и ножки гигантских сморчков, и перепутанные ветви.
- Это не со склада. – пояснил лаборант. - Один егерь, известный в Лесу человек, подарил нашему Шапиро. Только он сам из ГЗ носу не кажет из-за эЛ-А, вот и даёт мне. Это здешняя, лесная придумка, наподобие якутского копья «пальма». Удобная штука, дорогу в подлеске прорубать - лучше не придумаешь.
Сам Егор сражался с буреломом при помощи мачете - обычной рессоры, выпрямленной, заточенной и снабжённой деревянной ручкой. Мачете выдал перед выходом прапор-завхоз, и долго наставлял на предмет бережного отношения к казённому имуществу.
- Где бы и мне такую добыть? На рынке?
Он собирался заглянуть туда после вылазки – прикупить на ужин местных «фермерских» продуктов.
- На рынке ты пальму не найдёшь, – разочаровал лаборант. - Работа лучшего в Лесу мастера. Бич – это егеря так зовут – говорил, что его кузня стоит на железнодорожном мосту, и туда не всякого пускают, а только своих, знакомцев. Ты лучше нож хороший купи, твоё-то барахло годится только банки открывать.
И пренебрежительно ткнул пальцем в штык-нож. Ноготь у лаборанта был тёмно-жёлтый, табачный.
- Закуришь?
Егор принюхался к дыму.
- Травка?
- Зачем? – удивился Фомич. - Обычный табак. Челноки таскают с Филей, тамошние фермеры выращивают. Дурь нужна – поспрошай на рынке, там её полно, всякой. Но если надумаешь брать табак – спрашивай только филёвский, он самый забористый. Ну и травка у них тоже ничего, вштыривает.
- Что, так прямо, в открытую, и торгуют?
- А чего скрывать-то? Нет, поначалу, конечно, запрещали, но когда выяснилось, что здешние наркотические средства не вызывают привыкания – бросили. Только я тебе не советую. Шапиро крепко этого не одобряет, узнает – уволит без второго слова.
- Но если местная наркота не даёт привыкания, её же за МКАД с руками оторвут! Все жители Леса озолотятся!
Фомич плюнул в ладонь, затушил самокрутку и хозяйственно припрятал окурок в кисет.
- А на кой ляд им это? Деньги здесь никому особо не нужны, золота и камешков в квартирах и ювелирках столько, что за сто лет не выскрести. Всё, что нужно, людям даёт Лес, а чего не хватает – можно поискать в брошенных домах. Или на рынке выменять. К тому же, большинство замкадных товаров в Лесу бесполезны.
- И всё же – не понимаю! – продолжал упорствовать Егор. - Это же золотая жила! Наверняка должен быть способ…
- Штука в том, что привыкание-то есть, но не к наркоте, а к самому Лесу. Это называется «Лесной Синдром» или «Зов Леса». В какой-то момент замкадника, подсевшего на лесную дурь, начинает мучить депрессия и сильнейшие головные боли. Кстати, то же самое относится не только к наркоте, но и к лекарствам и всяким там биоактивным добавкам, произведённым из лесных компонентов. Медицина тут бессильна, единственный выход - не удаляться от Леса. А лучше вообще перебраться сюда.
- Но ведь Аллергия…
- А я о чём? Нормально жить снаружи такие люди не могут – спятят, или покончат с собой. Как-то существовать можно только в узкой, пару километров шириной, полосе вдоль МКАД. А вот если у человека Зелёная Проказа – тогда всё, прямая дорога в спецсанаторий.
- Зелёная Проказа? Это ещё что такое?
Фомич скривился – то ли брезгливо, то ли от горечи, будто раскусил зёрнышко чёрного перца.
- Слушай, давай сменим тему, а? Неохота об этой пакости.
«Не много ли накопилось загадок? Зов Леса, сильваны, спецсанаторий, проказа какая-то зелёная… Рано или поздно придётся с этим разбираться, если, конечно, хочешь сделать то, ради чего явился в Московский Лес…

[ВинипегНави]

Выстрелом из левого, в упор, разворотил загривок второй, попытавшейся проскользнуть низом, и едва в этом не преуспевшей – ещё мгновение, и шипы пропороли бы егерю бедро.

