Экипаж легкого танка

[Владимир Тимофеев]

---
Небольшой закуток, в котором они очутились через полминуты, чистотой не блистал. Впрочем, он был вовсе не грязным - просто весьма и весьма захламленным. Даже на первый взгляд. Заваленные бумагой и коробками стеллажи, какие-то выстроившиеся вдоль стен то ли баки, то ли бочки, вешалка с отломленными рожками, пара потертых стульев, ободранный табурет, монументальный, занимающий почти полкомнаты стол и непонятные приборы на нем – в общем, классический «бардак на флоте». «Порядок в танковых войсках» наблюдался только возле окна, где на полке хранилось нечто напоминающее набор химических реактивов, и чуть дальше, в районе вытяжного шкафа и умывальника.
- Н-да, беспорядочек, - поморщилась Леся, окинув взглядом помещение, а затем обернулась к сержанту и с виноватым видом пояснила. – Извини, Жень, всё времени нет прибраться. То одно, то другое.
Винарский в ответ лишь философски пожал плечами:
- Бывает.
- Ладно. Всё фигня. Сейчас… сейчас… где оно там лежало? Ага, вот.
Девушка выкатила из-под стола тумбочку и выудила из нижнего ящика какой-то похожий на сплюснутый бинокль аппарат, опутанный кожаной «сбруей».
- Переносной тепловизор, - гордо сообщила она недоумевающему танкисту. – Сама из «циклоновских» матриц собирала. Крепится на голову.
- А-а… зачем?
- Что зачем? Зачем на голову крепится?
- Ну да. И вообще.
- Хм. Если вообще, то нам он необходим для ведения боевых действий в условиях пониженной освещенности. А на голову - чтобы руки были свободными. Понятно?
- Понятно, не дурак, - почесал в затылке сержант.
- Ну а раз не дурак, давай примеряй обновку, - подмигнула Леся танкисту, протягивая ему хитрый «бинокль».
Взяв прибор, Евгений попытался пристроить его себе на голову. Однако, увы, первая попытка успехом не увенчалась – защелки не защелкивались, зажимы не зажимались, ремешки постоянно путались и соскальзывали. Вторая попытка оказалась более удачной, но не намного – лейтенант Клёнова лишь ехидно прищурилась, глядя на скособоченную физиономию сержанта, одной рукой поддерживающего «окуляры», а другой разминающего ухо, случайно защемленное одним из замков-зажимов.
- Ладно уж, давай помогу, - произнесла Леся, подойдя почти вплотную к танкисту. – Смотри, как надо.
Приподнявшись на цыпочки, она принялась аккуратно поправлять перекрученные ремни. От прикосновений девичьих пальцев сержанта бросало то в жар, то в холод. А еще ему сильно захотелось чихнуть. Девушку Евгений не видел – глаза были закрыты чудо-очками – но близость ее ощущал всеми оставшимися чувствами. По дыханию у щеки, по щекочущим шею прядкам, по запаху, такому невообразимому здесь запаху ландышей, по легким, почти незаметным касаниям рук, ног, плеч…
- Кажется, всё, - тихо пробормотала красавица, отступая, наконец, от танкиста. – Можно включать.
И, не дожидаясь реакции, сама протянула руку и передвинула микрорычажок на корпусе.
Спустя пару секунд мир стал серым. Почти таким же как «в танке», но более… «настоящим». Сержант покрутил головой, приспосабливаясь к необычному восприятию, а потом перевел взгляд на Лесю.
- Ты… вся такая яркая. Как… луна.
- Это потому что теплая, - засмеялась девушка. – На моем месте тебе любая луной покажется.
- Луна на небе одна! Как и ты! - неожиданно для себя отчеканил танкист.
---
Даже в негативе тепловизора было заметно, что лейтенант Клёнова смущена. И не просто смущена - растеряна. Или даже испугана. Неловко переступив с ноги на ногу, она зачем-то поправила берет, потом косу, тронула себя за...
- Я сейчас. Тут у меня еще… это… сейчас…
После этих слов Леся вдруг попятилась, словно бы желая оказаться как можно дальше от сержанта, а затем, дернув плечом, резко развернулась и бросилась к стеллажам. То ли делая вид, что ей надо срочно отыскать что-то очень важное и очень нужное, то ли так оно всё и было на самом деле.
- Я сейчас, - повторила она еще раз, шаря глазами по верхним полкам. – Сейчас. Найду.
Евгений снял тепловизор, положил на стол и, прищурившись, посмотрел на девушку. Девушку, которая больше не казалась ему хитрой язвой с повадками начинающего особиста. Сейчас он видел перед собой всего лишь девчонку. Немного растерянную, чем-то сильно напуганную, ослепительно красивую и очень, очень одинокую. А еще сержант не понимал, чего или кого она так боится. Ведь не его же, ей богу.
- Я помогу.
Подхватив табурет, он подошел к Лесе, поставил «ящик с ножками» перед стеллажом, а потом... Девушка вздрогнула, когда руки танкиста легли ей на талию - будто и впрямь от бойца Красной Армии исходила некая скрытая до поры угроза.
Однако ничего страшного не произошло. Сержант просто приподнял ее - легко, почти как пушинку - и водрузил на «стремянку».
- Не бойся, я держу, - улыбнулся Евгений.
- Я не боюсь, - прошептала Леся с непонятной дрожью в голосе.
Впрочем, дрожал не только голос – дрожало, похоже, всё тело.
- Вот. Нашла, - с нескрываемым облегчением произнесла девушка секунд через пять.
Стащив с самого верха какой-то объемный и, кажется, тяжелый пакет, она повернулась к бойцу.
- Вот.
Танкист усмехнулся, перехватил одной рукой увесистую «сумку», а второй помог Лесе спуститься.
- Что это?
- Бронежилет, - ответила девушка.
- Хм. Броня, значит. Как у танка, - констатировал сержант, вскрывая пакет.
- Нет-нет, не как у танка, - быстро заговорила Леся, зачем-то пряча глаза. - Он облегченный, второго класса защиты, от пистолета, осколков и…
- И?
- У нас он единственный, - виновато потупилась девушка.
- Единственный?
- Да, других нет, - уже совсем тихо подтвердила красавица, теребя косу и едва ли не плача.
- Ясно, - вздохнул танкист и, решив пока не обращать внимания на странности в поведении лейтенанта Клёновой, деловито поинтересовался. - Как пользоваться, покажешь?
- Покажу, - ответила девушка, всё так же не поднимая глаз. - Голову наклони… пожалуйста.
Спустя пять-семь секунд она набросила жилет на сержанта и принялась подгонять запАх, для чего им обоим пришлось чуть ли не обняться. Хотя, возможно, это произошло совершенно случайно.
---
Кто-то случайно переступил с ноги на ногу, кто-то случайно качнулся, кто-то кого-то слегка и опять же совершенно случайно придержал за талию. Кто-то поднял глаза, кто-то опустил, после чего… Два взгляда неожиданно встретились. Неожиданно, внезапно, случайно. Встретились и…
Пропахший гарью и порохом танкист попросту утонул в широко распахнутых глазах красавицы. А она… замерев на миг, она вдруг рванулась вперед, прижавшись всем телом к бойцу, судорожно обхватив руками, впившись губами в такие же, горячие, раскрытые в ответном порыве. И словно бы рухнули все плотины, не сумев сдержать могучий и бурный поток чувств, что кипели водоворотами в душах двух людей, разделенных доселе непреодолимой стеной. Стеной в семьдесят лет. Одного мужчины и одной женщины, нашедших, наконец, свои половинки в безумном вихре времен. И соединенных вместе простым человеческим чувством. Тем, что бывает лишь с первого взгляда, с первого удара сердца.
И всё вдруг стало абсолютно не важно. Для обоих. Парень и девушка буквально вцепились друг в друга, не в силах оторваться. А потом…
Полетела на пол непонятно каким образом сорванная одежда. И так же, непонятно как, на полу очутились двое, сплетенные в единое целое. Очутились непонятно как, но умудрившись при этом свалить целую кипу бумаги вместе с тумбочкой, обрушить с грохотом два высоких стальных агрегата на тонких ножках и чуть было не перевернуть тяжелый стол вместе со всеми приборами. А одиноко стоящая вешалка о четырех рожках так же одиноко то ли улетела, то ли укатилась к противоположной стене, зацепив по дороге оба стула и табурет впридачу.
Сколько времени длилось безумие, Евгений понять так и не смог. Час, два или всего лишь минуту. Ему было плевать. Главное, что очнулся он в объятиях красивейшей из всех женщин мира. Самой лучшей, самой желанной, самой… единственной.
Девушка лежала рядом, прижавшись всем телом к бойцу, нежась в ласковой истоме, слегка подрагивая, поглаживая прохладными пальцами грудь танкиста. Правой ладошкой она вцепилась в руку сержанта, словно бы не желая отпускать его от себя, стараясь навеки продлить короткое мгновение близости. Разметавшиеся волосы красавицы щекотали нос, вызывая непреодолимое желание чихнуть, но Евгений не то что чихнуть, он даже шевельнуться боялся, упиваясь восторгом и счастьем, подаренными ему своей единственной и ненаглядной. Лишь секунд через десять сержант все же нашел в себе силы чуть повернуть голову. Но лишь для того, чтобы снова утонуть. Утонуть в небесно-голубом колодце смеющихся глаз. Любящих глаз. И всё началось по новой, точнее, продолжилось, взорвалось в безудержном вихре заново разбуженной страсти. Яростной, бешеной и, кажется, нескончаемой…
…Однако любые мгновения, даже самые радостные, не могут длиться вечно. Вот и сейчас, после всего, потершись носом о нос пребывающего в полной прострации парня и нежно погладив его по щеке, девушка изящно изогнулась, вытягиваясь всем телом, будто бы сбрасывая напряжение, а затем одним движением перетекла вверх, поднимаясь на ноги, вновь демонстрируя свою потрясающую фигуру ошеломленному сержанту. А он… он смог лишь восхищенно охнуть, сбивая дыхание, наслаждаясь зрелищем, глядя, как красавица, его красавица, упругой походкой идет к окну, несколько раз проводит по стеклу пальцем, будто рисуя что-то, а затем начинает осторожно собирать струящийся по гибкой спине водопад волос, вновь превращая его в золотисто-роскошную косу до пояса.
«И когда она только успела? Распустить их? Вот хоть убей, не помню. Хотя… я ведь и про себя не помню, как голышом оказался», - улыбнувшись собственным мыслям, танкист осмотрелся. – «Ох, ну ни хрена себе мы тут разгром учинили! Будто танковая бригада прошла». Неуклюже поднявшись, он пошарил вокруг, с большим трудом отыскивая и выуживая из вороха бумаг, перевернутых стульев и кучи разбитых приборов отдельные предметы униформы. Найдя и надев выцветшую гимнастерку и напялив поверх нее замызганный комбинезон, заглянул под стол, поморщился, вытащив оттуда и рассмотрев как следует свою истертую рыжей пылью обувку. «Блин, стыдно-то как. И чего она во мне нашла, в дураке таком?». Искоса глянул на Лесю. Дыхание снова перехватило. Девушка стояла спиной к узкому, зарешеченному толстыми прутьями окну, опираясь руками о подоконник. В ореоле солнечного света, совершенно не стесняясь собственной наготы, прикрытой лишь заплетенной уже косой. Стояла и загадочно улыбалась.
Сержант натянул сапоги, выпрямился, нацепил кожаное снаряжение и, оправив складки на мешковато сидящем комбинезоне, виновато развел руками, неожиданно застеснявшись своего весьма затрапезного вида. И, словно бы прочитав мысли бойца, Елена прыснула в кулачок, оглядев с ног до головы смущенного кавалера:
- Ну и грязнуля же ты, сержант. Поросенок прямо.
- Да я… это… я, - промямлил Евгений, растерянно озираясь в поисках, чем бы протереть закопченную физиономию.
- Вон умывальник, горе ты мое луковое, - Леся указала рукой на скрытую высоким шкафом раковину с блестящим смесителем, а затем, тяжко вздохнув, пошла собирать собственную раскиданную по полу одежду.
Сгорая от стыда, сержант подошел к умывальнику и заглянул в висящее над ним зеркало. «Ну и рожа, блин! Краше только в гроб кладут». Разобравшись по-быстрому с капризной сантехникой будущего и включив, наконец, воду, Евгений подставил разгоряченные руки под бьющую из крана струю, а потом принялся ожесточенно растирать лицо шершавыми ладонями и найденным рядом куском душистого мыла.
Процесс помывки занял почти минуту. Когда сержант закончил умываться и потянулся к висящему на стене полотенцу, сзади неслышно подошла уже одетая Леся. Подошла, обхватила сержанта за пояс, положив голову на плечо, прижавшись щекой к щеке. Секунд десять они просто молча стояли, вглядываясь в собственное отражение, замерев и будто стараясь запомнить друг друга. Каждого по отдельности и обоих вместе, словно бы запечатленных на старой фотографии, спрятанной за темным, подернутым дымкой, помутневшим от времени стеклом. А затем… затем у Евгения защипало в глазах, и, стряхивая наваждение, он развернулся, прижимая к себе девушку, лихорадочно шепча ей на ухо:
- Ты… прости меня, Леся. Я… я не хотел. Оно как-то… само собой всё вышло… Я…
Но та неожиданно отстранилась и, положив пальчик на губы сержанту, так же тихо ответила:
- Нет, Женя. Не само собой. Так и должно было быть. Так правильно. Я сама этого хотела. И… я ни о чём не жалею. Ни о чём… И… вот еще.
Вытащив из кармана сложенный в несколько раз обрывок газетного листа, она протянула его бойцу. Танкист взял листок, попытался развернуть, но девушка остановила его, тронув за руку.
- Нет. Не надо. Здесь не читай. После боя прочитаешь, если конечно…
- Если вернусь, - грустно закончил сержант.
Леся посмотрела танкисту в глаза и, помолчав секунду, едва слышно произнесла:
- Ты, главное, вернись, Женя. Главное… вернись.
Не отрывая взгляда от бойца, она мягко подтолкнула его к двери, потом отступила на шаг, потом еще, и еще. А затем, развернувшись, скрывая выступившие в глазах слезы, отошла к окну, уткнулась лбом в стекло и тихо, почти беззвучно зарыдала, сотрясаясь всем телом, не обращая никакого внимания на текущие по щекам горькие соленые капли…
Потрясенный сержант растерянно смотрел на дрожащую спину девушки, не зная как поступить, то ли снова рвануться к ней, защитить, успокоить, то ли… Но потом, спустя несколько долгих, мучительно долгих мгновений он, кажется, понял, что она хотела сказать ему, что хотела сделать, что сделала и что навсегда теперь останется между ними. Навечно. Качнув головой, он молча повернулся к двери, пересек комнату и вышел. Просто вышел. Закрыв за собой дверь. Успев ухватить лишь последнюю мысль, мелькнувшую в дурной голове: «Черт! А ведь я у нее, кажется… первый…».
---
Когда Винарский вернулся к танку, выяснилось, что снаряды в боевое отделение Марик и Гриша уже загрузили. Без него, не дожидаясь команды. Вообще-то, по мысли сержанта, следовало еще раз всё самому пощупать-проверить, но, глянув на отлепившихся от машины и попытавшихся принять уставную стойку бойцов, лишь устало мотнул головой – мол, не до вас сейчас. Красноармейцы против такого развития событий не возражали - облегченно выдохнув, они вновь прислонились к броне и продолжили прерванную появлением сержанта беседу.
Подошедший Барабаш, посмотрев на пустые руки командира, сперва хитро прищурился, а затем совершенно невинно поинтересовался:
- Ну и как оно?
- Чего оно? – не понял сержант.
- Это самое? – подмигнул мехвод, неопределенно покрутив пальцами.
- Иди к черту, Сима, - беззлобно отмахнулся Винарский и… покраснел.
- Ну вот и ладненько, - ухмыльнулся Макарыч, потом опять подмигнул и, ткнув командира в плечо, с довольным видом отошел в сторону, бубня себе под нос. – А чо? Девка она справная, он тоже, хм, мужчина видный...
- Шут гороховый, - пробурчал сквозь зубы сержант, отворачиваясь.
А еще через пару секунд до него дошло.
«Блин! Я же там бронежилет оставил и этот, как его, тепловизор».
Однако возвращаться назад было как-то неловко, и потому… «Ладно, обойдусь как-нибудь без жилета - в танке он всё равно не нужен. Так же, как и бинокль. Хотя… Блин, ну какой же я всё-таки козел! Хорошо хоть, парни оттуда раньше ушли. А то ведь у нас с Лесей там такой грохот стоял, когда мы… э-э… да уж, помог девушке... Помощничек, блин! Придурок! Идиот конченый! И как мне теперь ей в глаза смотреть, когда уходить будем!? Болван! Дубина! Жеребец долбанный!» - эпитетов для себя сержант не жалел, но, несмотря на злость и яростное самобичевание, всё равно раз за разом мысленно возвращался к тем волшебным минутам. Туда, где они вместе. Только он и она. Только она и он. Она – та, что убила его на всю жизнь. И он – дурак дураком, который должен уйти. Забыв ее, забыв навсегда. Там, за кромкой тумана.
«Черт! Черт! Черт! Отчего ж хреново-то так? Хоть волком вой…».
Невеселые думы танкиста прервал майор, появившийся из-за стеллажей в сопровождении Ольги, Антона и летчика.
- Всё, парни, - произнес Бойко, оглядев бойцов и машины. – Пора выдвигаться…

