Император всея Московии. Литературно-историческое хулиганств

[Краском]

Немного продолжения:

А ну-ка – обратился я к «молодому специалисту по переводу с челюстно-лицево-травмированного» на общепонятный русский, – пальни-ка разок вверх, чтоб заткнулись. А то их и не перекричать, так чего зря глотку надсаживать!
– Слушаю, Великий государь! – щелкнул курок, воспламененный фитилём порох зашипел, разбрасывая весёлые искорки, и выстрел громыхнул, перекрывая гвалт и звон металла.
От неожиданности, как мне показалось, сражения на миг застыли. Кто-то из нападающих кинулся в стороны, огибая часовню, кто-то чуть отступил, вероятно, подумав, что прибыла огневая поддержка и опасаясь оказаться на линии огня. Но многие из толпы повернулись на звук выстрела, видимо, разумно рассудив, что обороняющиеся бойцы никуда со ступенек не денутся, а вот пренебрегать пищальниками за спиной не стоит : такое равнодушие может быть весьма чревато.
Не думаю, что вид стрелецкого десятка с готовыми к залпу ружьями доставил погромщикам удовольствие, учитывая, что стволы были направлены не куда-то, а прямо в них.
– А ну, прекратить безобразие? Всем – убрать оружие и отойти! Старшие – ко мне! Что здесь происходит?
Разумеется, что происходит – абсолютно ясно: кем-то организованные, вооруженные и разагитированные москвичи развлекаются этнической чисткой иностранцев. Это у нас в стране такая национальная забава, называется «понаехали тут!». Думаю, организатор этого локального геноцида уже примеряет перед зеркалом Шапку Мономаха.
«Боярский царь Василий Шуйский», как утверждалось позднее в книгах, сумел «прославиться» исключительно резнёй мужиков, клятвопреступлениями и передачей польскому королю русских городов. Эта порода «боярских царей» с веками не меняется: партбоссы Ельцин и Кравчук, ставшие президентами, олигархи Ющенко, Кучма, Янукович, Парашенко – все они кричали сперва о «народном благе», судорожно набивая карманы Видимо, генетический сдвиг…
– Православные, подсобите, выпалите в тех немчинов! А то они, анчутки, вон уж сколько наших посекли! – Один из мужиков в тегиляях, не иначе, решил, что стрельцы прибыли на подмогу.
– Как стоите перед Государем?! – не сдержался мой сотник. – А ну, пади, не то батожья отпробуешь!
Никто не поспешил выполнить команду. Напротив, к нам развернулась уже практически вся толпа. Угрюмо-яростные бородатые лица не отражали ни малейшего желания подчиниться. Скорее – наоборот.
Воспользовавшись передышкой, двое воинов на крыльце часовни, устало опустив клинки, отступили к самым дверям, стремясь хотя бы прикрыть спины.
– Повторяю: всем убрать оружие и разойтись! Я, царь и великий князь Всея Руси Дмитрий Иванович, вас всех прощаю и отпускаю с миром. А кто ослушается – тем смерть!
Толпа колыхнулась. Кое-кто и вправду в растерянности опустил топоры, сабли и окованные дубины. Пара мужиков принялась часто креститься, то ли отгоняя дьявольское видение, то ли молясь про себя о вразумлении: царь ли доподлинно этот всадник, пусть и в богатом кафтане, но всё же не облачённый в расшитые золотом царские бармы с венцом на голове, который окружен не огромной свитой, а всего лишь десятком стрельцов?
Но вот на «одоспешенных» мой приказ подействовал, как детонатор на взрывчатку.
– Православные, то воры!
– Бей их, пока не палят!
Страшное дело – сила примера. Уверен: если бы хоть один из мужичков в тегиляях швырнул свою саблю под ноги – за ним оружие побросали бы все. И удалось бы решить дело миром, не проливая русской крови.
Но тут случилось иначе: сперва полдюжины хорошо вооруженных бойцов кинулись на нас, рассекая воздух клинками, а мгновение спустя за ними с воплями рванула почти вся толпа.
– Бей воров! Круши!
– Пали! – По команде сотника пять пищальных стволов расцвели пламенеющими тюльпанами, швырнув в нападающих куски горячего свинца. Сложно промахнуться по куче врагов с пятнадцати метров даже из таких карамультуков.
Несколько передних упали, мешая другим бандитам, кто-то в испуге отшатнулся и, воспользовавшись этой заминкой, уже без команды, вразнобой пальнули две остававшиеся заряженными пищали.
– Бердыши вздень! Левой ступи! Держать строй! – Нет, правильно я Евстафия назначил сотником. Не теряется мужик, командует толково. Вот где бы только сотню для него набрать?