Перед союзом "и" при однородных.

Лесные знатоки снадобий, широко использовали секреты, выделяемые железами в основании хвоста чернолесской твари.

Смертный грех.

- Да я и не спорю… - вздохнул челнок. – Только, знал бы ты, Бич, как они идут сейчас на ВДНх!

Заглавная.

О былой роскоши напоминал, разве что, дубовый паркет и деревянные оконные рамы, которые, по счастью, не успели заменить пластиковыми стеклопакетами.

Частица, не вводное, хотя тоже эмоциональное.

В его стенах люди не страдали от Лесной Аллергии, грозного синдрома, тридцать лет назад изгнавшего жителей мегаполиса за МКАД, и с тех пор успешно противостоящего попыткам вернуть утраченное.

Однородные.

К тому же, по реке намного проще добраться до МГУ и Полян Серебряного Бора и Коломенского, куда стремились восемь из десяти приезжих.

Союз.

- Вот ты мне скажи… - егерь с удовольствием выцедил чарку и принялся ковыряться в мясе. – Ты ведь, мусульманин, а спиртное хлещешь – только держись!

Смертный грех!
Если в прямой речи надо обозначить паузу, можно применять другие знаки (например, многоточие), а не основной знак препинания. Запятая не всегда обозначает паузу.

С тех пор община прирастала людьми, и не только кавказцами – вахиных земляков в ней насчитывалось здесь едва ли полтора десятка.

Резанул смысловой повтор - одно из двух лишнее.

Поселение разрослось, и теперь по праву считала(о)сь одним из самых крепких во всём Замоскворечье.

Именно саговая паста и крупа, а вовсе не фирменная добрынинская медовая пастила, и даже не чача(,) составляли львиную долю «экспорта» Кордона.

Без запятой чача попадает в львиную долю экспорта.

- В одиночку шипомордника берёт! – похвастал чечен. – Бешеные корни задолго до того, как созреют и из земли полезут, чует и сам выкапывает! А как караулит, э? На ночь посты не выставляю – всё унюхает, и тревогу зря не поднимет.

1. По контексту вопроса не чувствуется, а только гордое восклицание.
2. Однородные, хотя на авторскую тянет.

- Спасибо, но куда он мне? Щенка растить надо, воспитывать, а я всё время в пути. К тому же, собака на своих лапах не всюду пролезть сможет – на дерево(,) скажем, или в развалины.

Вводное.

- Какой ты фермер, Ваха? – тихо сказал Сергей. - Ты - воин, тайпанан хьалханча . И пусть тейп твой маленький, пусть люди в нём всякой крови, но всё одно: ты им и закон(,) и защита, они за тебя любого порвут.

Явное перечисление при повторяющемся союзе.

[Ромей]

за правки орфографии и пунктуации - спасибо огромное.
А что до сюжета? Стилистики? Языка? Самой задумки? Перспективы серии на данном материале?
Хотелось бы знать мнение коллег.
Должен признаться, что мир "Московского Леса изначально был задуман итак, чтобы, с одной стороны, стать благодатным "игровым" материалом (неважно, для настолок, полевых, компьютерных игр или косплея), а с другой - подойти для того, чтобы в неём смогли работать разные авторы в рамках межавторского проекта. Причём, возможно, в разных жанрах - приключенческий квест, детектив, боевик, шпионская история, "научный" триллер...
На данный момент проработаны приложения по Леса (животный мир, "география", описания основных сущностей, экономика, демография Леса, предыстория, фракции, главные конфликты) около десятка возможных сюжетов, и, кроме автора этих строк (в данный момент дописывающего вторую книгу цикла) над миром Московского Леса работают ещё двое авторов.
И мы предлагаем желающим присоединяться

[Raysen]

А что до сюжета? Самой задумки?

сюжет и задумка - не моё, к сожалению, иначе б увлёкся и читал бы, как наскипидаренный

Стилистики? Языка?

в этом плане всё хорошо
не нашёл к чему придраться

Перспективы серии на данном материале?

вот тут, к сожалению, ничего не могу сказать.

