Из европейских газет:
«Неожиданные сложности испытывает британская эскадра, блокирующая выход из Финского залива (для американских читателей уточняем – если смотреть по карте, это такая длинная голубая фигня на востоке Балтийского моря). В начале операции один из крейсеров Его величества перехватил шхуну, шедшую из Риги в Петербург с грузом рыбных консервов местного производства.
По недосмотру ветеринарного врача эскадры трофейные консервы включили в рацион нижних чинов и корабельных кошек. Нижние чины отделались длительным расстройством желудков, а несчастные животные в первое время с аппетитом поедавшие мелкую рыбёшку из плоских жестянок все без исключения заболели и погибли. В качестве возможной причины учёные-биологи называют повышенное содержание в консервах бензопирена.
Расплодившиеся на эскадре крысы нанесли значительный ущерб её продовольственным запасам. На ряде кораблей и судов перестали готовить пудинг. Во избежание волнений в экипажах срочно высланы транспортные суда с новыми котами и продовольствием . В настоящее время среди подданных Его Величества Эдуарда IIV начата подписная компания по сбору средств для установки памятника доблестным животным, отдавшим жизни за торжество справедливости и демократию во всём мире».
« Неожиданная эпидемия поразила офицерский состав британского азиатского экспедиционного корпуса. Сотни смертей молодых, здоровых мужчин из лучших семей королевства врачи объясняют сексуальным переутомлением. Командование не исключает диверсию русских. Прибывающих на пополнение офицеры предупреждают о возможной опасности, однако, несмотря на принятые меры количество необъяснимых смертей увеличивается по экспоненте. Кто сможет противодействовать новой угрозе? Молодые британки десятками записываются в добровольное общество спасения генофонда, первые сто сестёр специального милосердия на быстроходном крейсере отплывают из Ливерпуля в ближайшую пятницу».
***
Их встреча выглядела случайной. У обоих напряжённый рабочий график, расписанный до секунды, все двадцать шесть часов, и так каждые сутки. Они остановились на неосвещённом участке длинного коридора. Он сделал вид, что завязывает шнурки, она повернулась к занавешенному шторами окну, поправляя причёску.
– Зачем вы просили о внеплановой встрече? – сквозь шпильки в зубах спросила она.
– Для вас есть ответственное поручение, – подтягивая голенища щегольских сапог, негромко обронил он.
– Операция «Слеза комсомолки» входит в решающую фазу…
– Там найдётся, кому вас заменить. Новое дело я не могу доверить никому другому, товарищ.
– Я готова, – сказала она, вставив последнюю шпильку в пышную копну из локонов и чего-то там ещё, возвышающуюся у неё над головой.
– Тогда через пять минут у меня в кабинете, Николай там уже на дерьмо исходит. До скорой встречи, госпожа комендантша.
Ну да, а вы что думали? Форму, её поддерживать нужно. Мало ли что, вдруг завтра на нелегальное положение переходить придётся?
***
Из бухты Мазампо выходили вечером. Сначала снялись и потянулись к выходу небольшие, низкотрубные «Новик» и «Боярин». За ними, глубоко осев в воду под тяжестью принятого груза, начали разворачиваться на рейде «Варяг», «Аскольд» и «Богатырь». Пыхтя и отчаянно дымя, портовые буксиры тащили главную ударную силу первого отряда бронепалубных крейсеров Тихоокеанского флота. Наконец вскипела вода под винтами, двинулись, постепенно ускоряясь, едва различимые в ночи берега. Пошли.
Никаких оркестров, никакой иллюминации. Не открывали прожектора, не прощались. Исчезли по-английски. Вот только что, всего каких-то полчаса назад стояли на своих местах немаленькие корабли, и нет их, даже следа на воде не осталось.
А флот сделал вид, что ничего не случилось. Нет? Значит, и не было. Уходили? Не видели, извините.
Только под утро скользнул на рейд низкий и длинный силуэт миноносца «Страшный», и в Артур ушла короткая телеграмма: «проливы спокойно зпт без контактов тчк».
Наместник прочёл телеграмму, чиркнул спичкой и поджёг бланк. Дождался, пока бумага разгорится и уронил в стоящую на столе бронзовую пепельницу. Эпоха Хань или Сунь, надо у Николая спросить, он, вроде, разбирается, Заодно объяснит, на кой чёрт некурящим древним китайцам нужна была пепельница.
– Запийсало!
–Я, – материализовался в кабинете адъютант.
Наместник уселся в кресло и потянулся, широко разведя руки в стороны. В кабинете раздался отчётливый хруст суставов.