А бандиты-то молодцы, не трусят. Набежали толпой, хоть и выбило у них не менее десятка. Даже жаль таких рубать: сразу видна русская удаль.
Стрельцы бердышами отмахиваются – словно косами поутру луговину косят. Звенит железо о железо, стучит, перерубая кости, чавкают лезвия топоров в парном мясе, алая кровь брызжет на красные кафтаны.
– Постоит за Государя Димитрия!
Кто-то из передних стрельцов упал, пропустив в грудь острие клинка. Тут же на его место заступил Евстафий Зернин. Молодец, истинно молодец! Тяжёлая сабля мелькает, то сшибаясь с вражеским оружьем, то просекая сукно кафтанов и тегиляи.
Рукопашный бой короток: долго тяжёлой железякой не помашешь. Тут уж кураж на кураж, упорство – на упорство, сила на силу. Вот справа подался стрелецкий строй: ещё уто-то упал, охвативши окровавленную голову. Ну, даёшь резервы!
– За Русь! – Верховой – это вам не пеший-пехотинец, это посильнее всяких «Фаустов». Ну, вспомним службу!
Склонившись вправо, добавляю вес тела в сабельный удар. Всё, как учили, с потягом назад. Клинок, попав под высокий ворот тегиляя, врубается в чужую шею.
Карие глаза давешнего агитатора по-детски изумлённо наполняются слезами, будто свежепреставленный в последний миг хочет спросить: «меня-то за что?!». Не спросит уже. Эх, Смута, мать её!
Конь хорош, хотя и пуглив: видно, что ращён не для боя, а для парадов. А вот стрелецкая сабля – дрянь: руку-то перекрестие защищает сносно и в ладони неплоха, ухватиста. Но вот весит… Рубишь – словно арматуриной машешь. Да и железо – тоже дрянь: почти при каждом ударе по подставленному оружию противника на клинке остаются отметины. Стараюсь по мере возможности не убивать: лишний грех ни к чему, а раненый в такой рукопашной – уже не боец. Сабля и бердыш не так «гуманны», как автоматная пуля, к примеру. Та, если не пробьёт жизненно важный орган, даёт возможность, перевязавшись, продолжать стрелять. А здесь каждый удар – это раздробленные кости, рубленные мышцы, бешеная потеря крови… Нет, с такими ранами особо не повоюешь.
Хорошо, что мои стрельцы, в отличие от большинства нападающих, профессиональные солдаты, хоть и из столичного гарнизона. Рубиться умеют всяко лучше, этого сброда, причём настолько, что разница в численности, похоже, скоро исчезнет.
Неожиданно позади нападавших упал, дымясь, какой-то темный предмет величиной с голову. Три-четыре секунды – и грохнул взрыв!
Ничего нет в бою хуже растерянности. Страх – это постоянный спутник бойца, но его можно одолеть, загнать вглубь. Нехватка боеприпасов, оружия – худо. Но их можно отбить у врага, а там и из тылов что-нибудь подкинут. А вот если человек растерялся, дрогнул, опешил, на миг издав фальшивую ноту в музыке боя – тут и конец всему, пишите письма мелким почерком!
Так и тут: хоть взрыв и не нанес заметного ущерба нападающим, – по крайней мере, я не увидал убитых им врагов, – но бандиты растерялись, решив, видно, что зажаты в клещи с фронта и тыла.
Кто-то завопил:
– Измена!
Кто-то:
– Спасайся, братия! – и кинулся перелезать через тын.
Кто-то, просто отбросил топор в надежде на пощаду и рухнул на колени, размашисто крестясь.
Дурной пример – заразителен, так что спустя полминуты толпа погромщиков разбежалась кто куда. Троих воинов в тегиляях, сохранивших присутствие духа и желание драться, стрельцам пришлось порубить, а полдюжины пленных покорно дали связать себя собственными кушаками.
Теперь, когда никто не мельтешил оружием перед глазами, отвлекая от обозрения окружающего пейзажа, мы увидели, что двое защитников часовни стоят уже совсем неподалёку, всё также своим видом выражая готовность продолжить драку. Но теперь к ним присоединился третий: полный молодой мужчина с усами-пиками под подозрительно семитским носом. Верхнюю половину лица носача маскировала тень от широкополой шляпы с закреплённым серебряной пряжкой пучком ярких перьев, смахивающих на хвост попугая ара. Длинный кинжал его оставался в ножнах у пояса, но в правой он привычно держал пистолет с солидным бронзовым шаром на конце рукояти. Хорошая, однако, штука: и баланс оружию даёт нормальный, и по башке таким заедешь – никому мало не покажется. А это в эпоху однозарядного оружия – весомый аргумент.
– Я же велел: всем убрать оружие! Вам что – непонятно? Развели, понимаешь, фехтование!
Нет, ну сколько раз можно повторять? Царь я или не царь? Должны меня слушать, или не должны?
Вот обижусь и уйду в монастырь. В женский.