разве что банальную вещь: каждая книга найдёт свою аудиторию.
Широкую или узкую - это уже другой вопрос. Время покажет.

[Ivan70]

Вот не покидало ощущение некоей "игрушечности" данного произведения, спасибо что подтвердили.
Наверное найдет своего почитателя-игромана.
Язык бодрый, но по сути "фруктовый салат" - ярко и низкокалорийно. Описание гипотетического конфликта с точки зрения игродела, конфликт игрушечный, его решение ему под стать, характеры героев отражение "Вселенной Марвел". Это как Сталкер и Метро, мой младший сын дошел до полного осознания того, что это грубый и не интересный эрзац в пятнадцать лет, однако многие взрослые в восторге.
Короче, не моё, и не развлекает и научить ничему никого не может, это не фантастика, уж извините. Раньше у Вас были более сильные произведения.

[ВинипегНави]

А мне понравилась сама задумка.
Плюс оптимистический настрой - а не "ВСЁ ПРОПАЛО - надо как-то выживать".
Не очень люблю постапокалипсис именно из-за давления катастрофы на мозг читателя, а у Вас как в сказку попал.
Да и сам мир и его взаимодействие с внешним окружением вызывает любопытство. Особенно хочу отметить интересный момент - ЛЕС в разных странах тоже РАЗНЫЙ.
А стиль и язык выше всяких похвал.
Кстати, Ваш мир оставляет множество возможностей как для последовательного цикла, так и параллельных романов.
Ну и "игрушечность" - вариант очень интересный для любителей квестов, ходилок и стрелялок. Я предпочитаю пошаговые стратегии, хотя уже лет пять не играл ни во что, кроме преферанса.

[Ромей]

Если честно, и оптимизм и толика сказки - это и было целью. рад, что хотя бы частично удалось

[Ромей]

Если честно, и оптимизм и толика сказки - это и было целью. рад, что хотя бы частично удалось

надеюсь, найдутся желающие присоединиться. Более того, мгу поделиться с ними готовыми задумками.

[RDL_python]

Если честно, и оптимизм и толика сказки - это и было целью. рад, что хотя бы частично удалось

Ну насчет итого и другого - нагнать "пурги" в любую сторону - да как два пальца...

Отрывок "для затравки" и правда вельми забавный вышел. Широко, народно, с душою.

Прямо стругацике - "пикник за обочиной"(с)

[Ромей]

V
На левом берегу Москвы-реки, возле Новоспасского моста почти не осталось целых домов. От двух- и трёхэтажек постройки начала прошлого века и плоской индустриальной коробки Лес оставил груды строительного мусора, укрытые толстыми подушками мха и дремучим кустарником. Уцелела, разве что Г-образная сталинская восьмиэтажка, одним фасадом выходящая на въездную эстакаду моста а другим - на набережную. Там и дожидался Сергея вызванный из Нагатинского затона лодочник.