Постановка боевой задачи много времени не отняла - уже спустя пять минут трофейный «Гелендваген» и советский Т-70 с крестом на башне, намалеванным прямо поверх красной звезды (какая-никакая, а маскировка), выехали из ангара, а затем, преодолев длинный проулок, остановились на свободной от строений площадке. Довольно широкой, покрытой бетонными плитами, тянущейся в обе стороны метров на триста-четыреста.
- Вот отсюда тебе и взлетать, - пояснил майор сидящему на переднем сиденье лейтенанту. – «Як», конечно, не «Миль», но… Как? Сможешь?
- Смогу, - коротко ответил Микоян, окидывая взглядом «стартовую площадку».
- Ну что ж, тогда… Удачи!
Летчик молча кивнул и, выбравшись из авто, быстрым шагом направился обратно к ангару. А секунд через двадцать, когда лейтенант уже скрылся из вида, Бойко повернулся к расположившимся позади Барабашу и Кацнельсону:
- Все всё поняли? Повторять не надо?
- Поняли, - ответил за обоих Макарыч, - Сидим тихо и не отсвечиваем. Действуем исключительно по команде.
- Вот именно, только по команде, - подтвердил майор, включая передачу.
---
Внедорожник плавно стронулся с места и, набрав ход, неспешно покатил в сторону КПП. Танк двинулся следом, но… чуть погодя. Ведь, как ни крути, он всё же не легковушка, да и опыта сидящему за рычагами Синицыну пока еще явно не доставало. Однако отсутствие мастерства с лихвой компенсировалось руководящей и направляющей ролью сержанта: «легкий» командный рык, «нежный» пинок в спину и…
Заскрежетали фрикционы. Провернулись ведущие колеса, натягивая на стальные зубцы ленту соединенных в цепь траков. Танк дернулся, окутался облаком сизого выхлопа, перевалил через невысокий бордюр и, срезая угол, медленно пополз по газону вдогонку за автомобильным собратом. Пыхтя моторами, оставляя за собой две узкие дорожки взрыхленного дерна.
И никто, никто из отправляющихся в рейд бойцов, не расслышал среди шума и грохота стрекочущий гул мотоцикла. Впрочем, так же как и не увидел – в «семидесятке» зеркала заднего вида отсутствовали, а поднятая ею пыль почти полностью перекрывала обзор идущему впереди джипу.
Гонщица, сидящая за рулем байка, догонять машины не стала. Остановившись возле проулка и сняв защитную «сферу», девушка лишь слегка приподнялась над сиденьем, да так и застыла, провожая танк пронзительно-долгим, до боли щемящим взглядом.
И, словно почувствовав эту боль и тоску, бронированная машина вдруг резко затормозила, а над распахнувшимся башенным люком появилась голова в танковом шлеме. Высунувшийся по пояс сержант взмахнул рукой и крикнул, срывая связки. Громко, почти отчаянно. Перекрывая лязг гусениц и рев двигателей рванувшей вперед «семидесятки»:
- Я вернусь, Леся! Я верну-у-усь!