[Цоккер]

пальни-ка разок вверх, чтоб заткнулись.
...
щелкнул курок, воспламененный фитилём порох зашипел, разбрасывая весёлые искорки, и выстрел громыхнул

Доводилось слышать, что из фитильного и колесцового огнестрела было очень трудно стрелять вверх: затравочный порох просто-напросто ссыпАлся с полки и не воспламенял основной заряд.
Поэтому предлагаю вариант "пальни-ка разок поверх голов" (хотя ГГ может и не знать таких тонкостей).

– Постоит за Государя Димитрия!

Постоим

ещё уто-то упал

кто-то

рубленные мышцы

Лучше всё-таки "разрубленные", хоть и повтор.

всё также своим видом выражая готовность

так же (раздельно)

[Римма]

Лучше всё-таки "разрубленные", хоть и повтор.

Можно "рассечённые", близкого однокоренного повтора не будет.

[Stprapor]

Интересно. В Лжедмитрия Первого вроде еще никто не попадал. Зато я неоднократно читал, что ЛЖД1, в отличии от всех осталных ЛЖД , искренне считал себя настоящим царевичем Димитрием и вел себя соответственно. Буквально кинул поляков, поставивших его на Российский трон и всячески заботился об интересах Руси.

[Краском]

Я лично всё больше склоняюсь к мнению Шварца, что этот персонаж и БЫЛ НАСТОЯЩИМ.
За 11 месяцев царствования он снизил налоги и торговые пошлины внутри страны, облегчил положение холопов, ввёл большое количество льгот для поддержавших его городов (тот же Путивль вообще на 10 лет освободил от ВСЕХ поборов, кроме обязанности поставлять воинов), на 8% увеличил артиллерийский парк России, составил сводный "Судебник 1606 года", запланировал открытие университета в Москве и начал готовить войско в Ельце для похода на Азов.
Очень деятельный был товарищ, своим шилом в одном месте весьма похожий на Иоанна IV в молодые годы...
Но - насчёт происхождения не доказано пока ничего. А генетическую экспертизу по понятным причинам провести нереально...

А пока - немного продолжения:

