Услышав новость, командир танкового разведбата презрительно покосился на пехотинцев, слезно умоляющих артиллеристов взять их допгрузом в грузовики и громогласно заявил, что два десятка миль для его машин не расстояние, и что нынче же вечером танки будут на передовой и покажут гуннам*(презрительное прозвище нацистов), как нужно загружать базы*(бейсбольный слэнг - выиграть период игры). Представитель советского командования скептически осмотрел легкие, чем-то напоминающие БТ-7, «Куантрилы» и категоричным тоном приказал вычеркнуть танки разведбата из первой очереди развертывания.
По мере того, как переводчик перетолмачивал слова краскома, лицо танкиста багровело от гнева. А когда командир разведбата разразился возмущенной скороговоркой, русский окинул его сочувствующим взглядом, посоветовал запасаться лапником и ушел обсуждать первоочередные задачи с пехотинцами.
Выясняя, какой ещё чертовщиной ему надо разжиться, танкист затерроризировал и без того задёрганного переводчика. Штабной бедолага сначала предположил, что русский начальник посоветовал танкисту раздобыть русские народные мокасины – лапти, чтоб тот мог передвигаться бесшумно, но данная гипотеза разведчика почему-то не устроила. Тогда переводчик вызнал у русских, что таинственный лапник это всего-навсего нижние ветки елей и прочих пихт и поделился знанием с танкистом. Американец презрительно фыркнул, что маскировка на марше ему не нужна и что его танки так быстро домчатся до передовой, что ни один гад из люфтваффе не успеет их засечь. Переводчик устало отмахнулся, мол, решать вам, сэр, капитан, сэр, и побыстрее смылся подальше от назойливого лингвиста-любителя, потому как забот и без амбициозных придурков навалом.
Всю глубину мысли и пользу данного русским совета, капитан оценил тремя часами позже, сидя на башне безрезультатно буксующего в грязи танчика и наблюдая за красноармейцами. Те привычно кидали охапки ветвей под колеса застрявшим машинам, а после, с жутким рёвом: «ы-ы-ы-ррраз!!!! и дыва, и, на хрен, взяаа-а-ли!» руками выдергивали тяжеленные грузовики из непроходимого болота, которое сами почему-то называли дорогой. И добавляли что сейчас, в ноябре, это еще ничего, а вот, давеча, в октябре, вот тогда, действительно, - у-у-у-у!..
Когда, после пяти бесплодных попыток выдернуть увязшую командирскую машину силами батальона, все тросы полопались к черту, русские вытянули его танк на сухое место, надавали кучу ценных, но из-за отсутствия переводчика, непонятных советов, и пошагали куда-то вперед.
Американские пехотинцы, стараясь двигаться след в след по утоптанной русскими ротами тропке, ехидно косились на понурых танкистов и язвительно констатировали, что рассчитывать на бьющего-бегущего*(batter-runner, атакующий игрок, бейсбол) смысла нет и надо самим срочно переквалифицироваться в питчеры (от англ. pitch — подача), а не то гунны быстро устроят всем гранд-аут.
Окончательно удостоверившись, что самостоятельно дойти до передовой «Куантрилы» не в силах, вечером того же дня разведбат приполз назад к станции. Пока танкисты пытались привести машины и себя в порядок, капитан отыскал переводчика и, игнорируя маску тоскливой обреченности на лице полиглота, заставил последнего разыскать того умного аборигена. Уорент-офицер понятливо кинул и испарился в неизвестном направлении.
Примерно через час, когда командир разведбата решал дилемму: отдать переводчика под трибунал за неисполнение приказа или просто пристрелить паршивца где-нибудь в кустах, драгоман вдруг материализовался вместе давешним русским.