Евгений Винарский:
Нет, так нельзя. Нельзя, чтобы женщины шли в бой за своими мужчинами и вместо мужчин. Они не должны погибать, не должны брать в руки оружие и встречать врага на том рубеже, где не смогли выстоять их отцы, мужья, братья. Они должны жить. Жить и продолжать род. Любить и быть любимыми. Хранить тепло родного очага. Во все века, во все времена. Чтобы не закончилась и не прервалась жизнь на этой планете. А она не закончится. И не прервется. Никогда. Я это обещаю. Мы все это обещаем. Мы выстоим, и… мы вернемся. Туда, где нас ждут.
…Вот черт! Какая же она всё-таки…

Елена Клёнова:
Нет. Он не вернется. Я это чувствую. Знаю.
Но всё равно. Я буду ждать. Или хотя бы… надеяться.
А ты, сержант Винарский, только попробуй теперь не вернуться, как обещал! Только попробуй, Женя… Только попробуй…

Антон Фомин:
Башка болит. Наверно, анальгетики выдохлись, или чего там мне Олька вколола. Жаль, хотел вместе со всеми на операцию пойти, так не пустили, а потом наорали еще. А я ведь этих фашистов ненавижу так, что… даже… даже… зубами бы их грыз, если б мог. И всё равно – не взяли.
Зато у нас истребитель есть. Боевой и снаряженный под завязку. У бандитов, конечно, тоже авиация имеется. Но не такая. Несколько вертолетиков небольших, из гражданских переделанных. По пулемету на них поставили и радуются, думают, что короли воздуха. Фигушки. Мы тоже не лыком шиты, дельтапланы используем. Правда, больше для разведки и диверсий, но, в принципе, и так неплохо выходит. А им, видишь, лень конструировать. Впрочем, оно и понятно, горючки и патронов у фашей полно, губернатор с ними чуть ли не каждый день ручкается... И еще транспортник есть у гадов, иностранный - на Ми восьмой похож. Хотя берегут они его. Но, думаю, что сегодня и он проявится. И это хорошо. Можем одним разом всю их авиацию приземлить… Хотя, не будем пока загадывать, посмотрим…
А вообще, смешно. Смешно, что дядя Сережа гранатомет «забраковал» – сказал, что лишний, танка, мол, за глаза хватит. Зато патроны почти все повыгреб – нам с Ольгой всего-то по паре обойм и оставил. Да и те - россыпью. И опять сказал, что должно хватить. А вот почему, так и не объяснил.
Впрочем, ладно, пойду-ка я лучше посплю. А сеструха, коли ей делать не хрен, пусть себе с лейтенантом развлекается – учит, как правильно из гранатомета стрелять. Вот только никак не пойму, на кой черт она его уже битый час мучает. Он же летчик, ему этот РПГ нафиг не нужен… Хотя… сам «граник», может, и не нужен, зато училка… гы-гы-гы.
И Леся, кстати, опять куда-то пропала. Может, в Иловлю укатила, а может... Короче, не знаю. Вечно она шифруется – прямо Штирлиц в юбке…
В общем, тьфу на них на всех, спать пойду - время пока терпит…

[Владимир Тимофеев]

Часть 4. Неравный бой

Наш путь не кончается просто так,
Пока жив народ-победитель.
Поднимет голову старый враг -
Сойдет с пьедестала наш старый танк,
И взмоется ввысь истребитель.

(М.Кацнельсон. Из памятного )

18 сентября 2015г. Северная окраина Волгограда.