Нет, ну сколько раз можно повторять? Царь я или не царь? Должны меня слушать, или не должны?
Вот обижусь и уйду в монастырь. В женский.
Усач с пистолетом засунул оружие за широкий ремень со здоровенной фигурной пряжкой, прикрывающей чуть ли не треть живота и поклонился на европейский манер. После чего что-то сказал своим товарищам на незнакомом языке, отдалённо смахивающем на германскую мову.
С видимым нежеланием воины отёрли окровавленное оружие и вложили клинки в ножны. Теперь, когда боевая суета прекратилась, я обратил внимание на существенную разницу в их вооружении и доспехах. Одинаковыми, вернее, сходными внешне, были только глубокие полукруглые шлемы с прикрывающими лица от поперечного удара стрелками-наносниками, которые крепились на краю козырька. Загривок прикрывали собранные наподобие рачьих хвостиков трёхсегментные назатыльники. Но вот всё остальное – заметно разнилось. Если один был облачён в пластинчатые доспехи и прикрывающей тело железной кирасой, латной «юбкой» и наплечниками, а ноги защищались поножами на бедрах и ниже колен, то серый кафтан второго был закрыт спереди лишь изрубленным кованым нагрудником и «набрюшником» из нескольких пластин внахлёст. Да и оружие заметно разнилось: воин в сером кафтане – или как эта одежда ещё называется? На наши русские кафтаны всё же не совсем похоже, – гордо носил у пояса саблю, на первый взгляд, весьма похожую на стрелецкие, но всё же слегка не такую. А его товарищ вооружился тяжёлым даже с виду прямым палашом с гардой, прикрывающей всю кисть руки и длинным тонким кинжалом, больше смахивающим на шило-переросток, упрятанное в изящные кожаные ножны с медными чеканными накладками.
Скрыв оружие, троица приблизилась, насторожённо поглядывая на заляпанных кровью стрельцов, всем видом выказывающих готовность напластать на заготовки для бифштекса любого, кто не так посмотрит на их государя. Нестройно, но почтительно поклонились: толстячок даже повыкаблучивался, перебирая ногами в тупоносых туфлях и метя шляпой московскую пыль.
– Ну, довольно политесы разводить. Покланялись – и будет. Отвечайте: кто такие и что здесь делаете?
Усач в шляпе принял почтительную позу и, приложив руку к груди, ответил на плохом. Но всё же понятном русском языке:
– Ваше величество, Великий Государь, царь и Великий кназь всея Руссии Деметрий Иоганновитш! Припадаем к твоим стапам и просим застшиты от буйства тшерни! Аз есмь Исаак-Абрахамзоон Массарт, негоциантус из Хаарлема. А это – он слегка картинно развернулся, указывая на своих спутников – книгт Винсен Бремер, третьего дня прибывший из Амстердама, и ясновельмошный пан Ватслав Возняковитш из Гнездиловитш, сопровождавший его в пути от Шетши Посполитой до Масквы.
Ну вот, начинается… Только интуристов «защищать от буйства» мне и не хватало. И так народу в отряде – всего ничего и как оно дальше пойдёт, ещё бабушка надвое наворожила. А ну, как стрелецкое начальство откажется признавать царя Дмитрия и пожелает выслужиться перед новым царём Шуйским, поднеся в подарок голову прежнего правителя? Или, что не менее вероятно, отряд просто не сумеет прорваться в Стрелецкую слободу, напоровшись на более сильный и подготовленный отряд заговорщиков? В гражданской войне часто те, кого считаешь своими, на поверку оказываются перевёртышами, а боевые действия в лабиринтах городских улиц могут перемешать войска, как щепки в водовороте. Но… А почему нет? Рубиться иностранцы умеют. Лично видел. И смелости не занимать им, потому как положение не из лучших: обратно по домам из русской столицы им добираться будет сложновато, учитывая неприязнь местных жителей к «немчинам». А в Москве в данный исторический момент иноверца прирезать могут за милую душу, особо не разбираясь, католик ли этот бритомордый тип или гугенот какой-нибудь. Главное – не наш. А «не наше» часто представляется таинственным и опасным из-за непривычности и необычности.