Пирога была хороша. С ротанговым каркасом, обтянутым древесной корой, она радовала глаз жёлтым, солнечным оттенком и индейскими узорами на высоких гребнях носа и кормы. Сергей закинул внутрь рюкзак и осторожно забрался сам. Лёгкое судёнышко качнулось, и он едва не полетел в воду.
- Полегче, Бич! – засмеялся лодочник. – Я не собирался принимать ванну, вода сегодня холодная!
Посылая белку к адресату, егерь не зря назвал того «индейцем». Николай Воропаев, известный обитателям Москвы-реки как «Коля-Эчемин» попал в Лес не через Речвокзал или ВДНХ. Он пересёк МКАД в районе Лосиноостровского парка и бесстрашно углубился туда, куда далеко не всякий коренной обитатель Леса отважился бы явиться незваным. Коле повезло: после долгих, изнурительных скитаний он добрался до селения Пау-Вау, на юге Сокольников – куда, собственно и стремился, затевая рискованное путешествие.
Матёрый экстремал-каякер, прошедший самые сложные сплавные маршруты планеты, Коля всерьёз увлекался индеанистикой. Вместе с другими поклонниками образа жизни североамериканских аборигенов, он ежегодно раскидывал шатёр-типпи на «Российской радуге». И, как многие в этой среде, грезил Московским Лесом, где давно обосновалась интернациональная община «индейцев».
ЭЛ-А, Лесная Аллергия, непреодолимая для подавляющего большинства обитателей планеты, Колю пощадила. Обитатели Пау-Вау - так называются собрания коренных американцев, а заодно, фестивали поклонников «индейской» культуры - приняли его легко. Здесь принимали всех, кто готов жить, следуя их немудрёным правилам.
С ними Коля провёл около года. Получил новое имя «Эчемин», обзавёлся ножом «бобровый хвост», мокасинами, штанами и рубахой из оленьей замши и отрастил длинные волосы. Их он заплетал в косицы, свисающие до плеч – с крупными бусинами и пёрышками выпи, своего тотемного животного. Но главное, построил пирогу, которая и дала ему новое имя: на языке племени наррангасѐт «Эчемин» означает «человек, плывущий на лодке».
И с этого момента Коля-Эчемин оказался потерян для Пау-Вау. По Яузе он добрался до Москвы-реки, и там встретился с «речниками» - обитателями Нагатинского затона, крепкой общины, прибравшей к рукам сообщение по всем водным артериям Леса. Здесь Коля быстро стал своим и проводил в Нагатинском затоне куда больше времени, чем на берегу Богатырского пруда. Впрочем, он регулярно наведывался к соплеменникам, участвовал в их ритуалах и с удовольствием сидел у Большого Костра, где передавали по кругу курительные трубки и кувшины с пивом. Он даже обзавёлся постоянной подругой, вдовой соплеменника, погибшего на охоте, которую звал Моема – «сладкая» на языке индейцев. Коля привозил Моеме изделия мастеров, обитающих в разных краях Леса -украшения из бисера и тиснёной кожи, сработанные в Пойминском Городище, керамическую посуду из Монастырского острога, что на берегу Яузы, искусные курьяновские вышивки. В ответ женщина разукрасила его рубаху плетёными из цветных шерстинок и кожаных ремешков пёстрыми индейскими орнаментами с тотемными животными, геометрическими фигурами и изломанными линиями - в знак прочности отношений.
- Ну что, Бич, как договорились, на Речвокзал? Да ты устраивайся поудобнее, дорога долгая…
- Туда. Вот, нарыл кое-что в Третьяковке, везу заказчику.
Коля неодобрительно покачал головой.
- Вы, егеря, все чокнутые – лезете в самые гиблые места. Было хоть, ради чего?
- Это как посмотреть. По мне, так всем дряням дрянь, и чем быстрее она покинет Лес, тем лучше. Но, видать, кому-то сильно занадобилась, раз так башляет.
- За что башляет-то – не скажешь?
- Не могу, условие сделки. Вот разойдёмся краями с заказчиком – тогда, клык на холодец, расскажу.
Каякер кивнул.
- Если хочешь, я тебя на Речвокзале подожду. Обратно вместе и двинем, идёт?
- Идёт.
Сергей пристроил рюкзак под спину, положил рогатину и двустволку так, чтобы они были под рукой, и осторожно попробовал каблуком днище пироги. Он не в первый раз путешествовал с Колей, и всякий раз удивлялся, каким прочным материалом может быть берёзовая кора – если, конечно, взята от правильного дерева, правильно обработана и пропитана горячим маслом – тоже правильным. Коля ни разу не продырявил днище своей пироги – на ровной, шелковистой на ощупь коре не было ни одной заплатки.
Каякер протянул пассажиру весло, короткое, с поперечиной на обратной стороне рукояти и остроконечной лопастью, в форме древесного листа со всеми положенными прожилками. Коля собственноручно вырезал пару таких вёсел из ясеневых досок, по образцу вёсел эльфийских лодок, подсмотренных в древнем, начала века, кинофильме.
- Ну что, отчаливаем? Только, Бич, скоро придётся заночевать. Чернолес мы засветло проскочим, да и Крымский мост, пожалуй, тоже. А дальше всё - выше Нескучного сада русло с обеих сторон сильно заросло, течение на стремнине – ой-ой-ой. В темноте туда соваться – гиблое дело.
Сергей задумался.
- Можно переночевать у Кузнеца.
- Лады, так и сделаем.