Угловатый немецкий внедорожник медленно выехал за ворота части и покатил в сторону Волгограда. Позади с удалением метров тридцать лязгал гусеницами Т-70 с бортовым номером «236».
…До точки предполагаемого рандеву с бандитами по прямой было около двадцати пяти километров. Телекамера, установленная на пятидесятиметровой высоте, могла, конечно, с учетом зуммирования, кое-что показать. Но получаемой с прибора картинки было явно недостаточно. Так, отдельные шевеления противника, передвижения больших групп людей и техники, ну или, например, повышенную активность в воздухе. Но не более того. Рассмотреть всё в подробностях не представлялось возможным – дымка на горизонте, деревья, дома и недостаточное видеоразрешение создавали серьезные проблемы для наблюдателя.
На рожон Бойко лезть не стал и потому повел маленькую механизированную группу не по прямой, а в обход, через городскую окраину, предполагая выйти на нужную дорогу уже за Городищем и Орловкой. К тому же, прикрываясь каменными строениями, можно было продвинуться достаточно далеко без опасения быть обнаруженными именно «фашами»: в Волгограде им сейчас делать нечего, а полицейские патрули вряд ли будут делится информацией с кем попало – ну разве что только по прямому приказу руководства.
Еще одной причиной для удлинения маршрута являлось то, что шоссе, ведущее к Городищенскому каналу с юга, вероятнее всего, не таило опасности. Ведь, по мнению майора, нападения со стороны города бандиты ожидать никак не могли…
Машины продвигались довольно медленно, осторожно объезжая проломы в асфальте и кучи мусора, наметенные ветром к автобусным остановкам и к брошенным прямо на дороге разнообразным транспортным средствам, от простых телег до многотонных фур. Сидящий на заднем сиденье Кацнельсон крутил головой во все стороны. Сильная тонировка боковых стекол обзору почти не мешала, и боец с интересом рассматривал улицу и окружающие ее строения. Изредка попадающие в поле зрения местные жители, в большинстве своем, старались побыстрее укрыться где-нибудь за домами, а если и мешкали, то лишь для того, чтобы «наградить» ненавидящим взглядом «украшенный» крестом танк, нагло ползущий по шоссе Авиаторов.
«Притормозили» колонну только один раз, на въезде в город, недалеко от международного аэропорта. Одетый в черную форму полицейский, заметив джип с пулеметом на крыше, вылез из чистенькой патрульной машины и, лениво махнув жезлом, вразвалочку подошел к остановившемуся внедорожнику. Самое смешное, документы у водителя «Гелендвагена» он даже проверять не стал, лишь поинтересовался очень скучным голосом, нет ли в салоне данного транспортного средства оружия и боеприпасов. Сергей Васильевич шутку оценил и потому, сунув несколько купюр в приоткрытое окно, посоветовал стражу порядка поискать оное в багажнике у танка. «Гаишник» совету не последовал, но деньги взял, разрешив тем самым все проблемы.
Столь легкий выход из щекотливой ситуации показался неискушенным в постсоветских реалиях красноармейцам настоящим чудом. Однако уже спустя пять минут, успокоенные майором («Обычное дело. Дурак, кто сейчас не берет»), бойцы снова прильнули к стеклам машины.
Грязные, изрезанные трещинами стены панельных многоэтажек, пустые окна, покрытые слоем серо-оранжевой пыли, и перекатывающиеся по земле клубки каких-то обрывков-ошметков резко контрастировали с густыми не успевшими еще пожелтеть кронами деревьев и разросшимся кустарником. Словно бы массовый уход горожан из каменных джунглей дал своебразный толчок превращению Волгограда если и не в город-сад, то, как минимум, в город-парк. Марик хотел было поинтересоваться у майора возможными причинами этого явления, но так и не решился, сообразив, что не стоит отвлекать его разной ерундой во время управления автомобилем.
Из установленного перед центральной консолью примитивного приемо-передатчика сквозь треск помех прорывались повторяющиеся звуки какого-то сигнала. «Фиють-фьють-фюить», и через пару секунд «фи-фи-та-та». Как несколько ранее пояснил Бойко, сигналы передавала одна местная радиостанция, обанкротившаяся и прекратившая вещание, но продолжающая работу в тестовом режиме откуда-то с южной окраины. По всей видимости, ее передатчик отключить попросту позабыли или не успели, а солнечные батареи на крыше еще не выработали свой ресурс и до сих пор снабжали электричеством оставшуюся без присмотра технику. Кстати говоря, подобный источник «дармовой» энергии (в дополнение к кабелю, подсоединенному «левым образом» к ближайшей пока еще действующей ЛЭП через сеть «чужих» РТП) стоял и в тайном убежище майора, но, как бы ни хотелось Кацнельсону и примкнувшему к нему Синицыну хоть одним глазком взглянуть на это чудо, сделать это им не позволили, пообещав, правда, показать и рассказать все позднее, после боя. Но Марик не унывал, ведь вокруг еще столько всего неведомого и непознанного, что, наверно, целой жизни не хватит, чтобы изучить эти чудеса. Чудеса оказавшегося не таким уж далеким будущего.
Тон сигналов из динамика на мгновение изменился. «Та-та, та, та-та», - пять коротких нот заставили майора остановить машину. Бойко посмотрел на часы и покачал головой, а затем, положив руку на ключ, отправил ответное послание «та, та, та-та», через несколько секунд получив назад еще одно «та-та». К передачам неизвестной станции все в округе привыкли, и потому ее частоту можно было иногда использовать для коротких сообщений, передаваемых телеграфным ключом. Нехитрая кодировка, направление и схожесть сигналов позволяла маскировать настоящую работу в эфире под помехи и сбои и, соответственно, обманывать «слухачей» противника. Правда, недолго, поскольку те наверняка использовали сканирующие программы, и наметившееся изменение радиосигнала со временем могло быть обнаружено. Обнаружено и распознано, со всеми вытекающими. Однако сегодня осторожничать не стоило, важность задачи перекрывала всякий возможный риск.
Как понял Марик, сообщение с базы от Ольги оказалось неутешительным – команда других бойцов, действующих, по словам майора, на северном участке, на связь так и не вышла. Что с ними произошло, было неясно, но в нынешних раскладах предполагать стоило либо гибель группы, либо ее пленение. Что, в принципе, почти одно и то же - ждать милости от врагов не приходилось. Ну а говоря сухим языком штабных, возможная потеря второй группы планом учитывалась, но, как наихудший вариант, поскольку в этом случае отряду приходилось действовать в одиночку, без возможной поддержки с другого направления. Однако майор, видимо, этого языка совсем не знал, поскольку попросту промолчал. Промолчал минуты четыре, откинувшись на спинку водительского кресла и тупо уставившись в одну точку где-то за лобовым стеклом. А очнулся лишь после того, как Макарыч тронул его за плечо. Вздрогнув от прикосновения, Бойко медленно протянул руку к замку зажигания и повернул ключ. Машина легко завелась, и спустя пару секунд колонна, возглавляемая коробкообразным «G500», вновь двинулась к намеченной цели.
Напряжение спало примерно через час. К этому моменты кварталы, застроенные многоквартирными домами, остались позади. Теперь дорогу окружали некогда ухоженные сады, потерявшиеся в зарослях сорняков. Время от времени среди буйной растительности мелькали покосившиеся щитовые домики и их более добротные собратья, выстроенные из кирпича или бруса. Иногда попадались целые «дворцы» в три-четыре этажа с колоннами и балкончиками, издали напоминающие классические беседки, «увитые плющом и виноградом». Вблизи этот самый «плющ» действительно был похож на плющ, но вот «виноград» тому же Кацнельсону казался просто разросшимся до неприличия фикусом. Ему, сугубо городскому жителю, регулярно поливающему цветы на окне и потому считающему себя опытным растениеводом, оставалось только морщиться при виде очередного шедевра деревенской флористики. В отличие от офигевающего Марика, сельчанину Барабашу садово-парковые красоты были по барабану. Макарыча интересовала более насущная проблема. После выпитого в ангаре чая ему нестерпимо хотелось облегчиться, да так, что даже майор не смог не заметить страданий бывшего мехвода. Остановив машину перед небольшим мостом через заболоченную речку, командир отряда вышел наружу и, переговорив с выглянувшим из танка сержантом, разрешил, наконец, бойцам справить естественные нужды.
После команды Барабаш опрометью метнулся … или кинулся … или бросился… Хотя нет, на самом деле старый мехвод никогда бы не позволил себе куда-то бросаться, тем более по столь незначительному поводу. Конечно же, опрометью метнулся только Синицын, а Макарыч… Макарыч солидно прошествовал к ближайшим кустам. Особой стеснительностью красноармейцы не отличались и потому, не пытаясь забраться вглубь сорнякового царства, остановились сразу за обочиной. С крыши «автобуса» их страховал Бойко, другую сторону контролировал Кацнельсон, так что неслышно подкрадывающихся врагов опасаться не стоило. Сидящий на башне Винарский с интересом наблюдал и за дорогой, и за товарищами. Ему отчего-то было смешно. Густой кустарник, темная лента шоссе, автомобиль, танк и пятеро вооруженных людей на фоне клонящегося к горизонту солнца. Мирная сельская идиллия уходящего дня.
Однако через пару минут возвышающиеся над зарослями головы красноармейцев внезапно исчезли из вида. Лишь по шевелению растительности насторожившийся сержант определил, что два мехвода сначала разошлись по дуге, а затем быстро рванули навстречу друг другу. Недолгая возня в кустах и громкий мат Барабаша причину странного поведения бойцов сразу не прояснили. Причина эта выяснилась позже. Тогда, когда сама вышла на дорогу с поднятыми руками. Правда, не по доброй воле, а подталкиваемая в спину стволом автомата.
- Ты хоть дело-то сделать успел? – поинтересовался сержант у ухмыляющегося Макарыча. Тот поднял вверх большой палец.
- Ну, тогда я за ПЕХОТУ спокоен, - продолжил Винарский, получив в ответ сердитый взгляд бывшего, увы, теперь уже бывшего мехвода.
Человек с поднятыми руками был слегка помят, то ли от природы, то ли по результатам задержания. Барабаш с Синицыным, наоборот, выглядели как коты, объевшиеся сметаны. Ну, конечно, не каждый же день лазутчиков по кустам ловишь. Подтолкнув пленника к автомобилю, Макарыч отошел в сторону, предоставляя Бойко возможность приступить к допросу. Задержанный сделал пару шагов вперед и остановился в пяти метрах от джипа. Одет он был почти так же, как и майор, в камуфляжную куртку и высокие ботинки. Только погон у него не было, и головной убор, видимо, где-то потерялся. Голову свою человек держал опущенной.
Отвернув в сторону пулемет, майор с интересом оглядел пленника, продолжающего упорно смотреть себе под ноги.
- Здорово, Тарас! – голос Бойко заставил задержанного встрепенуться. Он поднял голову и с изумленным видом уставился на ухмыляющегося майора.
- Васильич?.. Ну, здорово… коль не шутишь.
- Не ожидал? Руки, кстати, можешь опустить.
Пленник осторожно опустил руки.
- Откуда таких архаровцев раздобыл, майор? Голову мне чуть не оторвали…
- Где взял, неважно. Пока неважно. А вот ты-то каким макаром здесь оказался?
- Каким, каким, - пробурчал задержанный, массируя шею. – Посмотреть хотел, что тут будет. Знаешь ведь, какая должность моя.
- Должность твоя мне известна, - усмехнулся Бойко. – Ладно, садись в машину. Из первых рядов все увидишь, в подробностях.
- Может, тогда и оружие вернешь? А то неуютно как-то. Прямо… голым себя чувствую.
- Извини, Тарас, оружие твое при мне останется. Пока. А вообще, чувствовать себя голым, когда на тебе «броник», как минимум, третьего класса - это, знаешь ли, почти извращение.
Пленник хмыкнул, но ничего не сказал, лишь поправил ворот у куртки, прикрывая виднеющийся под ней бронежилет. Бойко же спустился вниз, вылез из внедорожника и указал Кацнельсону на задержанного. Марик кивнул и, вскинув автомат, сопроводил человека в камуфляже к машине. Убедившись, что попыток удрать «пленный» не предпринимает, он усадил Тараса на переднее сиденье, а сам устроился сзади, внимательно следя за пассажиром.
- Это все? – спросил майор у Синицына, когда тот передал командиру изъятые у пленного небольшой бинокль и пистолет.
- Все, товарищ майор.
- Н-да, негусто, - пробормотал Бойко, повертев в руках бинокль.
Тем временем сержант, который слышал весь разговор майора с неизвестным, спрыгнул с брони и подошел к бойцам.
- Знакомый ваш? – поинтересовался он у Бойко.
- Знакомый, - вздохнул майор. – Свиридяк. Тарас Степанович. Замначальника нашего Особого отдела.
- Тогда в чем проблема? – удивился Винарский.
- Проблема? А черт его знает. Мутный он какой-то. Вроде бы наш, а вроде и сам по себе. Когда-то он в аэропорту служил, по части безопасности. А как катастрофа случилась, пропал куда-то. Три года назад у нас появился. И оперативник вроде неплохой, и командование ему доверяет.
- Доверие – это да, штука важная, - подтвердил сержант.
- Важная, конечно. Да вот не нравится он мне, и хоть ты тресни. На Ольгу дело завести пытался, якобы, за самоуправство. Хотя… на последнем Совете он единственный меня поддержал. Раньше всегда за оборону стоял, а тут… Впрочем, ладно, посмотрим. Оставлять его здесь нам не с руки, так что с собой возьмем, а там, глядишь… может, и ошибался я насчет него, – Бойко едва слышно чертыхнулся, затем сплюнул под ноги и громко скомандовал. – Ну все, парни, хватит лясы точить, поехали… Да, и не забудь, сержант. Выходишь на рубеж атаки, сразу включаешь ПУ и передаешь сигнал «три тройки». Понял?
- Понял, товарищ майор. Не забуду.
Бойцы разошлись по машинам. Правда, прежде чем начать движение, майор провел еще один сеанс связи. С базы пришло подтверждение, что возле канала что-то происходит. Что именно, было не совсем ясно, но какое-то оживление там, тем не менее, присутствовало. Видимо, противник все-таки проявился и обнаружился именно там, где его ожидали. Медлить было нельзя и колонна поехала дальше.
За речкой отряд разделился. Джип покатил по шоссе, а танк ушел вправо и, прикрываясь лесополосой, двинулся параллельно дороге. Его силуэт поначалу мелькал между деревьев, но где-то через километр густой подлесок и заросли сорняков полностью скрыли тяжелую машину от посторонних взглядов. «Ну что ж. Отлично», - подумал майор. – «Теперь можно начинать».
- Как действовать собираешься? – поинтересовался Тарас.
- Увидишь, - ответил Бойко, не отрывая глаз от дороги.
- Не боишься, Васильич, что грохнут нас на подходе?
- Вот это вряд ли. Машина знакомая, сразу стрелять не начнут и ладно. Хотя… боюсь, конечно. Но нам не привыкать. Нахальство, оно, знаешь ли, второе счастье.
- В нахалку, значит, пойдешь? Ну-ну.
- Ага, баранки гну. Ты, Тарас, лучше приготовься, как следует. Команду дам, из машины сразу выпрыгивай. А то, не ровен час, подстрелят тебя, как оправдываться буду?
Тарас хмыкнул и вновь замолчал, уткнувшись взглядом в боковое стекло.
До рощи перед каналом машина доехала без происшествий. А у последнего поворота из кустов вылез какой-то мужик с автоматом и, почесываясь, вразвалку подошел к внедорожнику.
- Вы-то откель здесь? – хмуро поинтересовался он в чуть приоткрытое окно, заодно пытаясь разглядеть сквозь затененные стекла, кто еще сидит в машине.
- Откель, откель? Отсель, - грубо ответил майор. Погоны на его плечах вопрошающий рассмотреть не мог, а куртки водителя и пассажира совершенно не отличались от стандартных «бандитских». – Не знаешь что ли?
- А мне не докладывают, - проворчал стоящий у окна. – Развелось тут начальников, слова им не скажи. И, вообще, какого хрена опаздываете? Все уже собрались, начинают, так что пошевеливайтесь давайте… Да, а Михась, он что, не с вами?
- Михась? – хохотнул Бойко. – Бабу себе Михась надыбал возле Конного. Развлекается щас.
- От же ж гад! – восхитился часовой. – Везет ему. Слухай, а, может, и меня опосля с собой захватишь? Ну, когда взад поедете.
- Сам туда иди, - отмахнулся майор. – Там пятеро в очередь стоят, без тебя разберутся.
- Охо-хо, - погрустнел бандит и, вяло махнув рукой, побрел обратно в кусты.
- Да уж, - пробормотал сидящий сзади Барабаш, когда незадачливый часовой отошел к обочине. – Совсем службу не знают уроды.
- Повезло, - констатировал Бойко, нажимая на педаль. – Ну что, все готовы?
- Готовы, - отозвались бойцы, опуская вниз стекла задних дверей.
Взвизгнув покрышками, машина рванулась вперед. Сразу за рощей майор, уже получивший к тому времени сигнал от сержанта, повернул руль вправо и через минуту джип вылетел на открытую площадку. Слева, прямо возле канала рычали моторами несколько тентованных грузовиков. Перед ними, выстроившись в две шеренги, стояли люди, с оружием, в «городском» камуфляже. Общим количеством не менее сотни. Справа у стены длинного здания примостилась невысокая грубо сколоченная трибуна, с которой что-то вещал собравшимся человек в черном мотоциклетном шлеме. А чуть дальше на угловатой каменной глыбе возвышалась огромная бетонная статуя. Солдат вермахта, в надвинутой на лоб каске, с примкнутым к ноге карабином. Возле постамента застыли два бронетранспортера, за ними небольшой вертолет и еще одна группа вооруженных бандитов.
- К бою! – скомандовал майор, резко развернув машину боком к площадке. Хищно оскалившись, он вскочил на сиденье и, выдвинув наружу пулемет, полоснул по толпе длинной очередью. Крупнокалиберные пули легко вскрывали асфальт, кузова грузовиков и доски трибуны. От попадающихся на их пути живых тел отлетали кровавые ошметки, а сами тела кучей валились на землю без какой-либо надежды подняться. Дробное пение «Утеса» поддержали ППШ Барабаша и Кацнельсона, поливающие свинцом разбегающихся в панике бандитов. Смертельный танец закончился через пятнадцать секунд вместе с опустевшей патронной лентой.
- Ходу! – сам себе приказал Бойко, соскальзывая вниз к рулю. Оживший мотор передал крутящий момент на колеса, и коробкообразный «Гелен», качнув задранным вверх пулеметным стволом, помчался вправо под прикрытие бетонной стены старого торгового центра. Главное теперь было успеть уйти за угол и увести за собой БэТээРы. Успеть, пока опомнившиеся «фаши» не очистят сектор обстрела и не поймают удирающую машину в прицелы тяжелых КПВТ, что стояли на вражеских бронетранспортерах.