Вот и мне этот толстяк отчего-то интуитивно не слишком нравится. То ли застарелая классовая ненависть зашевелилась, то ли гены Ивана Грозного, везде врагов искавшего, пробудились… Но интуицию, как говорится, к делу не пришьёшь, а пока нидерландский купец находится в положении «врага моего врага» и должен выступать против погромщиков Василия Шуйского хотя бы для того, чтобы сохранить свою шкуру. Второй голландец, насторожённо зыркающий по сторонам, пока что не вызывает никаких чувств. А вот шляхтич явно расслабился после боя, глядит весело, но без дерзости во взгляде. А что не веселиться? Молод, красив – аж девки ахают, силой и ловкостью не обижен, да и в бою умел. Видно, что сабельная рубка для него сродни азартной игре, где на кон ставится голова, но и выигрыш – жизнь. Долгая ли, краткая ли – до следующей сечи – но жизнь. Из таких вот парней либо друзья выходят, верные до гроба, либо враги с кристально чистой ненавистью в душах, которых не сломит ни страх, ни подкуп, ни пытки. Руси такие люди нужны. А что поляк… Так мало ли их русским царям служило, да и Союзу? Богдан Хмельницкий, Николай Пржевальский, Константин Циолковский, Константин Рокоссовский и множество других, чьи имена не на слуху…
– Чем торгуешь, негоциант, и где твои товары?
– Я, Великий Государь, царь и Великий кназь Деметрий Иоганновитш, патое лето обретаюсь на Москве. Торг вёл тканями, та посудою тоброй, та оловом, та метью в листах и кованой, та и литой тош. А паче сего утшилса я у лютей масковских, как способней торг тершать. А сам покупал я шемчуг та меты питьи тобрые, каковых в моих краях отнють не варят, та воск белый, та аксамиты персицкия та антейския. А мяккой рухляди противу указу та пищалей, та селья, та книг русских отнють не покупаю.
Ну что же: может и не врёт купчина… Хотя… Пятое лето безвылазно? Он что, купленное впрок засаливает? Я как-то представлял торговое дело в эти времена как-то иначе: привёз купец товар, распродался, закупил, чего надо, и домой, свежеприобретённым добром торговать, земляков радовать… Какой смысл в чужую землю корнями врастать? Возьмём на заметочку такую нестыковку.
А пока пообщаемся с ляхом. Читал я, конечно, что «реципиент» мой более, чем тесно с ними общался, и в свите у него, в смысле – у меня они были. Но голландец утверждает, что шляхтич приехал только третьего дня, так что навряд ли успел поучаствовать в войне против Годунова.
– Витаю пана Возняковича! Цо допровадзило тшебе в мой край? – Мои губы произнесли фразу явно по-польски, хотя до вселения в новое тело я на этом языке ни слова сложнее «проше пана», «бимбер» и «краковяк» не знал. Видимо, «включилось» умение прежнего Дмитрия. Раз он скрывался столько лет в Польше – должен бы научиться болтать по-ихнему. Хотя, судя по мимолётной гримасе собеседника, моя речь звучала совсем не идеально. Но раз понимает – это уже хорошо.
И что ещё странней, ответ поляка звучал как бы одновременно на двух языках: польские фразы слышали мои уши, а мозг сразу же без перевода воспринимал на родном языке, причём именно моём родном, а не той архаичной версии, которой пользовался здешний народ.
– Здравствуй сто лет, Демитрий, царь Московский! Счастлив видеть тебя воочию, живым и здоровым! Я прибыл к тебе по обещанию моего отца, чтобы служить тебе и твоей царственной супруге в походе на нехристей своей саблей и своим знанием. Воевал я со шведами, имея под началом наряд из четырёх полевых орудий, был ранен. Но к тому времени, когда я оправился от ран, круль Жигмунт принялся притеснять исконные шляхетские вольности. Тогда мой отец внял совету пана Микулая Зебжидовскего и послал меня с четырьмя верными людьми, на службу к твоему величеству. Ведомо мне, что на службе твоей ныне много славных шляхтичей, утеснямых нашим крулем, состоит и ты их за ту службу жалуешь и поношений им не творишь, веру менять не заставляя. Поскольку всем известно, что ты поклялся на частичке Креста Христова выступить против окаянных османов и постоять за веру христианскую, то быть под твоей рукой не зазорно.
А в Бялыстоке повстречался я с людьми Весента Бремера, которого хорошо знал ещё с боёв против шведов, когда он служил Короне. Бремер нанят был негоциантами с поручением свезти на Москву два воза оловянной посуды. Так вместе и поехали, ибо малым отрядом идти небезопасно. Третьего дня прибыли мы сюда, остановившись у купца Массарта, чья доля была в той посуде.
Прости, царь Демитрий, что не поспели к твоей свадьбе: не ведал я, когда она случится. Но от рода моего прими, государь Московский, мои поздравления и верную службу. Возняковичи добро помнят: если б не ты со своими воинами, погиб бы я нынче от рук разбойников, как пали мои верные люди, защищая своего пана.
С этими словами шляхтич обнажил голову и отвесил глубокий поклон, скребнув снятым шлемом землю.