– Подай альбом с секретными фотографиями, хочу проанализировать.
Запийсало радостно осклабился:
– Той, шо «Слеза косоломки»?
– Той, той. Смотри, Тарас, договоришься ты у меня! – грозно насупил брови наместник.
– Та я мигом, Ваше высоко… – Запийсало исчез раньше, чем договорил.
– Ось. Самые захватывающие, чи то компроментирующие материалы. Сам выбырав.
– То-то же. Иди. Меня ни для кого нет… – наместник бросает взгляд на стоящие в углу кабинета солнечные часы, – Полтора часа. Понял?
– Так точно! – вытягивается по стойке «смирно» адъютант и исчезает из кабинета.
Александр достаёт из кармана френча ключ, отпирает кодовый амбарный замок, откладывает его в сторону и переворачивает первую страницу, окидывая взглядом наклеенные фотографии.
– Чёрно-белые, прошлый век, – недовольно морщится он и приступает к вдумчивому анализу материалов.
– Однако! – удивлённо дёргает он головой, рассматривая особенно причудливый компромат. – И как это они ухитрились?
Margarita Zanudene aka Максимка
Мой ресторанчик давно не стоит на берегу моря, и в его панорамных больше не отражается бесконечная вереница спешащих убиться о берег волн. Перетащили. Вокруг шумят сосны, вперегонки карабкающиеся на стены ущелья. Говорят, здесь нашему «штабу» ничего не грозит при обстреле с моря. Снаряды будут пролетать над крышей, снимая шляпы и раскланиваясь:
– Какая встреча! Извините, не могу задержаться, спешу! Дела, сами понимаете, дела…
Чуть в стороне, отвернув фасады от легкомысленного стеклянного павильончика, стоят магазины Крестовского – впрочем, оружия там теперь нет, осталось только немного одежды. Все эти автоматы и пулемёты сейчас очень важные особы, вечно в хлопотах, вечно в делах. Их просто на руках носят.
Журчит по ущелью ручей. В Литве его наверняка величали бы речкой. Где-то ниже по течению стоит плотина, оттуда недавно протянули линию и теперь у нас есть электричество. Не всегда, но большую часть времени. Пленный генератор не хочет работать на врагов, и часто ломается, но его каждый раз пинками снова заставляют вертеться.
У меня теперь работают котлы и холодильники, печки и кофе-машина. Но я всё равно готовлю кофе в песке. Медные джезвы ерзают в горячем песке точно так же, как усаживающиеся на гнездо куры.
А ещё работает музыкальный центр. В нём нет дисков, все записи оцифрованы и затолканы в электронную память, но музыка не обижается, и в павильончике постоянно что-то бренчит, звенит и барабанит. Михаил поделился своими записями, и теперь вперемешку с литовской и российской попсой играет что-то американское, вроде народной, такое, знаете, с банджо и губной гармоникой.
Сегодня у нас на ужин тушёные бобы с медвежатиной. Характер у бобов неважный, поэтому они на противне шкворчат и от злости брызгают маслом. Для того, чтобы их помешать нам приходится ловко изворачиваться. Наверное, со стороны это похоже не странный танец. На него с удовольствием поглядывают сидящие за столиками парни. Как-то так сложилось, что в моей стекляшке собираются в свободное время все, кто не очень занят или может писать и считать прямо за столиками.
Очередное бумс-бумс заканчивается, музыкальный центр на секунду задумывается и вдруг… под старый, давно забытый шорох из колонок доносится старинная, знакомая, но сто лет не слышанная мелодия. Под гитарный ритм сплетаются голоса саксофона и аккордеона, в их дуэт вплетаются рояль и какие-то духовые инструменты … Фокстрот, наверное, ещё довоенный. Боже, как это называется? Что-то про май, кажется… Не помню. Щемящая мелодия отчего-то цепляет за душу. Хочется плакать. Отзвучали последние аккорды, и вместе с тишиной приходит ощущение какой-то неясной, непонятной потери, такая чистая-чистая грусть безо всякой причины. Краем глаза вижу, что подняли головы и замерли все. Как красивы они в этот момент!
Потом в колонках крякнуло, стукнуло, раздаётся вой электрогитары, вдребезги разбивая повисшее в ресторанчике хрустальное настроение.
Парни опомнились и почему-то начинают расходиться. На противне зашипело, и я принимаюсь за свои танцы с лопаткой.
Что мне мешает подойти к центру и снова запустить ту мелодию? Не знаю…