[Цоккер]

с учетом зуммирования

Зумирования

[Владимир Тимофеев]

Зумирования

Хм. Ни разу не встречал, чтобы "зуммирование" писалось с одной "м".

[Цоккер]

Зумирования

Хм. Ни разу не встречал, чтобы "зуммирование" писалось с одной "м".

В словари это слово ещё не попало, поэтому сошлюсь на примеры образования подобных слов на основе односложных иноязычных корней.
Блик - бликовать, бликование
Кокс - коксовать, коксование
Кэш - кэшировать, кэширование
Лак - лакировать, лакирование
Шарж - шаржировать, шаржирование
Хром - хромировать, хромирование
Как видим, удвоение согласной отсутствует.
Так почему оно должно появиться в случае "Зум - зумировать, зумирование"?

[Алексей]

Словари: Ожогова, Ефремовой, Ушакова, словари инслов- "ЗуММер".(согласно инету)

[Цоккер]

Алексей
Сможете объяснить, какое отношение звуковой вибрационный сигнал (он же зуммер) имеет к изменению фокусного расстояния объектива (оно же зумирование)?

[Алексей]

Сергей, без обид только. Основываюсь на эту ссыль:http://www.cifoto.ru/45
"Под зуммированием понимается изменение фокусного расстояния при открытом затворе, без изменения точки съемки."
орф. сохранена. Может и заблуждаюсь.
Хотя на многих фотиках встречал надписи на объективах :Zoom, если не ошибся.

[Владимир Тимофеев]