Похоже, не хитрит ясновельможный: не слыхать в его словах неискренности: уж я-то на своём веку научился отличать брехню от правды. Ну что же: острая сабля сейчас лишней не будет, а что она из польской стали выкована – то не во вред. Я так понимаю, мы сейчас с ляхами вроде как союзники. Какая-никакая – а всё же родня, славяне. Хотя то, что шляхтич рассказал о клятве драться с турками – это конечно, надо обмозговать… Не тот это противник, чтобы очертя голову на них кидаться: дед мой много о них порассказал. Злые они в драке и опасные. Да и дикие: русским раненым в Болгарии головы резали, над народом местным измывались так, что ужас. Ну да не до них сейчас: пока что наша задача – не с турками резаться, а у себя навести порядок.
– Принимаю, пан Вацлав Вознякович из Гнездилович, твою службу и верность! Становись пока под начало сотника Евстафия Зернина, хочу сам порадоваться твоей отваге в бою. А когда одолеем мятежников, покажешь, как ты умеешь обращаться с орудиями.
Не похоже, что молодому шляхтичу такой подход к его военной карьере понравился, судя по недовольному лицу, но спорить он не стал. А вот голландцы, хоть и со всяческими политесами и расшаркиваниями, но, тем не менее, от почётной царской службы отказались. Бремер заявил, что не имеет права нарушить контракт с купеческим сообществом, согласно которому его задача стоит в охране и сопровождении товаров, а также защите жизни и здоровья своих нанимателей. А остроусый Исаак Абрахамзон Массарт отбрехался тем, что вообще человек мирный и вояка из него бесполезный. Ну да, будто бы никто не заметил, как профессионально этот «пацифист» обращается со своим пистолем… Но силком заставлять иностранных подданных влазить в нашу локальную «беллум цивил» я посчитал неправильным: одно дело, когда всё по доброй воле, за идею ли, за деньги ли – не важно. А совсем другое – приневоливать, тем более, не бродяг каких без роду-племени. Дипломатические скандал нам на пустом месте не нужны. Впрочем, Исаак оказался не совсем уж бессовестным и в виде добровольного взноса на нужды обороны пожертвовал укрытую на груди плоскую шкатулку тонкого дерева с четырьмя десятками серебряных лёвендальдеров: по весу явно больше килограмма металла. Тоже полезное дело, а то ведь я как тот Грициан Таврический из «Свадьбы в Малиновке»: «что за атаман, у которого золотого запасу нема». Война, хоть и гражданская, мероприятие весьма затратное. Правда, чего стоит голландская валюта в Москве и что на эти деньги можно купить, я пока не знаю, но серебро – оно в любом случае серебро. Лишнее не будет.
Сунув за отворот шапки полдесятка монет, остальное я передал на сохранение сотнику, который тут же запихал шкатулку за пазуху. Надо будет попозже заставить портных понаделать карманов на одежде: с ними как-то попривычней будет.
Но чтобы «интуристам» жизнь спасённая совсем уж мёдом не казалась, пришлось озадачить их оказанием помощи раненым и уборкой трупов на месте боя. Вместе с тем я разрешил своим ребятам собрать трофеи. Излишнее оружие и доспехи стрельцы заскладировали в часовне, где обнаружился плюгавенький попик, двое раненых поляков в беспамятстве, о которых Вознякович ничего не мог пояснить, кроме «когда мы сюда пробились, эти уже здесь лежали и несколько зарёванных русских девок, часть из которых, как выяснилось, прислуживала у Массарта. Ну, не знаю, что у них там за работа по хозяйству, однако пузо у одной заметно перевешивало вперёд. Раненых погромщиков оказалось всего четверо, а у крыльца обнаружились подающие признаки жизни двое жолнежей и недорубленный голландский наёмник. Всех их затащили внутрь, не разбирая, кто за кого. Пусть батюшка делом показывает, насколько он выполняет завет любви к ближнему: «ибо не любящий брата своего, которого видит, как может любить Бога, Которого не видит?».
Найденные у покойников деньги стрельцы, судя по всему, решили оставить себе за труды, поскольку ни одного кошеля с монетами представлено не было. Зато у одного из мёртвых наёмников был изъят и поднесён мне явно дорогой, судя по посеребрённым насечкам на стволе и костяным накладкам с изображениями стоящих на дыбках львов, но зверски тяжёлый пистоль со всеми принадлежностями серебро – от пороховницы до пулелейки. Голландцы, судя по кислым рожам, не слишком приветствовали изъятие ценного образца (по принципу «нам самим мало»), но возражать воинам, только что спасшим их головы, не решились.
Принцип заряжания дульнозарядного оружия я для себя уже уяснил, наблюдая «экзерции» с пищалями. Единственная разница была в том, что пистоль оказался кремнёвым, так что не было необходимости возиться с тлеющим фитилём.