Запихав раздражение поглубже, танкист самым искренним тоном принес коменданту свои извинения и горячо поблагодарил за совет. Краском устало прикрыл глаза, мол извинения приняты и, буркнув в полголоса: «Здесь вам не Невада, здесь климат иной…», машинально развернулся через левое плечо и попытался уйти. Капитан ухватил русского за рукав шинели и максимально вежливо поинтересовался, когда его батальон сможет попасть на передовую. Комендант окинул танкиста усталым взглядом воспаленных глаз, отмахнулся «не торопись - сгореть успеешь» и вновь попытался убрести куда-то прочь. Американец решил было возмутиться пренебрежительной манерой общения, но вовремя сообразил, что у вымотанного в ноль русского ни на что другое сил просто нет, еще раз повторил вопрос, перенасытив речь всеми известными ему вежливыми оборотами. Переводчик машинально начал пересказывать выспреннюю речь, но запутавшись в многочисленных «не будет ли любезен, многоуважаемый джинн, тьфу ты, господин майор…» сбился и перевел только суть вопроса.
Краском неопределенно пожал плечами, в очередной раз буркнул, что возможных вариантов всего три: либо танкетки разведбата потащат русские тягачи или американские тяжелые танки, либо вдарит мороз и скует грязь, либо будет чудо Господне. После чего, ставя окончательную точку в разговоре, демонстративно четко откозырял и, не обращая внимания на приглашение поужинать с танкистами, упрямо побрел к станционным зданиям.
На передовую танковый разведбат попал через двое суток. Русский комендант, как всегда, оказался прав: на следующий день на станцию прибыл эшелон с батальоном тяжелых танков «Джексон». Русские с любопытством рассматривали массивные «Стоунволы»*(stonewall – каменная стена, англ.), уважительно хлопали по непривычной выпуклой башне и увлеченно гадали, насколько хороши броня и пушка калибром семьдесят пять миллиметров.
После недолгих, но весьма бурных дебатов, «Джексоны» взяли «Куантриллы» на буксир и, под язвительные хохоток пехоты: «Детский сад на прогулку пошел!», потелепались к линии фронта. За двадцать миль пути командир разведбата раз пять поблагодарил Господа Бога и неизвестных ему рабочих за крепость жесткой сцепки и три раза - русских летчиков. Если бы не мастерство красных пилотов, прикрывавших медлительную колонну с воздуха, гунны раздолбали бы американскую технику в хлам и башенные «Браунинги» пятидесятого калибра никого б не спасли.
К тому моменту, когда колонна дотащилась до Смоленска-Сортировочной, необходимость в воздушном прикрытии отпала – за время марша танки превратились в комки грязи и полностью слились с окружающей средой, так что с воздуха их опознал бы только волшебник. И то – очень глазастый. На той же Сортировочной танкисты выяснили, что позиции сводного полка армии КША находятся в селе Владимирское и до него еще переть и переть. Дозаправив машины, танкисты решили от грязевой маскировки пока не избавляться - многосантиметровая липкая корка на броне либо от цепкого взора нацистского летчика убережет, либо от бомбардировки, ибо любая бомба просто утонет в грязевом наросте.
Едва колонна вошла во Владимировку, как нагрянули три офицера из комендантской роты и адъютант командира сводного полка. Комендачи, то ли как заботливые няньки, то ли как скуповатые, опасающиеся чтоб гости чего не спёрли, хозяева, развели танки по позициям, а адъютант отконвоировал обоих комбатов в расположение штаба. Полковник Тэд Крачевски принял танкистов радушно и, после непродолжительного ритуала знакомства, сразу перешел на деловой тон. Инструктируя пополнение, комполка мимоходом поинтересовался, как господа офицеры относятся к «зеленому змию». Танкисты заверили командира, что чрезмерное потребление не приветствуют, но и абстинентами не являются.
Полковник тут же пригласил обоих на ужин и потер ладони с предвкушающим азартом. Двумя днями ранее позиции полка навестил русский майор Шмулович и подарил командиру полугаллонную*(галлон = 4,546 л.) бутыль элитной водки «Pervach», а взамен попросил о сущем пустяке – одолжить на один день два полковых бензовоза. Машины майор пока не вернул, но это, скорее всего, из-за распутицы.