---
- Гриша, не гони, - прокричал в шлемофон Винарский, когда танк в очередной раз подпрыгнул на ухабе.
- Есть, - отозвался Синицын, приотпуская педаль газа и переключаясь на пониженную передачу.
Скакнувшие обороты моторов через пару мгновений пришли в норму, машина дернулась, подтормаживаемая двигателями, но тут же выправилась и споро поползла по дороге, правда, уже чуть помедленнее, чем раньше. Однако даже на спокойном ходу мехвод умудрялся ловить буквально все попадающиеся на пути ухабы… или ямы, тут уж с какой стороны посмотреть, вновь и вновь заставляя сержанта тихо материться сквозь зубы. «Ох, ядрена-матрена, никогда не думал, что так трясти может. Ну, Гриня, ну, лихач чертов…», - думал танкист, в очередной раз ударяясь о налобник командирского перископа. - «Слава богу, хоть чисто все». Башня «семидесятки», возвышающаяся над разнотравьем, то подпрыгивала наружу, то исчезала в море сорняков, густо облепивших пологие склоны невысоких холмов, уходящих волнами в сторону Волги. Саму реку сержант разглядеть не смог, сколько не пытался. «Ну и ладно, успею еще насмотреться». Лесополоса заканчивалась, переходя в небольшую рощу, за которой, по словам Бойко, должен был находиться противник.
- За ходовой следи! – снова проорал Винарский мехводу. – Медленнее, медленнее! Стук слышишь? Так вот пока он наружу не вышел, ты - водитель. А вот коли ты фрикционы спалишь или клапана прожжешь нафиг, то ручками своими танк под корму толкать будешь. Или тащить, как бурлак на Волге. Понял?
- Понял, - пробурчал Синицын. Как ни странно, после устроенной командиром встряски он действительно повел танк плавнее. Хотя, возможно, что это ему просто почудилось. А, может, дорога, еле-еле просматривающаяся сквозь смотровой прибор, внезапно стала чуть более ровной.
- Стоп, - скомандовал сержант, упираясь ногами в плечи мехвода. – Рощу видишь?
- Неа, - с двухсекундной паузой ответил Григорий. – Траву только.
- Ладно. Главное, что я ее вижу. Значит, так. Я говорю, ты выполняешь. И не дай бог, дернешься куда. Все ясно?
- Ясно, товарищ сержант.
- Ну, все. Поехали.
На самом малом ходу Т-70 осторожно двинулся вперед. «Левее. Еще…Стоп…Прямо… Направо, да не рви, мать твою…Хорошо. Стоп. Влево давай…». Грише казалось, что команды, отдаваемые сержантом, проникают прямо под черепную коробку. И не было ни единой спокойной секунды, даже для того, чтобы стереть пот, потоками льющий из-под шлема. Сквозь триплекс и застилающую глаза пелену виднелись только разбегающиеся в стороны стебли травы и темные тени, отбрасываемые стеной пламенеющих закатом деревьев. Счет времени молодой водитель потерял то ли на пятом, то ли на седьмом рывке. По его мнению, с начала движения прошел уже, наверное, час, или два, а, может быть, и все восемь. Но вот, наконец: «Все. Стоп». Долгожданная команда сержанта колоколом ударила по ушам, гулким звоном отдаваясь в сознании и принося избавление от того напряжения, что только и удерживало руки на рычагах последние три поворота. «Молоток, Гриша. Стоим, ждем трамвая». - «Надо же. А командир еще шутить может. Вон, даже про «три тройки» не забыл». Через пару минут отдающие в висках рваные удары сердечной мышцы стали понемногу затихать, уходя туда, куда им и положено – в грудную клетку. «Фух, отпустило вроде». Но отдохнуть подольше мехводу не удалось.
- Ну что, Гриня, покажем гадам хрен да малэнько?
- Угу, покажем.
- Тогда по-нес-ла-а-ась, родимая!
«Дзыньг!», - стреляная гильза упала на дно боевого отделения. Танк слегка вздрогнул от гулкого выстрела сорокапятки, и у Гриши заложило уши. А через пять секунд еще раз. «Дзанг!».
- А-а, с-суки! Получили! – по радостному возгласу сержанта Синицын понял, что по крайней мере один из снарядов нашел свою цель.
После четвертого подряд выстрела снаружи захрустело, застучало, забумкало, а потом на башню что-то упало.
- Ага, бревнами, значит, кидаетесь, - прокричал Винарский. – Хорошо! Гриша, назад малым…Та-ак, стоим! Теперь левее, за бугор. На запасную встаем! Видишь?
- Вижу! – заорал Синицын.
На этот раз он и вправду всё рассмотрел и, кажется, понял, куда следует вести тяжелую машину. Налево, вдоль опушки, прикрываясь высоким бруствером придорожного отвала. Туда, где редкие просветы терялись среди густых зарослей какой-то лохматой травы, а взметающиеся тут и там зонтики белесых соцветий неплохо маскировали земляные распадки.
И хотя старая позиция в одной из ложбинок была хороша, сменить ее все же стоило. На всякий случай. Ведь, как объяснял майор, установленные на «фашистских» БэТээРах пушечки, несмотря на сверхмалый калибр, вполне способны были пробить броню легкого танка, причем не только тонкие борта, но и, при некоторой доле везения, лоб, и даже башню. А противник боеприпасов не жалел и, пытаясь нащупать врага, почти безостановочно лупил из своих скорострелок по роще, кустам и насыпи. Видимо, срезанные легкими снарядами верхушки деревьев, ветки и комья глины как раз и обстучали броню «семидесятки», как бы намекая на то, что риск попасть под раздачу не так уж и мал. Сержант рисковать не захотел и потому, как и положено по уставу, приказал сменить огневую позицию.
На новом месте обзор был чуть получше. Даже через прибор мехвода. По крайней мере, поле боя Гриша сумел разглядеть. Грунтовая дорога, потом столбы непонятного забора, затянутого крупноячеистой сеткой, очень похожей на панцирную. Дальше шла широкая замощеная бетонными плитами площадка. Расходящееся углом массивное двухэтажное здание прямо по курсу разделяло ее на две неравные части. Причем правая часть строения сплошь состояла из стекла, местами, правда, побитого. Еще правее возвышалось некое подобие башни, соединенное с основным зданием ажурным переходом. И вот перед этой самой башней под козырьком входа стоял изрешеченный пулями «Гелендваген» майора, а у стеклянной стены горел восьмиколесный БТР. За ним прятался еще один такой же и вовсю пытался поразить невидимого противника. Впрочем, безуспешно. Град 14,5-миллиметровых пуль, по убойной силе вполне сопоставимых со снарядами автоматических пушек второй мировой, резал листву метрах в двухстах правее позиции «семидесятки».
- От, чудила, - зло прокомментировал Винарский действия вражеского башнера. – В белый свет, как в копеечку…Ну, на тебе! Получи, гад!
Бронебойная болванка улетела в сторону врага и, скользнув по едва выступающей из-за горящей машины корме, ушла вверх и влево. Осколки стекла и обломки стального фахверка бодро посыпались со стены на бетон. Выпустив облако сизого выхлопа, напуганный рикошетом броневичок дернулся вправо и выполз из-за полыхающего собрата, одновременно разворачиваясь лбом к роще. По всей вероятности противник решил, что стрельба по нему ведется с другого фланга, и потому попытался вновь укрыться за дымом и броней подбитого БэТээРа. И опять ошибся – теперь он был перед танкистами, как на ладони.
- Молодец, дурик! – еще раз восхитился сержант и, слегка довернув орудие, влепил снаряд прямо под низенькую башню вражьей машины. Лобовая проекция и расстояние в триста-четыреста метров не стали для 45-миллиметрового подкалиберного серьезной проблемой. Броневик вздрогнул от удара и, как сказали бы записные остряки, «совсем потерял голову», а после следующего выстрела еще и «копыта отбросил», точнее, колеса.
- Все, Гриша. Хорош прятаться. Выползаем, - скомандовал Винарский мехводу, и через пару секунд советский легкий танк, перевалив через земляной бруствер, вырвался на оперативный простор.

[Владимир Тимофеев]