[Цоккер]

Если один был облачён в пластинчатые доспехи и прикрывающей тело железной кирасой, латной «юбкой» и наплечниками, а ноги защищались поножами на бедрах и ниже колен, то ...

Фраза не согласована. Напрашивается либо
... в пластинчатые доспехи из прикрывающей тело железной кирасы, латной «юбки» и наплечников...
либо (кажется сомнительным)
... в пластинчатые доспехи с прикрывающей тело железной кирасой, латной «юбкой» и наплечниками ...

его товарищ вооружился тяжёлым даже с виду прямым палашом с гардой, прикрывающей всю кисть руки и длинным тонким кинжалом, больше смахивающим на шило-переросток, упрятанное в изящные кожаные ножны с медными чеканными накладками

1. Согласование.
... и длинным тонким кинжалом, больше смахивающим на шило-переросток и упрятанным в изящные кожаные ножны
2. При слове "вооружился" ожидается, что оружие находится у персонажа в руках - и вдруг оказывается, что кинжал лежит в ножнах. Может быть, имеет смысл переформулировать, вооружив обе руки персонажа? Тогда и мнение ГГ о форме клинка кинжала будет более обосновано, и длинная фраза чуть укоротится. Как вариант:
... и длинным тонким кинжалом, больше смахивающим на шило-переросток. Его изящные кожаные ножны с медными чеканными накладками висели на поясе...

ответил на плохом. Но всё же понятном

Традиционный глюк Ворда - разрыв предложения вместо запятой.

Похоже, не хитрит ясновельможный: не слыхать в его словах неискренности: уж я-то на своём веку научился отличать брехню от правды.

Два двоеточия в одной фразе неуместны. Как вариант замены:
Похоже, не хитрит ясновельможный: не слыхать в его словах неискренности, а уж я-то на своём веку научился отличать брехню от правды.

Дипломатические скандал нам на пустом месте не нужны

скандалы

в часовне, где обнаружился плюгавенький попик, двое раненых поляков в беспамятстве, ... и несколько зарёванных русских девок

Тогда уж "обнаружились" - вон их сколько в часовне-то

зверски тяжёлый пистоль со всеми принадлежностями серебро – от пороховницы до пулелейки

"Серебро" здесь лишнее.

[Сергей Плешаков]

(не уверен насчёт подлинности Дмитрия-лжеДмитрия. Падучая лечилась??)

[Краском]

(не уверен насчёт подлинности Дмитрия-лжеДмитрия. Падучая лечилась??)

Сейчас - лечится, если лечить.
Вот только был ли на самом деле этот приступ? Или о нём только РАССКАЗАЛИ, а в реальности происходило что-то другое? Я лично не знаю, поскольку обе комиссии по расследованию давали не совпадающие данные. Когда-то (ещё в армии) попалось мне одно исследование именно Угличского дела, вернее. не столько исследование, сколько описание по РАЗНЫМ источникам - в научно-популярной форме. К сожалению, сейчас ни автора, ни названия не припомню, увы. Однако вывод примерно такой: производивший следствие князь Василий Иванович Шуйский, ставший впоследствии - после убийства "Лжедмитрия 1" царем, дважды отрекался от тех выводов, которые сделало следствие под его руководством, и дважды обличал самого себя в неправильном производстве этого следствия. Первый раз он признал "Лжедмитрия 1" настоящим Дмитрием, тем самым перечеркнув даже сам факт смерти царевича, в другой раз, уже свергнув и уничтожиив названого Дмитрия, он заявлял, что настоящий Дмитрий был убит по повелению Бориса Годунова, а не убил сам себя в припадке падучей, как гласили выводы следственного дела. Думается, что Шуйский знал истину лучше, чем кто бы то ни было, но какое из трех его показаний - правда, а какие два - ложь?