VI
Зверь появился неожиданно. Секунду назад ничего не было – колыхались тени, весело цокали по широким листьям капли, солнце играло на глянцевой зелени – и вдруг из густого, зелёного полумрака уставились на людей жёлтые, с вертикальными щёлками зрачков, глаза. Огромная кошка беззвучно разинула пасть, сверкнули изогнутые клыки, каждый длиннее ладони.
«Смилодон, саблезубый тигр? – только и подумал Егор. Отстранённо подумал, будто не смотрел на него в упор невесть откуда взявшийся хищник. – Вон, и хвост обрубком... нет, пожалуй, мелковат…»
Зверюга издала низкий утробный рык.
Рука сама, без его участия, нащупала в складках плащ-палатки ракетницу.
Фомич неумело выставил рогатину перед собой, зажав её под мышкой, и отставив локоть, словно собирался стрелять. Костяшки пальцев побелели от напряжения, руки мелко тряслись. Дрожь передавалась лезвию, и солнце весело вспыхивало в капельках воды на гладкой стали.
«…кисточки на ушах, бакенбарды, пятна… саблезубая рысь, вот это кто! Но до чего здорова…»
Егор вскинул ракетницу, одновременно оттягивая большим пальцем ударник. Но за мгновение до выстрела рысь перетекла в сторону, фыркнула совершенно по-кошачьи – и исчезла, оставив после себя едкий запах крупного зверя. Хлопок, ракета, разбрасывая красные искры, ширкнула вслед. В ответ из зарослей прилетел злобный мяв – больше для порядка, чтобы поставить на место возомнивших о себе двуногих.
- Ну, ни хе… себе сюрпризы! А говорили – безопасно!
- Кто ж знал-то? – Фомич опустил рогатину и прислонился к мохнатому, укутанному бурыми волокнами, стволу древовидного папоротника. Лаборанта колотило.
- Они не то что к крыльцу - во двор ГЗ никогда не забирались, а тут на тебе! Совсем страх потеряли, пора учить!
«…ты, пожалуй, научишь! Тоже мне, Зверобой - кожаные памперсы…»
- Что это за тварь такая? Не бывает же саблезубых рысей!
- В Лесу всё бывает. – лаборант справился с тремором, только глаза затравленно бегали туда-сюда. - Подумаешь, эка невидаль – баюн! Раньше за улицей Косыгина, на Воробьёвых горах, их было полно, это сейчас золотолесцы повыбили.
- Баюн?
- Ну, кот-баюн, из сказок, неужели в детстве не читал? Здоровенный такой котище с колдовским голосом. Сидит себе на столбе, а как увидит путника - непременно заговорит, усыпит, а потом убьёт и сожрёт!
- Что съест - это я могу поверить. – хмыкнул Егор. - Но чтобы говорил?..
- Не слышал ты, как они перекликаются в зарослях на полнолуние. Чисто нежить, вроде русалок!
- Или леших?
- Ты лешаков не трожь! – построжел Фомич. – Лешаки – наше всё, без них мы бы хрен чего тут наисследовали. Вот отправят в дальнюю вылазку – сам всё узнаешь.
- А отправят? Я же только-только поступил, ещё на испытательном сроке.
- Куда ты нахрен денешься? На кафедре у тебя одного полная невосприимчивость к эЛ-А. Так что готовься к подвигам во славу микологии - Шапиро тебе не даст штаны просиживать, не для того на работу брал!
Привычное амплуа наставника молодёжи вернула Фомичу душевное равновесие.
- Ладно, пошли, а то нас, поди, заждались.
Из-за завесы проволочного вьюна, заплетавшей крыльцо корпуса «В» - и когда он успел затянуть прореху, двух часов ведь не прошло? - послышался встревоженный голос.
- Эй, мужики, вы там живы, што ль? Отзовитесь!
- Охранник… – лаборант зло сплюнул. – Опомнился! Сожрали бы нас у самых дверей – так бы и давил на базу в обнимку со своим пулемётом, сволочь! Вот закончим дела – напишу на него докладную. Нефиг на посту спать!