---
- Все из машины! – проорал Бойко. Ухватив СВД, он нырнул в раскрытую дверцу и тут же перекатом ушел вбок к капоту. Барабаш с Кацнельсоном выпрыгнули с другой стороны и укрылись за колесами внедорожника, выставив наружу стволы автоматов. Последним из авто выскользнул безоружный Свиридяк, приземлившись рядом с Макарычем. Через секунду, другую, убедившись, что все целы, а оба автомата направлены туда, куда нужно, майор, державший до того на прицеле угол двухэтажного здания, быстро вскочил и метнулся к ржавой стальной двери под массивным козырьком, опирающимся аж на четыре колонны. Выхватив из кармана разгрузочного жилета какой-то небольшой похожий на кусок пластилина комочек, он прилепил его к тому месту, где должен располагаться дверной замок. Вставив в заряд короткую трубку и дернув за шнурок, Бойко спрыгнул с невысокого крыльца и схоронился за здоровенной бетонной чашей, доверху наполненной землей.
- За колонны! Быстро!
Услышав команду, бойцы без раздумий рассредоточились за квадратными каменными столбами, подпиравшими конструкции козырька. Негромкий хлопок полусотни грамм взрывчатки практически совпал по времени с очередью из крупнокалиберного пулемета. Появившийся из-за угла вражеский БТР решил, видимо, таким странным образом обозначить свое присутствие на поле боя. Выход на манеж у него почти удался. Смертоносный ливень, прошедший по стене, колоннам и стоящему у крыльца автомобилю, с головы до ног обсыпал бойцов осколками стекла и камня, и еще плотной пылью, забивающей глаза и уши. И хотя серьезно никого не задело, но все равно, хорошего было мало. Майору рассекло бровь, Барабаша сильно шарахнуло камнем по коленке, а оглушенный Свиридяк очумело тряс головой в тщетной попытке вытолкнуть из ушей невидимую вату. Больше всех не повезло Кацнельсону. Сам-то он не получил ни царапины, но вот его автомат…
Его автомат можно было смело сдавать в металлолом. Шестидесятиграммовая пуля со стальным сердечником, словно кувалдой, шарахнула по новенькому ППШ-41, превратив его в аналог модной «бульдозерной» инсталяции второй половины 20-го века. Марик, конечно, никогда не видел подобных «шедевров» и даже не подозревал об их существовании, но при взгляде на свое изломанное оружие моментально ощутил неукротимое желание дать в морду мастерам «высокохудожественного» эпатажа. Ей-богу, лучше бы они оказались мастерами художественного свиста и сумели бы вовремя насвистеть бойцу мысль о том, что думать стоит до, а не после, и мозгами, а не, прости господи, другим местом. Ну, вот на кой черт надо было размахивать автоматом над головой, и на хрена потом бросаться в машину. Ах, за винтовкой? Ну да, конечно, причина уважительная. Макарыч не успел даже рот раскрыть, чтобы остановить слишком шустрого красноармейца. И все бы, наверно, закончилось для бойца весьма печально, но, видимо, прав был Серафим Барабаш, когда спустя пару секунд покрутил пальцем у виска и пробормотал: «Везет же дуракам…». Поскольку в тот момент, когда Марик запрыгивал в салон разбитого джипа, БТР напротив неожиданно бумкнул, вздрогнул и прекратил стрельбу. «Молодец, сержант! - еле слышно прошептал майор. – Вовремя!».
Досматривать до конца поединок легкого танка с двумя бронетранспортерами бойцы не стали, резонно решив, что мухачам в дуэль тяжеловесов лучше не встревать – зашибут и не заметят.
- Внутрь давай! – приказал Бойко, поднимаясь из-за каменной клумбы и указывая на открытую взрывом дверь. Повисшая на одной петле стальная створка препятствием больше не являлась, и Макарыч, Тарас, а за ними счастливый Марик с трехлинейкой быстро заскочили внутрь, подальше от неприветливых вражеских пулеметов. Четвертым в похожее на башню здание вошел майор, глянув напоследок на полыхающий БТР. «А танк все ж посильнее будет. Особенно, когда спрятался хорошо».
За дверью и коротким тамбуром начиналась лестничная клетка, ведущая, по словам Бойко, на верхнюю площадку, с которой можно было контролировать почти всю округу. Прогрохотав по ступеням три пролета, майор вдруг остановился и хлопнул себя по лбу.
- Так, парни. Давайте наверх, по-быстрому… Сейчас я тут большой барабум делать буду, - пояснил он с ухмылкой.
Когда бойцы, не сговариваясь, рванули по лестнице, Бойко спустился на этаж ниже, вытащил из карманов разгрузки два плоских брикета, напоминающих куски размякшей серовато-оранжевой глины, слепил их вместе и пристроил на косоуре второго марша. Вставив запал, майор рванул шнур и помчался наверх догонять красноармейцев и особиста. Настиг он их на последней площадке, возящихся с дверью, ведущей на техэтаж.
- Противопожарная. У нее обшивка тонкая, - крикнул Бойко.
Сообразительный Марик тут же несколько раз с силой ткнул штыком в район замка, а потом, добавив прикладом, выбил запорный механизм. Влетев через распахнувшуюся дверь в просторное, но захламленное и заваленное мебелью помещение, бойцы подскочили к оконным проемам и замерли возле простенков. Стекол на окнах не было, так что выбивать больше ничего не требовалось. Осторожно выглянув наружу из-за откоса, майор радостно сообщил:
- А сержант наш молоток. Обоих гадов приголубил, - потом посмотрел на часы и добавил уже с досадой. – Черт! До сих пор не рвануло! Странно.
- Может, детонатор упал или бракованный попался? - заметил Кацнельсон.
- Может быть, может быть, - пробормотал Бойко. – Однако, проверить надо.
- Давайте я, - подал голос Барабаш. – Где там ваши взрыватели?
Майор с сомнением посмотрел на затянутую бинтами руку Макарыча, но потом все же решился и, вынув из кармана еще одну короткую трубку запала, передал ее бойцу.
- Справишься? Это последний, других нет.
- Не впервой. Поясните только, как с ним работают.
- Все просто. Вдавливаешь острым краем в шашку и дергаешь шнур. Дальше реакция сама пойдет, химическая. Секунд двадцать у тебя будет. Понял?
- Понятно. Разрешите выполнять?
- Давай, ни пуха тебе, - напутствовал его майор и сам же чертыхнулся, срывая с головы гарнитуру ПУ. – Черт, глушилки включили… гады!
- Ничего, как-нибудь перетерпим, - засмеялся Барабаш, потом тоже снял наушники и, махнув напоследок рукой с зажатым в ней детонатором, быстро вышел из помещения. Через пару десятков секунд он дохромал до первого этажа, осторожно проскользнув мимо разбитых окон, со стороны которых раздавался треск беспорядочных очередей, сдобренных какими-то глухими разрывами.
Найдя прилепленную к несущей балке взрывчатку, Макарыч аккуратно воткнул запал в тягучую глинообразную массу. Судя по небольшой вмятине на верхнем брикете, прежний детонатор действительно отвалился, и потому старый мехвод постарался вонзить трубку наискось и поглубже. Для полной гарантии, чтобы уж точно не выпала. С удовлетворением оглядев «адскую машинку», Барабаш сжал кончик запала непослушными пальцами сломанной левой руки, поморщился от отдающей в плечо боли и резко дернул за свисающий с трубки шнурок. Во взрывателе что-то зашипело, и мехвод, отпрянув от заряда, с максимально возможной скоростью бросился вверх по лестнице.
На последней ступеньке второго марша он споткнулся и чуть было не приложился носом о выступающий из стены подоконник. Вскочив на ноги и невольно глянув в окно, Серафим не смог сдержаться и злобно выругался. Из соседнего здания кто-то ожесточенно палил вверх, по позициям красноармейцев, а к башне, огибая справа дымящиеся БэТээРы, бежали несколько человек с короткими автоматами. «Черт, успеет рвануть или нет? Вроде секунд пятнадцать осталось…Тикать надо, а то и меня, б…, накроет». Оценив обстановку, мехвод уже было собрался продолжить свой бег по лестнице, но тут совершенно случайно, буквально краем глаза, зацепил еще одного «фашика».
Присев на одно колено с длинной трубой на плече, бандит что-то тщательно выцеливал, прикрываясь бетонной колонной. Пройдя взглядом по предполагаемой директрисе стрельбы, Серафим похолодел. Воображаемая линия упиралась в его родную «семидесятку», медленно ползущую к месту разгорающегося сражения. «Ох, ты ж, мать твою! Как там майор эту хрень называл? РПГ, что ли? Ну, сучий потрох, выходит, задержаться надоть. Негоже командира в беде бросать». Оперев ППШ цевьем на раму, мехвод пустил пару коротких очередей в сторону гранатомётчика. Пули прошли чуть выше цели, задев колонну над головой врага. Однако и этого оказалось достаточно. Бандит от испуга грохнулся на задницу и инстинктивно нажал на спусковой крючок. Огненная струя ударила в бетон позади вражеского стрелка, а вылетевшая из трубы граната дымной полосой прочертила небо и, воткнувшись в какой-то торчащий из земли щит, разнесла его на куски. «Хрен тебе с маслом, а не танк, придурок! На добрую сотню метров промазал», - мысленно ухмыляясь, заключил Барабаш. Но порадоваться удаче не успел – его заметили. Заметили и, не раздумывая, открыли огонь.
Взрывающиеся под свинцовым градом стены окатили мехвода волной каменной крошки. Оконную раму попросту вынесло, а откосы оголились почти до кирпича. Здоровенный кусок штукатурки ударил по голове, сбивая каску. Упавший на пол боец взвыл от боли в руке и колене, попытался подняться, но, не сумев это сделать, пополз, подволакивая ногу, обратно к окну. «Все, отыгрался хрен на скрипке. Теперь уже никуда не уйду», - эта простая мысль отчего-то успокоила Макарыча. И спешить было некуда. «Ну и ладно. Зато помрем с фейерверком». Выставив наружу автомат, он выпустил туда все оставшиеся в диске патроны. Шипящий детонатор коротко хлопнул. «Вот теперь точно всё». Звук от взрыва накатил позже, но Серафим его уже не услышал.
Ударная волна разошлась по пролетам. Стены вздрогнули, освобождаясь от лишнего груза. От балок, ступеней, площадок, от всего лишнего. И всё это, некогда построенное людьми, теперь обрушилось на них, погребая под руинами. Хотя, стоит ли называть людьми тех, кто находился в эту секунду на лестничной клетке? Наверное, стоит. Но лишь одного. Того, кто лежал сейчас перед окном и прижимал к груди свою забинтованную руку.
---
Фрицу Лямке в августе 2015-го исполнилось сорок семь, но возраста своего он почти не ощущал. И ночные кошмары, в отличие от дедушки Ганса, его совершенно не мучили. Никогда. Наоборот, здоровый образ жизни, умеренные физические нагрузки и уверенность в завтрашнем дне гарантировали приятные сновидения. Иногда весьма и весьма, хм, фривольные. Нет, в реальной жизни он себе ничего такого не позволял. Эльза бы из него всю душу вытрясла, даже за одну только мысль о чем-то эдаком. Да, в принципе, и сам Фриц не был готов к излишествам. Ведь мало ли что можно подцепить от подобных приключений. Вон, капрал Фишер еще в девяносто третьем позабавился в Сомали с двумя черномазыми красотками, и что? Десять лет потом лечился, а толку чуть, так и остался на всю жизнь инвалидом безносым. Нет уж, для настоящего мужчины есть в жизни лишь три достойных занятия – бизнес, война и политика. А девки, дети, семья, книжки там всякие, танцы-шманцы – это так, суета.