[Краском]

Ещё немного написалось...

Принцип заряжания дульнозарядного оружия я для себя уже уяснил, наблюдая «экзерции» с пищалями. Единственная разница была в том, что пистоль оказался кремнёвым, так что не было необходимости возиться с тлеющим фитилём. По габаритам и весу оружие здорово походило на обрезы трёхлинеек, которых после Гражданской у нас в селе было огромное количество: практически у каждого мужика на подворье был запрятан такой «коротыш», а то и не один. Как власть не боролась с этим, всё равно всё изъять так и не смогла до следующей большой войны. Конечно, те обрезы превосходили пистоль в скорости перезаряжания, тем не менее иметь при себе что-то убойное, помимо плохонькой стрелецкой сабли, мне было спокойнее.
На некоторое время меня посетила мысль предложить пленным мятежникам присоединиться к отряду, так сказать, «искупить вину кровью». Однако вовремя сообразил, что шесть «штрафников» на девять наших, включая меня самого и только что присоединившегося шляхтича – это слишком рискованный процент. Дать им оружие не трудно, благо его в часовне набралась целая груда – есть с чего выбирать. И даже клятву верности с них можно стребовать. Но вот сдержат ли они эту клятву или при первой же опасности сбегут? А может, ударят в спину моим стрельцам? Нет уж, пусть пока посидят, подумают над своим поведением. А когда ситуация успокоится – тогда-то «суд разберется, кто из вас «холоп»!»…
Покинув место боя, стрельцы во главе со мной продолжили свой «анабасис» по Замоскворечью. Минут через сорок мы миновали, судя по разговорам моих ребят церковь Параскевы Пятницы и по достаточно широкой и прямой улице добрались, наконец, до Стрелецкой слободки, за которыми на взгорке темнели стены деревянной крепости – Скородома.
Улица и переулки были перекрыты укреплёнными на повозках передвижными стенками «гуляй-города», за которыми находились готовые к сопротивлению караулы. Слухи о происходящих в Москве погромах иноземцев успели достичь ушей здешних стрельцов, но, поскольку никаких команд от вышестоящего начальства не поступало, стрелецкие головы – «на наши деньги» командиры полков – видимо, помня извечную армейскую мудрость о том, что именно инициатива делает с инициаторами, ограничились организацией обороны собственного пункта постоянной дислокации. Отчего-то вспомнились телесюжеты о подобном же поведении бравых украинских вояк во время крымских событий 2014 года.
Это вы, ребята, зря… Сидение ровно на собственной заднице для командира противопоказано. Вон, генерал Павлов до 22 июня досиделся – и чем это для него закончилось? И если б только для него, а так – для всей державы! Не зря Энгельс говорил: «оборона есть смерть всякого вооруженного восстания; при обороне оно гибнет, раньше еще чем померилось силами с неприятелем. Надо захватить противника врасплох, пока его войска еще разрознены; надо ежедневно добиваться новых, хотя бы и небольших, успехов; надо удерживать моральный перевес, который дало тебе первое успешное движение восстающих; надо привлекать к себе те колеблющиеся элементы, которые всегда идут за более сильным и всегда становятся на более надежную сторону; надо принудить неприятеля к отступлению, раньше чем он мог собрать свои войска против тебя». Надо же: ещё на истмате учил, а до сих пор помню! И хотя сейчас восстание устроили Шуйские, но это правило действует как для революции, так и для контрреволюции. Так что побудем немного контрреволюционерами.
Задержались на этом прообразе КПП мы недолго, только дав караулу возможность погнать посыльного к местному командованию. Ребята мои, увидев, что нежданного нападения на их семьи, которым угрожали давешние мятежники в Кремле, не предвидится, заметно повеселели.

[Цоккер]

Как власть не боролась с этим, всё равно всё изъять так и не смогла

Как власть ни боролась