Дед, которого Фриц совсем не помнил, в политику никогда не лез, однако в бизнесе преуспел и оставил после себя вполне приличное наследство. Правда, в конце ноль восьмого почти все активы, вложенные в нефтехимию, пошли прахом. Максимилиан Лямке, папаша Фрица, не смог пережить этот удар и через пару недель после краха на франкфуртской бирже помер от инсульта. Младший Лямке думал недолго. Фирма «Лямке ГмбХ» сохранилась? Сохранилась. Долги остались? Остались – куда ж они денутся. Так нет ничего проще. Переведем весь долг на контрагентов из Восточной Европы. Раз поляки с украинцами еще не очухались, так пусть себе приобретают контрольный пакет вместе с долгами и радуются, что получили выход на немецкий рынок.
А рынок, еще недавно такой обширный, разваливался прямо на глазах. И не только рынок. Все социальные проекты свернули почти моментально. Дело дошло чуть ли не до уличных боев по всем городам Северной Германии, а заодно Франции, Италии, Британии, не говоря уж о разной мелкоте, навроде Скандинавии и Бенилюкса. Как ни странно, больше всех в Европе кризису обрадовались греки. Видимо, по причине того, что теперь они стали перебиваться с хлеба на воду не в гордом одиночестве, как раньше, а в компании с бывшими «благодетелями». Про Восточную же Европу, что совсем не удивительно, никто даже не вспоминал, впрочем, как и про весь остальной мир – кому они нужны со своими проблемами.
Кризисные годы Фриц пересидел в тихом баварском Пассау на австрийской границе. Настоящей границе, поскольку «шенген», так же как и «общеевропейское пространство», приказал долго жить. Фриц Лямке ждал. Ждал и дождался – к нему пришли. Те, кто вершил политику. Не сами, конечно, а их полномочные представители. Лямке и раньше ни на грош не верил тому, что катастрофа произошла случайно. А тут получил весомое подтверждение своим догадкам. Ведь еще в нулевые он числился штатным сотрудником одной частной военной компании, поддерживающей порядок в восточной Африке. В той ее части, где две никому неизвестные, но вполне платежеспособные фирмы неожиданно для многих решили засеять техническими сельхозкультурами несколько тысяч квадратных километров дикой саванны. Местным это не понравилось, но кто из нормальных людей будет слушать этих негров? Сказали – сеять, значит, сеять. И оказались правы. Биотопливо и биохимия – вот будущие столпы мировой экономики. И политики.
Видимо, и тот неудачный научный эксперимент, в результате которого все нефтяные поля мира в один прекрасный день оказались недосягаемы для человечества, произошел неспроста. Уж больно удачно все совпало. И пик потребления «черного золота», и сброс акций нефтяных компаний отдельными игроками за несколько месяцев до катаклизма. Кстати, высоколобые чудики из научных центров сполна расплатились за неудачу – многих из них без затей линчевали разъяренные обыватели. Даже не пытаясь разобраться, имеют ли бедолаги отношение к произошедшей катастрофе или просто под руку попались. Обвинительный вердикт выносили из принципа: раз умник, значит, виновен.
Сам Лямке до сих пор корил себя за то, что вовремя не проинтуичил и не вложил все свои деньги в драгметаллы, камушки и «новую экономику». Нет, кое-что у него, конечно же, оставалось – в африканской саванне платили неплохо, а с учетом контрабанды и реквизиций так и очень неплохо. На это кое-что Фриц прожил пять самых унылых и скучных лет своей жизни. Но в 2013-м черная полоса, наконец, закончилась, и теперь… теперь у него появился отличный шанс. Шанс высоко подняться над серой массой отупевших бюргеров. Ведь, по прикидкам неглупого немца, вся нынешняя геополитика сводилась к одному. Территории! Территории, пригодные для земледелия. Южную Америку уже поделили, Африку – тоже. Только про Азию «забыли». Временно. Три миллиарда китайцев и индусов сейчас вовсю бодались друг с другом и заботились исключительно о выживании, не сильно задумываясь о будущем. Но ничего, лет через двадцать дело дойдет и до них. А пока… пока на очереди оставалась Россия и ее ближайшие соседи.
…Счастливая карта пришла Фрицу тогда, когда он уже почти отчаялся. Его нашли и пристроили к делу. Послали, правда, не в давно знакомую Африку, а в варварскую Россию. И первая же курируемая им операция по «удобрению полей» нижнего Поволжья завершилась неудачей. Распыление «мирной» химии было прервано совершенно недопустимым образом - двумя ракетами из ПЗРК, выпущеными по транспортнику бундесвера какими-то местными отморозками. Однако Лямке повезло – подраненный «Геркулес» с руководителем акции на борту сумел совершить аварийную посадку в аэропорту города Волгограда. В тот день Фрицу впервые за долгие годы стало страшно, почти как дедушке в 1942-м. Самолет с подломленными шасси прополз на брюхе два с лишним километра бетонной полосы и остановился лишь, уткнувшись в старый ангар на самом краю летного поля. Свежеиспеченному немецкому оберсту пришлось даже менять штаны, впрочем, как и остальным членам экипажа. Особой стойкостью духа не отличился никто, а вот обмочились все.
Проштрафившийся Лямке готовился тогда к суровой выволочке, но вместо этого получил новую должность. Старший советник «фюрера» местной националистической организации. Возможно, в действительности начальство посчитало новое задание для полковника наказанием, но Фриц рассудил иначе. Предстоящее дело показалось ему очень и очень заманчивым. Объединить разрозненные шайки бандитов, организовать «добровольные» сельхозартели и постепенно, шаг за шагом, расширить территорию влияния. Как на север, так и на юг, и на юго-запад. Затем в течение пары лет убрать по-тихому нескольких губернаторов - здесь и в соседних областях, еще через год организовать какой-нибудь референдум, а дальше … Короче, овчинка выделки стоила. Точнее, конечная цель – карманное, практически не зависимое от Москвы квазигосударство, раскинувшееся между Черным и Каспийским морями, с ним, Фридрихом Максимилианом фон Лямке, во главе. Точнее, не во главе, в обычном понимании, а рядом с троном, в качестве тайного властителя, «серого кардинала» местных царьков. От подобных мыслей аж дух захватывало. А еще один плюс состоял в том, что на пути к «великой» цели можно было неплохо подзаработать. Тут интересы немецкого куратора довольно удачно сплелись с интересами одного из аборигенов. Руководителя так называемой «службы дознавателей охранных отрядов Степного Края».
Человеком шеф степной безопасности оказался весьма принципиальным. В том смысле, что принципы его выглядели простыми и понятными: «ничего личного, только бизнес». «Фюреров» он менял как перчатки при полном попустительстве иностранного советника. Зато бизнес процветал. Подбрасываемые с Запада медикаменты, оружие и боеприпасы транзитом уходили на Кавказ и в Среднюю Азию тамошним «борцам за свободу», заменяясь на месте кустарными поделками. А почти вся прибыль от гешефта оседала на счетах в надежных банках и тайных хранилищах. «Дурак», - думал Фриц про напарника. – «Жадный дурак и… идеальный глава будущего государства». С таким можно иметь дело. И до счетов он так просто не доберется, и с крючка не соскочит. При всем при этом главный «дознаватель» крови совсем не боялся, да и трусом, по зрелом размышлении, не был. В боевых операциях, в отличие от советника, участвовал и в отряды сопротивления внедрялся, причем часто лично и всегда успешно. В итоге его авторитет среди бандитов рос, а силы местных «красноармейцев» таяли буквально на глазах. Пожалуй, еще год, два, и можно будет снимать сливки с новой «банановой», пардон, «кукурузной» республики с Великим Президентом во главе. Но этот последний год стоило прожить с умом, не ввязываясь в серьезные авантюры. Хотя как можно отказаться от шальных денег и прибыли в пятьсот процентов? Никак. Вот и Фриц не смог.
Последняя бизнес-операция оказалась той самой авантюрой, за которую либо расстреливают без суда, либо награждают по-королевски. И предложил ее, к стыду Лямке, не он, а его напарник. «Памятник солдатам непобедимого вермахта на берегах Волги!». Начальники Фрица приняли эту идею на ура. Какой психологический эффект! Европейский порядок возвращается в дикую Московию! Но… об этом пока ни слова. Никому. Только один корреспондент из «правильной» газеты, плюс одна видеокамера. Да еще дедушку Ганса пришлось вынуть из нафталина и притащать сюда в качестве живого свидетеля тех давних событий. Правда, он с самого утра куда-то запропастился, видать, загулял на радостях, по местам, хм, боевой славы решил, так сказать, прошвырнуться. Ну да и черт с ним, в случае чего можно и без него обойтись. Жаль только, что с «корреспондентом» делиться придется – смета на строительство бронзового (ха-ха) пятидесятиметрового (еще раз ха-ха) монумента была хороша, умеют же русские из мухи слона вылепить. Но, как они же сами и утверждают, не подмажешь – не поедешь. «Что ж. Дам этому придурку два процента, и все будет абгемахт… Хотя… и одного достаточно… Да, решено, один процент и хватит с него, невелика фигура. Пусть снимает отчет для шефа. Главное, чтоб с нужного ракурса…».
…Вечером 18 сентября 2015-го года мысли удачливого «бизнесмена» витали где-то в эмпиреях. Он совершенно не слушал бубнеж очередного «фюрера», вещающего с трибуны что-то про свободу, демократию и мир во всем мире под добрым приглядом цивилизованных народов. Подобные речи опытный немец штамповал для туземных вождей пачками, по нескольку раз на дню. А сейчас он думал о другом, гораздо более важном деле. Фриц Лямке подсчитывал в уме дивиденды и размышлял о прекрасном будущем.
Вот только одно было невдомек немецкому полковнику и коммерсанту. Его русский напарник вовсе не был тем жадным дураком, каким всегда казался Фрицу. На самом деле, голова у «дознавателя» варила очень даже неплохо. А операция по установке и торжественному открытию памятника являлась всего лишь дымовой завесой для настоящей акции. Да-да. Акции опасной, но сулящей в будущем такие перспективы, что руководитель местной безопасности решил-таки рискнуть. И одним выстрелом убить сразу двух зайцев. Или даже трех. Во-первых, избавиться от надоедливого иностранного советника, который так удачно подсел на «золотую» иглу коммерции. Во-вторых, лишить отряды сопротивления самых непримиримых бойцов – утечку в стан врага организовал лично. Ну, а в-третьих… в-третьих, будет чуть попозже. Ведь уже через три месяца должны были состояться очередные губернаторские выборы, после которых, получив, наконец, формальные полномочия, он сможет достойно выступить перед всем миром в качестве прагматичного и вменяемого политика. То бишь, с помпой избавить население от террора бандитов и замириться, хотя бы на словах, с верхушкой местной «Красной Армии», благо, к такому повороту событий они уже почти подготовлены. А дальше – больше: «Господа, спешите видеть! Новое независимое государство Югороссия! Открытое и Западу, и Востоку! А во главе – Спаситель Земли Русской. Не меньше». Так что рискнуть действительно стоило. Рискнуть и не прогадать.
Да и кто мог помешать планам будущего диктатора? А никто не мог. Не было в этом месте и в этом времени такой силы. Хм, а если не в этом времени? Ну это, право, даже не смешно, господа-товарищи. Чудес не бывает.
Или бывает? В России ведь, знаете ли, с законами бытия всегда проблемы. А вот чудеса случаются регулярно. И грех забывать об этом. Особенно будущим Спасителям, Избавителям и прочим великим «-телям». Но, увы, они всегда такие забывчивые!